— Недолго, — в голосе Ислуина отзвуком бури послышались печаль и гнев на сородичей. — Они проиграли быстрее вас, даже столицу сдали целой и без боя. И следов, куда они забились, я найти не смог — хотя искал очень тщательно.
— Вот значит как, — покачал головой Великий хан. — Искер орки взять так и не смогли, мы разрушили его сами, когда защищать там стало нечего. Нас прижали к Отражению истины, отступать было некуда — с юга шла очередная орда. И круг шаманов нашёл иной выход. Они сотворили это место. Уцелевшим открылся небольшой кусок, остальное возникало из небытия постепенно, когда смельчаки отправлялись вдаль от своего кочевья — искать новых земель и подвигов. Так возникла вторая Степь, больше старой. При моём отце мы достигли края. Дальше граница, за которую не выйти — время здесь течёт по-иному. Рубеж считался неодолимым до похода Кыюлык-хана.
— Я сумел пройти снаружи. Кыюлык-хан со своими нукерами сумел покинуть Степь. Что мешает повторить?
— Уенчак. Он всё чаще вмешивается в дела Степи, хотя открыто против моей воли ещё ни разу не пошёл. Он считается сильнейшим среди зрящих невидимое, четырежды его волю как шамана признавал через поединок Отец ветров. Ему невыгодно падение границ.
Снова быстрый обмен знаками. После чего тон Ислуина резко переменился, от «младший со старшим» к равному. Это было оскорбление… Вот только хозяин его почему-то проглотил.
— Дела видимого мира творятся только волей хана и клинками нукеров. Или слова баксы Уенчака поддерживает полный круг? Только тогда он имеет право указывать Великому.
— Полный круг не собирался больше двух веков, когда умер последний из Старших красного Уртегэ, принявший второе посвящение ещё во время войны. С тех пор никто из красных шаманов звания Стража не постиг. Уенчак говорит, что без Отражения второе посвящение для них «красных» невозможно.
— Вот значит как… К моим словам Сарнэ-Туром тоже прислушивается. А ветер нельзя запереть в ладони!
Где-то вдалеке послышалась перекличка ночной стражи, разговор ненадолго умолк, затем Ислуин попросил отпустить его и девочку:
— Господин, мы утомились с дороги. А моя дочь ещё ребёнок.
К удивлению Лейтис, хан опять не отреагировал на такое демонстративное неуважение и согласился. Последовал громкий хлопок в ладони, на пороге возник сопровождавший их в столицу кешик и отвёл в одну из соседних юрт, где уже ждали две постели. Вопросов у девочки было много, но едва она присела на расстеленное одеяло, как навалилась усталость и Лейтис, не смотря на все старания, тут же провалилась в сон. Ислуин, глядя на ученицу, мысленно усмехнулся: «Рано тебе ещё со мной соревноваться». После чего стряхнул с пальцев остатки заклятия. Выждал полчаса, соорудил на своём месте куклу из одежды и запасного одеяла и выскользнул в темноту, где его встретил тот же знакомый по дороге в Искер командир отряда. Только теперь кешик ждал в потёртом кожаном доспехе бедного воина.
Второй раз Великий хан встречал гостя в небольшой юрте на самой окраине. Освещал внутреннюю полутьму всего один светильник, не было ни парадного ковра, ни дорогой одежды: обычный крестьянин-арат, зажиточный, но не из очень богатых. Владыку выдавали лишь глаза и выражение лица хищника, привыкшего повелевать такими же волками — и знающего, что подчиняются они ему как сильнейшему и мудрейшему, потому пойдут за правителем в огонь и воду. Переменился тон разговора: Ислуин признавал право хозяина владеть своей саблей, а Великий хан признавал воина, который лишь на ступень младше его. К тому же в юрте остался и проводник, в котором без труда можно было теперь опознать родича правителя.
— Можешь сказать кто?
— Твои воины тебе верны, мы, — кивок в сторону кешика, — проверили. Нитку, которая должна сохранить наши голоса, моей дочери подложили на пиру. Когда завтра её заберут, я укажу предателя.
— Хорошо. Думаешь, Уенчак попадётся на приманку?
— Если я угадал, как и зачем он крадёт чужую силу — то ухватится за моё бахвальство занять его место и самому завладеть Степью. Если же побоится, мы созовём полный круг Стражей невидимого и выкурим его из любой норы.
— Хорошо. Действуй. Всё что нужно передашь через него, — короткий кивок в сторону воина.
Ислуин и кешик вежливо поклонились владыке и растворились в черноте ночи.
Уенчак примчался через пять дней. Ещё до того как подъехал основной отряд, в город поспешили несколько всадников: предупредить и организовать встречу, Ислуин брезгливо поморщился. Торжественный въезд допустим только хану — да и то не любому, а лишь заслужившему право на особые почести. Шаману же пристало передвигаться скромно, лишь с одними учениками, воины сопровождают зрящих-невидимое только на войне. Бакса Октай вообще любил приезжать без предупреждения — но всё равно навстречу Учителю учителей высыпали все жители города или селения. Уенчак же не просто потребовал торжественного приёма, кроме воинов с ним приехал целый караван с юртами, утварью и слугами. Конечно, любой имеет право встать своим лагерем. Вот только там, где живёт Великий хан — не только старейшина клана, но и правитель Степи — это будет оскорблением хозяина. Настолько плохо он принимает гостей, что жить в его юрте нельзя. Мятежный шаман решил в этот раз открыто бросить вызов повелителю? Судя по всему, мятежник специально ждал день где-то неподалёку, чтобы пышно въехать в город в ясный день: под покровительством самого Отца ветров нахожусь.
