— Уранос, в прошлом они отвернулись от твоего дома, отбросили правление людей твоей крови, чтобы взять себе вождя по своему выбору — опять-таки выбору между добром и злом — и сделали его свободно. В матери-стране тебя ждет почет и подходящая служба. А ты говоришь — здесь, в этом месте, где кровь твоих близких все еще пятнает стены перед твоими глазами? Ты желаешь вести этот народ?
— Великий, ты много говорил о выборе в этой жизни и о результатах такого выбора. Хотя я Солнцерожденный, но я из этой страны, я делю ее с этим народом. Так что мой выбор — идти с ними, и это свободный выбор. И я приму все, что он принесет.
Меч Ре Му поднялся высоко в воздух, опустился и слегка коснулся правого и левого плеча Ураноса. Затем Му повернул лезвие к себе и протянул рукоять, а Уранос поцеловал ее.
— Слушайте хорошенько, люди Атлантиды! — начал Правитель. — Я ставлю перед вами такого вождя, какого у вас не было с тех времен, когда здесь была прекрасная, чистая страна. Он из Солнцерожденных, но так же и из Атлантиды, атлант из атлантов, а не иноземный завоеватель. И я говорю вам: дорожите им и повинуйтесь ему и будьте верны такому выбору.
Уранос, Посейдон Атлантиды, клянешься ли ты создать еще раз жилище Пламени, вести свой народ в свет, воюя с Тенью и всеми ее легионами, держать закон и справедливость под Солнцем, быть мечом и щитом для матери-страны в час ее нужды?
— Клянусь в этом на Пламени за себя и за свой народ, Великий.
Он второй раз поцеловал рукоять меча Ре Му, встал и повернулся лицом к ожидающим внизу.
Люди молчали, но, когда он спустился по ступеням храма, стали проталкиваться вперед. Некоторые падали на колени и целовали его руки и край плаща.
Окруженный людьми, он еще раз повернулся к трону, находившемуся теперь над ним.
— Мы повинуемся приказам, данным нам, и к заходу солнца мы уйдем, — сказал ом.
Рябь еще раз пробежала по площади, и Рей подумал, что люди готовятся разойтись. Но еще раз загремели барабаны, и это остановило их. В наступившей тишине Ре Му заговорил снова:
— Люди Атлантиды, вы пришли на суд. Теперь вы тоже будете судить. Что вы хотите сделать с этим человеком?
Мурийцы у трона расступились, мимо них прошел отряд стражников. В середине его был Хронос, белый, с дергающимся лицом, с трясущейся головой. Стражники почти тащили его.
В толпе раздался такой рев, что Рей попятился. Он слышал и читал о ярости толпы, но никогда не видел этого в действии. Эти люди были так же ужасны, на свой лад, как Преданный Тьме.
— Отдай его нам, Великий! — раздался вопль сотен и тысяч глоток.
— Что ты скажешь, Хронос? Справедливо это? Ты желаешь этого?
К удивлению Рея, свергнутый Посейдон опустил сваю дергающуюся голову.
— Да, — ответил он. Была ли у него какая-то мысль убежать или он сошел с ума?
Ре Му кивнул.
— Ты выбрал. Да будет так.
Когда мурийская стража отступила, толпа хлынула волной, и Хронос исчез. Ни крика, ни звука, только какой-то людской водоворот в центре площади — и больше ничего. Толпа рассеялась, растеклась. Ре Му встал со своего трона и ушел в храм с Наакалями, окружившими его. К Че и Рею подошел офицер.
— Великий желает видеть вас.
Они пошли в ту часть храма, где камень был еще больше изуродован огнем. Видимо, подумал Рей, это был когда-то центральный алтарь. Там стояли Ре Му и Уча. Правитель сначала заговорил с Че.
— Ты просил у нас пост наивысшей опасности, Солнцерожденный. И ты хорошо поработал. Твоими руками было уничтожено порождение зла, вызванное из другого мира. Что ты требуешь от нас взамен?
— Ничего. Я выполнил свой долг.
Ре Му улыбнулся.
— Ничего — это ответ юности и мужества, он лежит в утре жизни. Но твоего «ничего» недостаточно. Для тебя — змея, а после тебя она будет принадлежать твоим сыновьям и сыновьям твоих сыновей. Подойди.
Че встал на колени у ног Правителя. Ре Му отцепил от своего военного шлема кольцо разящей змеи и насадил его на шлем Че, в то время как окружающие его воины подняли вверх обнаженные мечи.
— Ты… — обратился он к Рею. — Ах, да, у тебя тоже есть о чем просить нас. Нет ты имеешь право требовать, поскольку не добровольно брался за это дело, а выбор был сделан за тебя.
— Да, — коротко ответил Рей.
— Ты не нашей крови, эта война не твоя. В момент наивысшей опасности для нас мы выковали из тебя оружие и воспользовались им. Подумав, ты согласишься, что это было правильно. Я много говорил о выборе и его результатах. Мы выбрали помощь иноземца, доверившегося нам, и это было злым деянием. Но для этого у меня единственный ответ: мой выбор лежал между благом одного человека и гибелью всего моего народа.
