Что ж это за жизнь такая, все пытаются отравить мне существование.
Что-то спасает меня в последний момент от смерти для того, чтобы подвергнуть новым испытаниям.
Я устала.
Я хочу просто отдохнуть и ни с кем больше не спорить.
Я хочу, чтобы от меня ничего не требовали.
Чтобы жизнь продолжалась без меня.
Остановите Землю, я хочу сойти.
Я хочу прервать связь с остальными людьми. Для моей чувствительной натуры они слишком возбужденные и нервные.
Их занятия мне кажутся несерьезными. Они совершают какие-то поступки лишь для того, чтобы притупить свой страх. Никаких достойных целей у них нет.
Успех для них — это деньги, власть над людьми, животными и предметами. Они стремятся к привилегиям и почестям. Они хотят обладать машинами с кнопками, на которые смогут нажимать.
Они накапливают ненужное им добро только для того, чтобы стать богаче остальных.
А что, если бросить их?
А что, если оставить их подыхать, как они того заслуживают?
Я хочу спать.
Спать — вот что самое приятное в жизни. Во сне я встречаюсь с Кассандрой, с предками, с кармой, с интересными людьми, которыми я была когда-то.
Во сне я нахожу мир, из которого вышла.
Спать. Да, долго спать.
150
Ее трясут за плечо.
— Вставай, не время отдыхать! Надо бежать отсюда.
Нет, я лучше буду спать. Я так ослабела. Спать так хорошо.
— Нет, Царевна, открывай глаза! Просыпайся.
Спать.
— Я твой друг. Это я. Маркиз.
Надо же, Ким. Что он здесь делает? Нет, ты не друг. Ты — приятель. Приятель, человек, тебе приятный, слово происходит от древнеиндийского «priyas», что означает «милый, дорогой». Приятелю приятно разделить с тобой кусок хлеба. Надо в Искуплении хлеб печь. Когда вернусь, предложу. Раз уж они живут там первобытной общиной, то надо и печку для хлеба сложить. И у нас каждый день будет свежая еда. А когда-нибудь, может быть, и сладкие пирожки испечем. Да, разделим хлеб и пирожки. С приятными приятелями.
Кассандра чувствует, как кто-то тянет ее за руку, заставляет встать, дает пощечину.
— Пойдем, Царевна. Просыпайся.
Нет, дайте мне поспать, я не хочу спасать мир, я хочу просто отдохнуть.
— Пойдем!
Вы все можете подохнуть, мне наплевать.
— Да вставай же, уходить надо!
Кассандра приоткрывает глаза и пытается посмотреть на часы вероятности. Ее встряхивают еще сильнее, она моргает, видит распростертого на полу Филиппа Пападакиса и корейца с нунчаками в руках.
— Маркиз? — бормочет она.
— Прости за задержку, Царевна! Я знал, что ты здесь, я твои вещи в мусорном баке увидел, но тебя никак не мог найти. Подвал хорошо спрятан. Слава богу, этот кретин громко телек включил, я тогда только догадался.
Он понимает, что Кассандра слишком слаба, чтобы идти самостоятельно. Он закидывает ее руку себе на плечо и помогает ей выйти из подвала. Потом он закрывает Пападакиса в комнате, где комментатор продолжает громогласно перечислять соревнующихся лошадей. Они усаживаются на кухне директорского домика, и Кассандра соглашается проглотить немного пищи. Ни чипсов, ни ореховой пасты нет, поэтому она делает себе бутерброд из хлеба с маслом. Калории действуют, подобно допингу. Каждый съеденный кусок заряжает ее организм, словно электрическая батарейка.
— Ну ты не торопился, — произносит она с набитым ртом. — Я уже начала сомневаться, придешь ли ты когда-нибудь…
Кассандра видит в окно, что на улице ночь. Кухонные часы показывают двенадцать. Она потеряла всякое представление о времени.
— Пойдем отсюда, Царевна.
— Нет, — отвечает она. — У меня тут еще дела.
Она быстро натягивает мужскую одежду, найденную в шкафу, и показывает Киму направление, в котором они должны двигаться. Они идут в южное крыло школы.
Двое молодых людей входят в дортуар для детей-аутистов. Дети спят. Вокруг царит тишина.
Кассандра включает свет и обращается к проснувшимся от неожиданности детям:
— Подъем. Я должна вам сообщить нечто очень важное. Вам нужно выполнить очень серьезное задание.
Она хлопает в ладоши, чтобы стряхнуть с детей сон. Они приподнимаются на локтях и поворачиваются к девушке, недовольно ворча.
— Слушайте. Я такая же, как вы. И я тоже училась здесь. Вы видели в жизни лишь свою семью и потом эту школу. То есть вам, как и мне, знакомы лишь две искусственные среды. Вы похожи на животных из лабораторий и зоопарков. Но снаружи идет настоящая жизнь. Там есть мир людей и мир природы. Там вы встретитесь с теми, кто не станет лечить вас, а начнет обмениваться с вами информацией. Там вы сможете наконец понять, кто вы. Вот увидите, это лучший способ повзрослеть. Вперед! Вы свободны. Уходите отсюда!
