м "золотого ранга". На победу же в конкурсе на императорские стипендии могли рассчитывать только счастливчики, которые, к тому же, не один год готовились с репетиторами и нанимали частных учителей. Но теперь — что ей золоченые клетки дворцов, когда она уже обняла дорогу и ветер!
А вот платье-униформа девочку восхитила. И пусть капризных барышень из богатых семей требование к студентам одеваться одинаково, да ещё и без украшений, приводило в ужас — на её взгляд светло-голубая юбка и белая блуза со скромной серебряной каймой были восхитительны. Да и сшито всё исключительно по ней, университет массовых универсальных поделок для простонародья не признавал. Рядом с территорией специально открыли мастерскую-ателье, в которой были готовы выполнить любые пожелания студентов или их родителей — например, требование вшить в платье ножны для кинжала. Хотя даже для видавшего виды хозяина это было чересчур. Он попытался протестовать, зачем девушке убийственное железо! Но Ислуин был категоричен: ученица должна всегда иметь с собой оружие, должна привыкнуть к ощущению смертоносного железа под рукой. Чтобы когда оно действительно понадобится, не возникло излишней самоуверенности. Как это случается с теми, кто к воинской снасти непривычен.
Занятия в университете начинались с первых чисел мая, и потому два десятка адептов-первогодок, которых Лейтис увидела в аудитории, уже успели неплохо друг-друга узнать, оценить, поделиться на друзей и врагов. И на ещё одну студентку все лекции смотрели насторожено и оценивающе. Впрочем, Лейтис тоже смотрела на эти два десятка парней и девушек изучающе. Почти все старше неё, но ненамного. Года два или три. Лишь двое — крупный чернявый парень с мясистым лицом и рыжий аристократ, судя по тонким фамильным чертам из какого-то рода императорского дома, взрослее. Лет, наверное, восемнадцать — не меньше.
Едва окончились занятия, новенькую обступил весь поток разом: набралась толпа человек сорок, к "своей" группе присоединились и остальные маги-первокурсники. Сразу начались расспросы кто она, откуда, заодно на неё тут же вывалили "в нагрузку" кучу университетских новостей, сплетен и слухов. Но чем больше Лейтис общалась, тем сильнее росло недоумение: вроде вполне взрослые, девушки в семьях горожан уже начинают в их года готовить покрывало невесты и подыскивать женихов. Да и парни собирают деньги на будущую свадьбу. А эти — сущие дети. Следом вдруг пришла глухая обида: её детство закончилось, когда Лейтис не исполнилось и десяти… С каждым новым вопросом раздражение и неприязнь росли, потому ответы становились всё резче и туманнее. Внезапно раздался возглас: "Ух ты! Дай посмотреть!" Оказалось, это тот самый чернявый парень заметил кинжал: непривычная к новой одежде, девочка ещё не приспособилась носить его незаметно. "Дай!.." — и осёкся, наткнувшись на ледяной взгляд и произнесённое сквозь зубы: "Ещё раз сунешь пальцы — обрежу". — "Да ты чо, худородная, обнаглела совсем?! Перед тобой сын самого лорда Кингасси!" Внезапно вмешался рыжий. Оттеснив нахала, он уважительно обратился к Лейтис: "Не разрешит ли дана сравнить клинки?", — и показал на свой пояс с ножнами. Это было в границах дозволенного, и потому Лейтис аккуратно передала ему свой кинжал. Отказавшись от ответной вежливости — в оружии она пока разбиралась слабо, а позориться не хотелось. Рыжий внимательно осмотрел нож, уважительно присвистнул, и уже собрался было отдать обратно, когда сбоку снова вылез чернявый: "Ух ты. Значит можно! Дай теперь мне. А всё ломалась… или кого получше отдаться выбирала? Так мой папаша… Упф!" — и парень согнулся от удара в живот. Вслед полетело: "Химиш, ещё раз услышу, как оскорбляешь благородную дану — зубы выбью, — после чего рыжий аристократ обратился уже к девочке. — Дана Лейтис, прошу простить невоспитанность этого недостойного отпрыска дома Кингасси. Чтобы у вас не сложилось плохого мнения о соучениках, прошу позволить угостить вас в извинение в лучшем из заведений, которое могут предложить здешние кварталы", — и, подхватив Лейтис под руку, повел за собой.
Больше о случившемся никто не вспоминал, а вскоре и с остальными сокурсниками Лейтис наладила отношения: с кем-то, как с рыжим Харелтом, очень хорошие, с кем-то похуже. Разве что Химиш продолжал смотреть на девочку волком, хотя оскорблять снова не пытался. Бастард главы дома Кингасси, которого признали законным сыном лишь когда в парне внезапно открылся сильный дар Воды, урок усвоил хорошо: в нём прекрасно уживались высокомерие и презрение к тем, кто ниже, и слепое унижение перед теми, кто выше. Вот только Лейтис с её неизвестным статусом вызывала раздражение… и ненависть. В некоторых вещах девочка проявляла удивительное для светского общества незнание, зато во многих других, например в умении сидеть в седле или знании эльфийского, Лейтис была даже лучше Харелта. А для этого, по общему мнению, её должны были учить очень хорошо и лет с семи, не позже. И душу Химиша при каждой встрече точило подозрение: она такая же бастард, такая же безродная… вот только с самого детства имела отцовскую любовь и всё, чего сын лорда Кингасси был лишён. И продолжает отбирать то, что должно принадлежать по праву рождения ему — ту же дружбу Харелта, который оттолкнул сына Высокого лорда, но взял под свою опеку эту выскочку…
Впрочем, Лейтис на подобных завистников было наплевать — жизнь в столице она рассматривала как недолгую остановку в пути. К тому же, дав пару недель освоиться, наставник изрядно её загрузил занятиями сверх университетских: да, в первый месяц он сумел заложить в память девочки изрядное количество знаний — вот только они не заменят подобных, но полученных "в живую". Уроки по математике, естественным наукам, этикету… занятия по магии. Ислуину очень не понравилось, что основой здешнего образования, особенно для начинающих, было простое зазубривание без объяснений. И потому, посмотрев записи лекций за первую неделю, он начал преподавать так, как привык вести занятия сам. Тем более что готовить магов стихии Жизни в Империи не умели совсем. А уж когда добавились тренировки с оружием, времени даже на те посиделки с сокурсницами, куда Лейтис иногда соглашалась пойти, не осталось.
Зато, к удивлению девочки, она часто стала сталкиваться с рыжим приятелем. Сначала выяснилось, что оба ходят заниматься к мастеру Ренану: лучшему в столице фехтовальщику. Потом отец Харелта уговорил Ислуина вести занятия по магии для своего сына, хотя отказывался магистр как мог. Сначала ссылаясь, что лорд Хаттан ничего о нём не знает — но приглашает в свой дом. Потом на то, что преподаёт он исключительно на эльфийском… Малколм Хаттан на это только посмеивался: мол, приглашение виконта Раттрея лучшая из рекомендаций. А если наследник будет говорить на эрде так же хорошо, как и воспитанница дана Ивара, отец будет счастлив. После чего в качестве оплаты предложил доступ к архивам дома Хаттан — и устоять Ислуин не смог.
Незаметно кончился август, потом один за другим канули в лету сентябрь и октябрь. В один из дней первой декады ноября Ислуин сидел с окончательным вариантом перевода, рассеяно глядя на нахохлившихся от дождя ворон за окном. Время было вечернее, но сумерки только-только подступали. Потому магистр выключил лампу и с благодушным настроением развалился в кресле, глядя на первые капли дождя на стекле. Почти как в Киарнате, даже кабинет он сделал один-в-один как в покинутом доме. И также как и там, он сейчас сядет готовить очередной курс лекций. "Словно и не уезжал никуда. Разве что нет мессира Хевина и Стража Овайна, готовых, ради очередного интересного приключения, выдернуть меня из повседневной трясины… — магистр встал, чтобы спуститься за нужными книгами в библиотеку на первом этаже, и вдруг замер на месте. — Ты всё-таки нашёл, чем меня опутать, Сарнэ-Туром! Но партия ещё не доиграна, мы ещё посмотрим, кто кого!"
Просто заявить об отъезде было нельзя: глава тайной службы почти наверняка не захочет терять ценного специалиста, придумав для него очередную важную работу. Да и лорд Хаттан открыто намекал, что не против занятий со своим сыном как минимум до следующего лета. Следовательно, нужен был повод покинуть город немедленно. И такой, чтобы никто не смог найти возражений для задержки. Вернувшись обратно в кресло, магистр начал обдумывать варианты, постепенно оформляя смутную идею в чёткий план. Для начала, стоило незаметно собрать всё нужное, чтобы подступающая зима не принесла в дороге неприятностей: ведь уезжать придётся "в спешке, не тратя ни минуты лишнего времени". А затем…
Выходцы из северных королевств, каким считали Ислуина, всегда славились как отменные любовники и утончённые ценители прекрасного. Мол, не зря многие из тамошних дворянских родов числили в своих предках полукровок-эльфов. Конечно, после чисток десять лет назад, когда отец нынешнего короля Зимногорья вырезал "под корень" несогласные дворянские роды в покорённых странах, в империю перебралось немало народу. Но это были никому не нужные чужаки — а тут человек, вхожий в дом одного из самых могущественных лордов. И потому, едва магистр переступил порог фамильного особняка семьи Хаттан, за ним началась "охота". От молодых и глупенько-романтичных барышень до прожжённых светских львиц. Ислуин за эти месяцы даже завёл пару интрижек: но по привычке не оставлять следов возле дома про них никто не знал. Да и расставались с ним надоевшие девицы "по своей инициативе", даже молчали, чтобы не "ранить чувства бывшего любовника, опечаленного их уходом". Потому для остальных светловолосый красавец оставался притягательным, но недоступным призом. И ему хватило всего недели, чтобы внушить одной из самых блистательных дам столичного света, что она может стать первой обладательницей вожделенного трофея — нужен лишь подходящий "повод для знакомства". Скажем, такой, как "случайная" встреча на балу у лорда Кингасси. Куда будет приглашена Лейтис… и, сопровождая несовершеннолетнюю воспитанницу, приедет опекун.
Они подъехали, когда бал едва начался — в такое время на новых гостей смотрят куда внимательней, как это бывает в общей кутерьме перед открытием или позже, в разгар танцев. Когда лакей в белых и красных цветах дома Кингасси провёл их в просторную бальную залу, Ислуин с удовольствием подумал, что угадал. При свете дорогих канделябров с бесчисленным множеством похожих на свечи ламп сверкали мельчайшие детали золоченых фризов, тонкая чеканка бронзовых инкрустаций и роскошные краски фресок. Редкостные цветы в художественных жардиньерках изливали сладостн