Лейтис и Ислуин стояли рядом с воротами в толпе встречающих. Не в первых рядах, но недалеко от края людского моря. Так, чтобы хорошо видеть всё происходящее. Свита Уенчака растянулась длинной змеёй свободно едущих всадников, и когда первый из воинов охраны подъехал так, что его можно было рассмотреть, магистр начал рассержено шипеть сквозь зубы и, беззвучно шевеля губами, яростно ругаться. Лейтис удивлённо посмотрела на наставника: таким она его видела впервые. И что такого в этих воинах? Девочка аккуратно потянула магический щуп к ближайшему… и дёрнулась от боли, словно её со всей силы ударили. Так грубо магистр не обрывал её чары никогда!
— Жить надоело?! — теперь гнев наставника был обращён на ученицу.
А ещё на лице отразился неприкрытый страх. Сразу же после этого магистр схватил одуревшую от ментального шока девочку за руку и потащил сквозь толпу подальше от дороги. Когда боль утихла, они уже были далеко, там, где тишину опустевших по дневному времени юрт нарушали лишь жужжание слепней и далёкие крики птиц с высоты пронзительно-голубого неба. Лейтис сипло выдохнула сквозь зубы, выдернула руку из ладони наставника, и хмуро поинтересовалась:
— Что в них такого?
— Это живые-не-живущие, — голос магистра отозвался яростным гневом.
— Зомби? На первый взгляд вполне нормальные, ещё не умирали. Да и что в зомби такого опасного для мага Жизни?
— Нет. Они ещё не касались врат мира мёртвых. Только нарушили запрет, который родился вместе с ханжарами, — ислуин сплюнул, выражая презрение. — Посвятивший себя чёрному Уртегэ получает часть силы Унтонга, выше болевой порог, быстрее зарастают раны. Много чего ещё. Только и цена велика: за каждое убийство такой воин заплатит частью своей души — если его не удержит что-то из мира живых. Жена, ребёнок, долг перед семьёй… Потому «чёрные» могут обнажать саблю только для защиты своей жизни или жизни родичей. А тот, кого ты хотела коснуться, он совсем пустой. Даже обычного мага, тронь он эту тварь чародейством без защиты, может убить. Судьба таких, как ты — идущих белой тропой Сарнэ-Турома — если они прикоснуться к не-живущим своей силой, намного страшнее. Тебя затянет ничто, поселившееся на месте души, и оставит в твоём теле клочья разума вместе с желанием убивать и купаться в горячей человеческой крови, — на лицо набежала тень. — Однажды я участвовал в охоте на подобную тварь…
Где то вдалеке заревел рог, взревела толпа, и Ислуин оборвался на полуслове от пришедшей в голову неприятной мысли.
— Уенчак — отступник, он черпает силу из мира мёртвых, но применяет её среди живых, — резко и сухо магистр начал объяснять ученице. Но живые-не-живущие в свите означают, что он нарушил незыблемый даже для отступника закон. Значит, легко нарушит и любой другой.
Лейтис закивала, она уже достаточно пожила среди ханжаров и догадалась, к чему идёт речь. Идущие белой тропой Сарнэ-Турома, или по иному маги чистой стихии Жизни — большая редкость, такие ученики неприкосновенны.
— Пошли, — приглашающе махнул рукой магистр и быстрым шагом направился в противоположную от толпы сторону.
Они обошли город больше чем наполовину, прежде чем магистр отыскал знакомого девочке по поездке командира отряда. Дальше последовал негромкий разговор, который Лейтис как не старалась, разобрать не смогла. Сотник кивнул и ненадолго исчез. Вернулся он в сопровождении шестерки воинов — двух женщин и четырёх мужчин — в кольчугах и при саблях. Ислуин внимательно осмотрел каждого, бросил короткое: «Согласен», — после чего обратился к ученице.
— Это твои телохранители. С этого мгновения, когда меня нет поблизости, даже в отхожее место ходить в их сопровождении. И чтобы ещё пара всё время была рядом. Если на вас нападут, не геройствуй, а беги. Вдруг отступник не станет ждать моей гибели, а решит использовать тебя сейчас и заодно ударить по мне? И запомни. Ты нужна Уенчаку только живой и неискалеченной, если дойдёт до боя — это твой шанс.
Лейтис серьёзно кивнула: она всё поняла и выполнит в точности. Несколько мгновений Ислуин стоял рядом, размышляя, что ещё может понадобиться. Потом достал из сумки несколько амулетов и отдал воинам. Баловство, конечно, Уенчак наверняка защитил свою стражу от серьёзного магического удара. Но со сплавом знаний людей, эльфов и гномов из родного мира магистра никто здесь не знаком, потому несколько неприятных мгновений врагу эти игрушки доставят. А в бою даже одна секунда — это много. Больше пока ничего сделать нельзя. Оставив девочку на попечении ханских нукеров, Ислуин двинулся навстречу Уенчаку, через город к воротам. Искать прилюдной ссоры.