Некоторые дети приподнимаются на кроватях, чтобы получше рассмотреть Кассандру. Другие вновь опускают головы на подушки. Никто не встает.
Они похожи на зверей из зоопарка, которые не могут жить на воле, потому что слишком боятся внешнего мира.
Кассандра вспоминает Жанну, кошку, поджаренную на вертеле в Искуплении. Домашнее животное, которое захотело свободы и погибло.
— Да, риск есть, — заявляет она. — Но жизнь и заключается в риске, в возможности проиграть и погибнуть. Если вы не рискнете, вы останетесь зомби. Начинайте сами руководить своей жизнью, или навсегда останетесь рабами.
Все дети опускают головы, прячутся под подушки и одеяла от света и тревожащего их голоса.
— Подожжем здание, — говорит Кассандра тихо, но решительно.
Вот что надо делать, чтобы выгнать животных из помещения, в котором им не нужно находиться, но откуда они бояться выйти.
— Я не уверен, что это хорошая идея, — отвечает Ким, испуганный таким чрезвычайным предложением.
— В первый раз в жизни доверься мне. Самое страшное для них — это прозябать здесь и оставаться во власти докторов, которые обращаются с ними с фальшивой осторожностью, словно с учеными обезьянами.
— Может быть, здесь есть и хорошие врачи. Твоя мать была великолепным ученым.
— Да, хорошие врачи есть, но только не в школе «Ласточки». И уж во всяком случае, к ним не принадлежит Пападакис. В этом я уверена.
Кассандра и Ким поджигают занавески.
Словно в замедленной съемке дети в конце концов вылезают из-под одеял, одеваются и выходят из дортуара более-менее организованной вереницей, в то время как их кровати одну за другой охватывает пламя.
Но Кассандра еще не успокоилась. Она забыла об усталости и чувствует в себе массу энергии. Она идет в подсобку за бензином и поливает им доски пола. Потом она говорит Киму, что точно так же следует действовать и в северном крыле.
Старое здание с деревянными полами и огромными перекрытиями в считаные минуты становится добычей рычащего и быстро распространяющегося огня, раздуваемого порывами ветра.
Юные пансионеры неподвижно стоят и удивленно смотрят на завораживающее и ужасающее их пламя.
Воспитатели школы мечутся среди криков, гудков сирены, толпящихся людей.
Как она часто делает в критические моменты, Кассандра отключает себе звук, чтобы сосредоточиться на изображении и стуке собственного сердца. Ким, забыв о минутных сомнениях, помогает ей и следует ее распоряжениям.
Я мщу за античную Кассандру. Трою пожрало пламя, сегодня сгорит деревня грека.
Вынырнувшая из мрака рука хватает Кассандру за шею. На нее бросается Виолен Дюпарк. Волосы у нее всклокочены, она в ночной рубашке, лицо искажено яростью.
И опять девушки катятся по земле. Стена огня окружает их и скрывает от посторонних взглядов. Сначала Кассандра, ослабевшая от усталости и недавних испытаний, уступает противнице, но затем, подключив внутренние резервы, собирает силы и наносит Виолен один-единственный удар кулаком в область горла. Та теряет равновесие, хрипит и валится с ног.
Девушка с большими светло-серыми глазами наклоняется и шепчет ей в ухо:
— Тебе нужно изменить имя. Виолен, насилие и ненависть — это слишком жестокие слова. С этого дня я нарекаю тебя Анжеликой[21]. Попроси всех отныне называть тебя так. Твоя жизнь станет другой.
Кассандра оттаскивает противницу подальше от огня и оставляет у входа в дом, где ее обязательно найдут пожарные.
Школа «Ласточки» пылает. Ветер относит огонь к домику директора, который тоже начинает тлеть.
— Надо вытащить Пападакиса, — говорит Кассандра.
— Ты шутишь? После всего, что он с тобой сделал!
— Я делаю это не для него, а для себя. Школа должна быть разрушена, поскольку ее создание — ошибка. Но люди, работающие в ней, ни в чем не виноваты.
Они вместе идут обратно к домику директора. Рядом ними падают пылающие балки. Показания на часах вероятности скачут с удивительной быстротой. С шестидесяти семи процентов они опускаются до двадцати двух, потом резко поднимаются до пятидесяти восьми. Кассандра полагает, что благодаря GPS-навигатору Пробабилис заметил, что она находится в самом центре пожара, но поступающая информация постоянно меняется.
Молодые люди спускаются в подвал, уже затронутый огнем, и освобождают Пападакиса из его подземной тюрьмы. Крики комментатора скачек за их спиной превращаются в победную песнь: «…необыкновенные скачки, как хотелось бы видеть такие почаще. Кажется, что животные бегут из последних сил, а лидер выложился весь, чтобы обогнать соперников…»
Филипп Пападакис уже почти задохнулся, но сердце его бьется. Молодые люди доносят его до тротуара и оставляют там. К месту происшествия прибывают первые пожарные машины. Кассандра и Ким торопливо уходят.
Неожиданно старый «рено-твинго» притормаживает рядом с ними. Передняя дверца открывается.
— Быстро залезайте! — говорит им водитель.
Внутри машины из полумрака выступает знакомое лицо: Шарль де Везле.