Мы не могли дотянуться до этой страны: ее слишком хорошо охраняли барьеры и ловушки не только видимые, вроде стен и воды, но также и те, которые воздвигли Мегос и его ученые, которые быстро обнаруживали любого человека нашей крови, рискнувшего идти сюда. Я думаю, ты хорошо узнал их оружие, когда тебя в конце концов захватили. Поскольку ты не из нас, у тебя есть некие врожденные предохраняющие силы, какие мы не можем надеяться развить у себя. И вот мы вложили в тебя то, что считали нужным, чтобы ты открыл двери. Ты был ключом, причем единственным у нас.
— Даже к Преданному Тьме? — спокойно спросил Рей. Он не встал на колени, как Че. Он смотрел в глаза человеку, правящему большей частью мира, и не испытывал благоговейного страха.
— Даже к нему, — согласился Ре Му. — Это только первый разведчик той армии, которую Мегос хотел выпустить на нас, он тоже был ключом, потому что каждый раз, когда его вызывали и кормили, у него крепли связи с этим миром. Со временем он привел бы сюда весь свой род, а может быть, и кого похуже, поскольку то страшное и чуждое место, из которого его вызвал Мегос, — вражеская цитадель. И мы не знаем, какие еще ужасы могут быть в этой бездне. Так что ты послужил приманкой, позволившей вытащить его, пока еще мы могли разделаться с ним и закрыть ужасные ворота.
И я говорю: за всю нашу историю не было человека, так хорошо послужившего матери-стране, как ты, иноземец. Нет ни одного человека, который когда-либо мог встретиться с таким злом и удержать его на расстоянии. Не в моей власти полностью вознаградить тебя, потому что говорить о вознаграждении — значит преуменьшить то, что ты сделал. Но проси, чего желаешь…
— Верни меня в мое время и место, — попросил Рей.
Ре Му долго молчал. Затем медленно сказал:
— Все наше знание, какое есть — твое. Можно ли это сделать — я не знаю. А что, если нельзя?
— Не знаю. Знаю только… — Рей в свою очередь замялся, затрудняясь выразить словами свои ощущения. — Я не из этого времени. Может быть, я не смогу вернуться, но попытаться должен.
— Да будет так!
Рей отступил назад и Че с ним. Лицо мурийца было печальным.
— Ты… ты ненавидишь нас, брат? Из-за того, что тебя заставили сделать? Я не знаю, что это было, но вижу, когда в человеке вызывают злобу…
Рей ничего не чувствовал, только усталую опустошенность, странное неудобство, словно он не участвовал более в жизни, само существование было всего лишь условностью в каком-то безразличном для него месте. С тех пор, как он перестал быть вместилищем воли Наакалей и видел смерть Преданного Тьме, он чувствовал себя всего лишь наблюдателем. И стать реальным снова…
— Нет, у меня нет ненависти, — сказал он. — Только усталость. Я устал…
— А если ты не сможешь вернуться? — Муриец протянул руку, но не коснулся Рея, как будто тоже чувствовал преграду между ними, и понимал, что встреча пальцев не объединит их.
— Не знаю…
Рука Че опустилась, но он по-прежнему шел рядом с Реем, время от времени поглядывая на него. Рей действительно устал и шел теперь в то место храма, куда его принесли для лечения. Там он вытянулся на ложе.
Че лег рядом на груде плащей и быстро уснул. Но Рей, несмотря на усталость, никак не мог заснуть. Он закрыл глаза и пытался — да, на этот раз ПЫТАЛСЯ увидеть деревья, молчаливый лес.
Ре Му предлагал ему все, что он пожелает. Можно попросить корабль.
На корабле плыть на север, а там пересечь равнину и углубиться в сумрак леса, чтобы найти то место, те ворота, через которые он вошел в этот мир.
А что, если он еще раз встанет на то же самое место, и ничего не произойдет?
Он услышал шорох и открыл глаза. Уча, выглядевший очень старым и увядшим в своей белой мантии, которая казалась более материальной, чем хрупкое тело в ней, стоял и смотрел на него.
— Ты был той волей? — сказал Рей.
— Я был той волей частично, — признал Наакаль и добавил: — Но воля была меньше, чем ты думаешь, потому что — ты, может быть, и не поверишь — сила за этой волей была больше, чем наполовину, твоя.
— Но я не хотел…
— Выполнять наши приказы? Да, это тоже верно. Но подумай: среди нас не найти такого, как ты. Ты другой, сложный по нашим меркам, потому что ты жил другой жизнью, о которой мы ничего не знаем. Но сейчас, я думаю, ты уже не тот, каким был, когда шагнул из своего времени в наше. Кузнец берет металл из огня и бьет по нему молотом, он остужает его, снова нагревает и обрабатывает. И в конце концов у него в руках оказывается не то, что держал вначале.
Рей сел. Его раны под повязками побаливали, но эта боль почему-то успокаивала, делала его более живым, превращала из абстракции в действующее лицо здешнего мира.
— Ты хочешь сказать, что эта перемена может оставить меня здесь?
— Эта мысль, возможно, приходила на ум и тебе, мой сын, потому что я больше чём уверен, — ты не тот же самый человек, который пришел к нам. Возможно, эта перемена началась сразу же, как ты вышел из своего мира, а такие процессы идут в рост. Значит…
— Значит, я должен быть готов к неудаче. Очень хорошо, что ты предупредил меня. Но желаешь ли ты также помочь мне?
— Да, всем, что мы имеем, что мы знаем.
— Не здесь, — сказал Рей, — не в Му, а на севере…
Уча удивленно посмотрел на него: