Она должна уйти отсюда, даже если не может выйти из города. Талахасси показалось, что она снова в клетке — не в таких тяжелых условиях, как под властью Касти, но почти так же беспомощна, как тогда.
— Сэла, можно привести ко мне ту девушку, о которой ты говорила?
— Великая Леди, сейчас она в спальне, где их шесть человек. Ее не вызовешь незаметно.
— А можешь ты достать мне одежду, какую носят служанки днем, на работе?
— Великая Леди… — Сэла встала со стула и подошла к Талахасси. Она была маленькой и когда-то полной, но теперь плоть на руках обвисла и вся полнота осталась только на животе. Лицо ее было покрыто сетью морщин, так что сильно подведенные глаза казались посаженными на голый череп. Но она держалась с авторитетом важной в хозяйстве особы. И теперь она спросила, как человек, имеющий право задавать такие вопросы:
— Великая Леди, что делается в твоем мозгу?
— Мне нужно выйти из этой комнаты. Я не могу прятаться здесь вечно, Сэла.
— Может быть, и не надо прятаться, Великая Леди? Вызови Поклявшихся-на-Мече, они встанут перед дверью и кто тогда сможет до тебя добраться?
— Касти и его приближенные смогут, — хмуро ответила Талахасси. — Взял же он меня в моих покоях, где у дверей стояла моя стража! У него хитростей, что блох на паршивом верблюде. А мы до сих пор не знаем, какими силами он владеет. Даже сам Зилаз со своими жрицами не мог открыть двери Храма, закрытые этим неизвестно откуда взявшимся чужаком. Касти, наверное, знает, что я здесь, но прежде, чем он доберется сюда, я уйду.
Она подошла к большому зеркалу на туалетном столике.
— Я высокого роста и не могу этого скрыть. — Память Ашок напомнила ей, что высокий рост был частью наследства Рода. — Но все остальное, — продолжала Талахасси, — я думаю, удастся устранить. Принеси мне, Сэла, одежду, какую носят служанки.
Старая няня колебалась.
— Великая Леди, умоляю тебя, подумай! Что ты будешь делать, куда ты пойдешь?
— Не могу ответить, потому что сама еще не знаю, но не сделаю ничего безрассудного. Клянусь, Сэла!
Та покачала головой, но вышла. Талахасси села на скамейку перед зеркалом. На ее лице сейчас не было косметики. Она наклонилась ближе к зеркалу и пристально вгляделась в свое отражение. Даже при слабом свете она не могла ошибиться: краска, которую наложили на ее тело, когда она приняла роль Ашок, начала выцветать. Сейчас Талахасси была явно светлее, чем раньше, когда в последний раз смотрелась в зеркало на вилле.
Просить Сэлу… Нет! Она не собиралась вдобавок к своим затруднениям дать понять преданной Кандис женщине, что она, Талахасси, не настоящая сестра королевы. Постой-постой! Она видела на вилле служанок с куда более темной кожей, чем у Джейты, Хериора или двух жриц. Это и послужит оправданием ее просьбы к старой няньке. И все ее поступки будут выглядеть вполне разумно.
Она стала открывать кувшинчики и коробочки, стоявшие перед зеркалом. В них были душистые масла, запах которых, скопившись под крышкой, тяжело поднимался в воздух. Была здесь и знакомая краска для век, в двух изящных кувшинчиках Талахасси обнаружила пахучие кремы, а в маленькой бутылочке что-то красное, наверное, краску для губ. Но все это в основном не для служанок.
Девушка испуганно прислушалась. На ее вилле в дверных проемах висели занавеси, здесь же вход в личные покои Кандис закрывали хорошо пригнанные двери. И в ночной тишине из-за них послышался какой-то царапающий звук.
Талахасси бесшумно прокралась в другую комнату, но затем услышала, как царапанье сменилось повизгиванием и успокоилась. Значит, Маниге удалось сделать все, о чем она просила.
Но все-таки Талахасси очень осторожно приоткрыла дверь: там стояла амазонка, держа на поводке Ассара.
— Входите! — махнула им Талахасси и тут же закрыла за ними дверь. Ассар снова заскулил и, подняв голову, принюхался. Из всех собак-селуки на псарне он был самым лучшим бегуном и самым умным в своем очень древнем роду. И теперь нужны были эти его таланты. Был и еще один, может быть, самый главный — умение понять приказ, данный таким способом, каким даже Ашок никогда не пользовалась. Люди из Храма работали в этом направлении с кошками большими и маленькими, потому что кошки всегда были священными животными Апедемека. И только одна из хорошо выдрессированных дворцовых собак могла бежать по запаху на большое расстояние.
— Ты принесла?
— Вот, Великая Леди. — Амазонка подала один из широких церемониальных браслетов, которые носили древние лучники для стрельбы из боевых луков.
— Его Высочество оставил этот браслет в городе месяц назад, потому что из него выпал камень. Кроме браслета, нет ничего, что он недавно носил.
— Подойдет. Ты расторопна и умна, Манига.
— Великая Леди пожелала, ее желание — закон, — как положено по дворцовому этикету, ответила амазонка, но ее лицо просияло.
— Ассар, хороший Ассар! — Талахасси положила руку на голову собаки и погладила гладкую, мягкую, как шелк, золотистую шерсть. Приветственно помахивая хвостом, Ассар пошел за Талахасси в спальню.
