Видимо, человек был глух, потому что он даже не взглянул на Стэнса, а затянув последний узел, с довольной усмешкой отошел. Раски посмотрел на Элоссу.
— Они твоей породы, тебе-то они должны ответить, — сказал он со странной нотой в голосе. Элоссе даже показалось, что он полностью объединил ее со своими врагами, несмотря на то, что ее тоже взяли в плен.
Она облизала губы и бросила призыв, о котором думала во время их путешествия в этот лагерь. Делать это перед Раски — значило идти против всего, что внушалось ей с рождения: дела Юртов касались их одних. Но она должна была пробиться. Это было сейчас самым важным.
Рот ее так пересох от волнения, что она, казалось, не сможет произнести ни одного слова. Но она должна была это сделать — она знала. И она запела. Слова песни были такими древними, что даже значение их было забыто. Они шли из туманного прошлого и, вероятно, когда-то были исключительно важными, и каждый Юрт заучивал их наизусть.
— Вначале… — начала она на забытом ныне языке, — были созданы Небо и Юрт (последнее слово было единственным понятным) — и вот человек получил жизнь и…
Слова слетали теперь быстрее, отчетливее, произносились с большой энергией и силой. И… Да, один из Юртов, одетый как она, повернулся к ней. Легкое замешательство мелькнуло на его пустом лице, губы дрогнули, и его голос присоединился к песне, слабый, тихий, прерывистый. Но когда она замолчала, он увидел ее, по-настоящему увидел! Как будто она разбудила, если не всех, то этого одного. Его глаза перешли от ее лица к связанным рукам, к концу веревки, захлестнутой вокруг руки другого стражника. Внимание на его лице сменилось беспомощностью.
— На Юртах бремя греха! — сказал он хрипло, словно очень давно не пользовался своим голосом. — Мы платим, Юрт, мы платим!
Никто, видимо, не обращал внимания на этого вдруг заговорившего Юрта.
Элосса шагнула вперед.
— Кому Юрты должны платить? — спокойно спросила она.
— Атторну, — последние слова вместе со следами интереса слетели с его лица, он повернулся и отошел.
Она послала зонд со всей силой, на какую была способна, решив сломать обнаруженный ею барьер, отыскать в пустой скорлупе человека. Видимо, она нашла брешь, потому что стражник снова повернул голову, но затем впал в прежнее сумеречное состояние.
— Итак, Юрты платят, — комментировал Стэнс.
— Атторну, — резко ответила Элосса, обескураженная неудачей, она надеялась узнать побольше. — Может быть, твоему Керну, — и добавила, сама не веря своим словам. — Но если здесь правит Атторн, почему Раски идет связанный?
— Вероятно, нам скоро представится случай узнать это, — столь же раздраженно сказал Стэнс.
С наступлением темноты Юрты улеглись спать, заботливо положив каждого пленника между двумя стражами. Концы веревок, которыми связали Элоссу и Стэнса, были обмотаны вокруг стражников, так что при малейшем движении пленников страж, а то и оба просыпались. Тот, что говорил с Элоссой, сел с другой стороны костра и закрыл глаза, явно не желая видеть ее.
Наконец, она уснула. Проснувшись, увидела, как один из Юртов подкладывает в костер хворост, сложенный здесь в ожидании их появления. Стэнса едва можно было разглядеть в темноте, и девушка не знала, спит он или нет. Ее беспокоила неудача мысле-поиска. Единственное объяснение всему этому то, что эти Юрты скованы чужой волей. «Бремя», от которого корабль освободил ее, и в самом деле давило многие поколения ее народа. Но Юрты оставались нормальными людьми.
Может быть, те, кто одет подобно Элоссе, это не вернувшиеся паломники? Они не погибли в горах, а оказались здесь, не живые и не мертвые. Однако, здесь были и другие, в космической одежде. Слишком много лет прошло с падения корабля и гибели Кал-Хат-Тана, чтобы кто-нибудь из экипажа мог жить сейчас — разве что нашли способ продления жизни свыше того летоисчисления, которое знала Элосса. Или сюда позднее пришел другой корабль?
Эта мысль привела ее в такое возбуждение, что она с трудом заставила себя лежать спокойно. Такое же состояние было у нее, когда она видела в полузасыпанном землей корабле сцены, происходившие до падения корабля.
Другой корабль мог быть послан за Юртами, чтобы увезти их домой. Домой? А где их дом? Может, одна из звезд, рассыпавшихся сейчас по небу — солнце, согревающее поля и холмы родины Юртов?
Она глубоко вздохнула, и с таким же волнением стала думать о другом.
Она знала, что люди, окружающие ее сейчас, не свободны. Если они и в самом деле пришли спасать, то вместо этого сами попали в западню и стали пленниками. Но они не были физически улучшены машинами корабля, как те Юрты, от которых произошла она. Ей захотелось немедленно доползти до Стэнса, разбудить его и заставить рассказать об Атторне, о Керне, имевшем лицо Атторна. Слишком много она не знала и не могла узнать, поскольку мысле-поиск отказался служить ей.
Перед зарей они закусили и снова пошли по равнине. Стэнс шел довольно далеко впереди Элоссы. Он, казалось, нетвердо держался на ногах, и время от времени стражник протягивал руку и поддерживал его с безразличием машины, выполняющей свою работу.
Иногда они останавливались на отдых. На каждой остановке пленникам предлагались пища и вода. Сухая трава была здесь по колено, и Элосса не видела никакой тропы. Но отряд шел уверенно и явно не боялся сбиться с пути.
Впереди на горизонте виднелось что-то неясное. Незадолго до полудня Элосса наконец поняла, что это: равнина неожиданно заканчивалась утесом. Видимо, эта ровная поверхность, по которой они шли, была широким плато, и теперь им предстоит спуститься вниз. Несмотря на то, что зима была на носу, растительность, которую они видели там, была пышной, с густой листвой, как в середине лета. Сверху видны были только вершины деревьев.
Стражник, идущий впереди, повернул чуть влево и шагнул на ступени лестницы, начинавшейся прямо от утеса. Все стали гуськом спускаться в ожидавшую их низину.
Такой роскошной растительности, как в этой низинной стране, Элосса никогда еще не видела. Долины и равнины на востоке, которые Раски обрабатывали, как умели, казались пустыней в сравнении с этой землей. Лестница привела их отряд на широкую дорогу, и там стражники снова окружили пленников. Элосса продолжала удивляться, насколько же эта страна отличалась от знакомых ей гор и долин.
Кроны деревьев смыкались над головой зеленой аркой, нависали над дорогой, словно полог. Да и сами деревья были совсем другими. По их стволам, по нижним веткам вились толстые виноградные лозы, почти ломавшиеся под тяжестью ярко-алых гроздьев.
Вокруг них летало и ползало множество пирующих — и пернатых, и покрытых мехом. Их крики сливались в один утомительный гул. Однако, ни один из стражей ни разу не глянул вверх и, кажется, вообще не замечал ничего. Воздух был влажный, опьяняющий, тяжелый приторный аромат забивал ноздри, дыхание становилось учащенным.
Дорога была очень хорошей. Элосса обратила внимание, что густой подлесок тоже нависал над дорогой. Возможно, сами плиты шоссе и генерировали какое-то предостережение, не позволявшее лесу вторгаться в работу строителей, так изменивших природу.
Но дорога шла не прямо. Попадались деревья такой толщины, и с такими кронами, что дорога обходила их, убегала от них то на восток, то на запад. Если оглянуться назад, то она как бы исчезала с каждым поворотом.
Пот катился по лицу Элоссы. Жар проникал сквозь ее толстую одежду, и грубая ткань натирала и царапала кожу. Юрты не останавливались и не сбавляли шаг.
Но все дороги когда-нибудь кончаются, кончилась и эта, когда они обогнули три гигантских дерева, так густо обросшие лианами и папоротником, что казались крепкой, как камень, стеной.
Перед ними была площадка, вымощенная каменными плитами. В ее центре Элосса увидела квадратное отверстие. Теперь они снова стали спускаться по лестнице, на этот раз под землю. Лестница шла по спирали вокруг колодца. Чем ниже они спускались, тем слабее становился приторный запах леса, и откуда-то шел поток свежего воздуха.
Элосса Пыталась считать ступени, чтобы иметь представление, на какую глубину они спускаются, но сбилась со счета. Ей все больше и больше не нравилось это место. Юрты всегда жили под открытым небом, дышали свежим ветром. Подножие лестницы упиралось в проход. Вдоль него были расставлены в стенных кольцах факелы, пахло дымом и копотью.
Проход закончился аркой, и Элосса чуть не упала: они опять оказались перед каменным лицом Атторна. Его широко раскрытый рот ждал их.
Двое Юртов опустились на колени и проползли через него. Нажим на плечи заставил Элоссу принять такую же унизительную позу и последовать за ними. Она со злостью повиновалась, вздрагивая всякий раз, когда касалась стенок этого рта.
За ним была большая комната с каменными стенами и полом. В дальнем его конце на возвышении стояло огромное кресло с высокой спинкой и широкими подлокотниками. Но как ни велик был этот трон, сидевший на нем человек не казался маленьким.
В черном и красном, с высоко зачесанным гребнем волос… Это был тот, кого они видели перед нападением уродов. Он улыбнулся, когда стражи вытащили Элоссу вперед, и следил за ней, как следил бы саргон, имей он чуть больше разума, за своей беспомощной добычей.
Девушка высоко подняла голову. Что-то в ней тут же бросило вызов этой высокомерной улыбке, хотя Элосса ничего не могла сделать, разве что помериться взглядом с хозяином этих мест.
У Юрта, тащившего ее, было такое же пустое лицо, как и у остальных. Видимо, они полностью находились во власти Керна, были его вещами, поистине проглоченными Атторном.
— Лорд… — прервал молчание Стэнс. Он прошел мимо Элоссы, как бы не видя ее., и встал на нижнюю ступеньку помоста. — Великий Король…
Темные глаза Керна повернулись от Элоссы к Раски, так похожему на него телом. Улыбка его погасла.
— Ты был вместе с Юртом… — последовало оскорбительно-унизительное слово.
— Я — Стэнс из Дома Филбура, — он не встал на колени и говорил, как с равным, — из Дома Филбура, — повторил он эти три слова, как талисман, в какой-то мере равняющий его с Керном. — Так ли правитель Кал-Хан-Тана встречает своего родственника? — он дернул плечами, как бы указывая, что пришел связанным.