Ассар спокойно стоял, пока она пришивала маленький матерчатый квадратик с запиской внутри к его ошейнику, смотрел ей в глаза и тихонько поскуливал, как бы спрашивая, что надо сделать. Талахасси удачно подобрала цвет: материя, в которую она зашила записку, по цвету не отличалась от шерсти Ассара. Затем Талахасси взяла принесенный Манигой браслет и повернула его так, чтобы собака могла обнюхать внутреннюю его сторону, где, по счастью, мог сохраниться запах Хериора.
Талахасси ждала, чтобы Ассар внюхался в знакомый запах. Затем встала перед ним на колени глаза к глазам, положила руки на высоко поднятую голову пса и стала внушать ему изображение Хериора, затем северной дороги и опять Хериора. Она терпеливо выполняла эту задачу, повторяя одно и то же десятки раз. Труднее всего было коснуться чуждого ей мозга, поймет ли Ассар, что от него требуется. Наконец, она истощила свои силы сосредоточенности, и теперь ей оставалось только ожидать успеха или провала.
Тяжело поднявшись, Талахасси протянула собаке поводок.
— Который час?
— Два часа до зари, Великая Леди.
— Вот что ты должна сделать, Мани га. Только не привлекай внимания. Выпусти Ассара недалеко от ворот. Если он побежит через них, тогда у нас будет надежда, что он сумеет добраться до Принца-Генерала. Если мне не удалось внушить ему, что я от него хочу, он наверняка повернет за тобой. Но постарайся, чтобы тебя никто не видел.
— У ворот стражники принца Узеркофа, но они не встревожатся. — Амазонка презрительно сморщила нос. — Они полностью уверены в барьере.
— Но все-таки будь осторожна.
— Будет сделано, Великая Леди.
Амазонка поклонилась, и Талахасси проводила женщину с собакой до двери, а затем устало поплелась в спальню. Там она бессильно свалилась на постель и лежала, уставившись в расписной потолок, но беспокойные мысли не покидали ее.
— Великая Леди! — Сэла, проворная старушка, неожиданно появилась у постели, словно заранее знала, что Талахасси будет именно там. — Ты должна отдохнуть, иначе заболеешь. Не знаю, что ты задумала, но все равно у тебя нет возможности выполнить свои планы сейчас.
Ее морщинистая рука ласково гладила лоб Талахасси, и девушке показалось, что от этих пальцев исходит прохлада и распространяется по всему ее напряженному телу.
— Выпей, Леди.
Не успела Талахасси оглянуться, как ее голову приподняли и к губам поднесли чашу. Она выпила, и ее усталость стала сильней стремления к действию.
— Спи… — Рука Сэлы опять коснулась лба Талахасси, и этот нежный, полный любви жест источал мир и покой. — Спи…
Глаза Талахасси закрылись. Казалось, веки были так тяжелы, что их никогда не удастся поднять снова. И она заснула спокойно и без сновидений.
Когда Талахасси проснулась, солнечный свет касался оконных занавесок. В комнате было жарко: поскольку Кандис отсутствовала, вентиляторы, конечно, не работали. Талахасси почувствовала, что тело ее стало влажным от пота. Она села в постели и потянулась к высокому стеклянному графину на прикроватном столике, налила из него воды в стоявший тут же стакан и выпила. Стул Сэлы в углу был пуст. Из жарких и душных комнат не доносилось ни звука.
На кресле лежала белая одежда. Но Талахасси прежде всего хотела вымыться, чтобы хоть ненадолго смыть пот и почувствовать себя освеженной.
Взяв одежду (как она и просила, это была одежда служанки), Талахасси пошла в роскошную ванную Кандис. Из раскрытой львиной пасти вода лилась в глубокий бассейн, в который можно было окунуться почти до плеч, а выливалась из него через щель в стене. Талахасси погрузила обе руки в нежно пахнущий крем, который пенился, как мыло. Да, кожа ее стала светлее, много светлее.
Хорошее ли зрение у Сэлы? От этого зависело многое. Талахасси вымылась и вытерлась одним из полотенец, висящих рядом на вешалке. Затем надела узкое белое одеяние, похожее на те, что носили жрицы, только в этом бретели на плечах были не белые, а красные, и на талии не было пояса.
— Великая Леди! — Сэла торопливо вошла в ванную.
— Послушай, Сэла, — мысли Талахасси были заняты тем, как сделать, чтобы Сэла не заметила, как посветлела ее кожа.
— Если я хочу выглядеть служанкой, мне надо иметь более темную кожу. Есть у тебя что-нибудь для этого?
Сэла затрясла руками, как в испуге.
— Леди, они пришли! — Она, казалось, не слышала вопроса Талахасси.
— Хериор? Джейта? Можно ли этому поверить? Кто пришел?
Она боролась с собственным возбуждением. Появление Сэлы ничуть не намекало на то, что прибыла помощь. Наоборот, морщинистое лицо было встревожено.
— Четыре главных номарха, Великая Леди. Они были приглашены на совет, хотя Кандис здесь нет. Они пришли по вызову принца Узеркофа, потому что, как говорят, за последние два дня о нашей леди ничего не слышно и вряд ли она вернется из пустыни! Великая Леди, неужели это правда?
Она так дрожала, что Талахасси обняла ее сгорбленные плечи, подвела к креслу, усадила, взяла ее дрожащие руки в свои и ласково сказала: