– Ох, старина… – прохрипел Рауль.
Совершенно пьяный капрал лежал у открытой двери подвала, не в силах сфокусировать взгляд, вокруг него валялись выпавшие из карманов упаковки с сигарами.
Габриэль наклонился:
– Поднимайся, нельзя тут оставаться.
Водитель затормозил – неужели хозяин вернулся?
Слева раздался металлический грохот.
В лавку ворвались трое солдат, оттолкнули Габриэля, вздернули на ноги Рауля, припечатали обоих к стене, держа за горло.
– Мародеры! Грабите, пока другие сражаются! Мерзавцы!
– Подождите, мы не… – начал было Габриэль, но получил удар в висок и на несколько мгновений перестал видеть.
– Забирайте этих подонков… – приказал появившийся офицер.
Солдаты тычками выгнали их на улицу, бросили на землю и начали избивать ногами, потом подняли, и Рауль остался стоять, хотя и сильно шатался, а Габриэль держался руками за голову и ни на что не реагировал.
Их протащили по тротуару до машины и загрузили в кузов, трое солдат навели на них оружие, другие пинали носками тяжелых ботинок под ребра.
– Все, ребята, поехали, с них хватит… – велел офицер.
Грузовик тронулся, но солдаты не успокоились, все молотили и молотили Рауля и Габриэля, срывая на них злобу и страх перед будущим, а они только пытались защитить ладонями затылки.
21
Луиза поразительно быстро привыкла к мысли о том, что у Жанны был ребенок, рожденный до замужества. Истории о забеременевших девушках и тайных абортах рассказывали все, кому не лень, они случались и в «приличных» семьях и выплывали на свет божий, когда умирал глава семьи и нотариус зачитывал его завещание. Так с чего бы Бельмонтам быть исключением? Ее убивал ужасный поступок матери, но она скоро поняла, что думает не о ней, а о вдове Тирьон. Прошло три дня, а ей все никак не удавалось забыть недобро-высокомерный взгляд серых глаз. Она без конца прокручивала в голове мучительный разговор, не понимая, что именно причиняет ей самую сильную боль.
«Да что ты говоришь?! – удивился мсье Жюль, узнав правду. – От ребенка отказались?»
В этот момент Луиза осознала, как все было на самом деле: в противоположность мадам Тирьон, мсье Жюль был совершенно искренен. Жена доктора уверяла, что от ребенка отказались, но Луиза не сомневалась: это не вся правда.
Она кинулась в мэрию.
Город был в тревоге: в разгар дня магазины закрылись, продавцы опустили железные шторы на витринах, как обычно делали перед демонстрацией. Люди торопливо шли по улицам с брезентовыми противогазными сумками через плечо. Продавец газет выкрикивал: «Ожесточенные атаки немцев на севере!» Зеленщик укладывал в грузовичок чемоданы.
В этот час ратуша должна была работать, но двери неожиданно оказались закрыты. Луиза зашла в кафе, посмотрела телефонный справочник и спустилась в метро. Было три часа дня, вагоны брали с бою, поезда внезапно останавливались между станциями, то и дело гас свет, женщины испуганно вскрикивали, мужчины пытались их успокоить. Лампы загорались, освещая бледные напряженные лица, пассажиры перешептывались, как в церкви, летняя жара словно бы переместилась под землю, чтобы доконать парижан. «Моя невестка не хочет уезжать из-за своего старшего – у него экзамены», – сказала одна женщина другой, а та ответила: «Муж хочет дождаться конца недели, но сегодня уже четверг…»
Поезд снова тронулся, унося людскую тревогу и страхи дальше по рельсам.
Здание приюта для детей-отказников располагалось на улице Анфер[51], 100, – о чем только думала парижская власть, размещая тут несчастных сирот!
Дом имел форму подковы и благодаря внутреннему двору, одинаковым окнам и тяжелым дверям походил на гигантскую школу. Двое такелажников складывали в крытый брезентом кузов грузовика опечатанные коробки, дверь привратницкой была заперта, и все это, вместе взятое, производило впечатление запустения. Луиза вошла в холл с высоченным, как в церкви, потолком, услышала топот ног на лестницах, заметила объявления, исчерканные стрелками, и прочла категорические указания кому-то от кого-то, столкнулась с медсестрой и группкой монахинь. Одна из них сообщила, что комнаты архива находятся в южном, административном, крыле.
– Не уверена, что там кто-то есть…
Луиза посмотрела на большие часы, висевшие на фронтоне, – до конца рабочего дня было еще далеко – женщина перехватила ее взгляд и добавила:
– Многие чиновники взяли отпуск. – Она ухмыльнулась. – Некоторые уехали, никому не доложившись.
Луиза поднялась по широкой лестнице, не встретив ни души. Под крышей, на четвертом этаже, было нестерпимо душно, несмотря на открытые окна. Она постучала, не дождалась ответа, толкнула дверь и вошла, напугав своим появлением архивариуса.
– Посторонним сюда вход запрещен!
Луиза мгновенно оценила ситуацию и улыбнулась, хотя терпеть не могла пускать в ход это оружие. Чиновник, молодой человек лет двадцати, нес на себе клеймо «вечного мальчика» и был из тех неуклюжих юнцов, про которых, не сомневаясь, говорят – вылитая мать. Улыбка посетительницы заставила его покраснеть до ушей. В темном и пыльном помещении, где господствовали папки с документами и скука, живая улыбка казалась солнечным зайчиком в океане печали.
– Будьте столь любезны, помогите, это доброе дело займет у вас не больше двух минут!
Она подошла ближе, почувствовала запах мужского пота и посмотрела парню в глаза, добавив улыбке оттенки мольбы и заведомой благодарности. Такой взгляд мог растопить любое сердце. Бедняга затравленно оглянулся, но никто не пришел ему на помощь.
– Я хотела бы посмотреть список отказников за июль тысяча девятьсот седьмого года.
– Это невозможно! Инструкция запрещает!
Выкрикнув ответ, архивариус почувствовал облегчение и, желая показать, что разговор окончен, принялся стаскивать люстриновые нарукавники.
– Что значит «запрещает»?
– Таков закон! Никому не дозволено читать эти документы, никому! Можете сделать запрос в министерство, но они наверняка вам откажут. Всегда отказывают.
Луиза побледнела, и ее растерянность взбодрила чиновника, он как будто отыгрался за свое недавнее излишнее волнение. Ему бы следовало указать посетительнице на дверь, но он почему-то молча разглаживал ребром ладони многострадальные нарукавники и тряс головой, как вымокший под дождем попугай. Его губы медленно шевелились и как будто повторяли: «Таков закон… таков закон…» Луиза протянула руку, коснулась серого люстрина, и вид прелестных женских пальцев с розовыми миндалинами ногтей сокрушил сердце архивариуса.
– Но кто узнает? – вкрадчиво спросила она. – Большинство ваших коллег дезертировали!
– И не просите, мадемуазель, не могу, меня уволят!
Выдав сей железный аргумент, он вздохнул свободнее: никто не вправе просить его рисковать работой, карьерой, повышением, будущим, жизнью, наконец!
– Ну конечно, я понимаю! – воскликнула Луиза.
Облегчение архивиста сменилось радостью: визитерша поняла его мотивы, и теперь он может рассматривать ее в свое удовольствие. Что за лицо, какое обаяние, а рот, а глаза, а улыбка! Девушка между тем продолжала улыбаться, и он ответил, и захотел поцеловать красавицу или даже дотронуться до нее, коснуться пальцем губ… потрясающих, невероятных.
– Посетители не имеют права, – сказала Луиза, – но вы… Вам ведь не запрещено.
Молодой человек так удивился, что даже рот разинул и издал вздох, больше похожий на предсмертный хрип.
– Вы заглянете в папку и прочтете мне несколько строчек вслух! Этого ведь вам никто не запретит!
Луиза легко угадывала мысли собеседника – мешанину логических рассуждений, признания в бессилии и желания нарушить все запреты, – это было тем легче, что просьба доктора Тирьона раздеться повергла ее в то же состояние.
– Только тысяча девятьсот седьмой год, – доверительным тоном добавила она. – Июль.
Она с самого начала понимала, что парень капитулирует, но, увидев, как он с опущенной головой идет в соседнюю комнату, устыдилась. Да уж, такая победа не делала ей чести. «На что еще ты готова пойти, лишь бы прочесть проклятый список?» Луиза вздрогнула, услышав шаркающие шаги: архивариус возвращался. Он принес огромный том с каллиграфической надписью на обложке «1907» и открыл его, медленно и неуклюже, как будто ему мешал водолазный костюм. Молодой человек молча листал страницы и, кажется, не понимал, что должен сделать или сказать.
Луиза спросила, пустив в ход педагогический прием:
– Что означает слово «матрикула» над этой колонкой?
– Номер, он позволяет быстро находить нужные папки с делами.
И вдруг обрадовался, как будто нашел спасительный выход:
– А их тут нет!
Это была победа.
– Они в здании Дирекции государственных больничных учреждений или органов государственного призрения!
Чиновник горделиво указал пальцем себе за спину, на окно.
Луиза велела себе ни о чем не думать и сконцентрировалась на списке.
– В июле было три отказника, – сказал архивариус, вспомнив, что согласился читать вслух: – «Первое июля – Абеляр, Франсина».
– Я ищу мальчика…
Мальчик оказался один.
Значит, это он.
Тот, кто нужен Луизе.
– «Восьмое июля – Ландрад, Рауль. Матрикул 177063».
Он захлопнул книгу записей.
Луизе явился новый мир. Она мысленно повторяла имя Рауль, нелюбимое, но вдруг засверкавшее иными красками. Ему сейчас должно быть тридцать три года. Что с ним сталось? Возможно, он давно мертв… Нет, это было бы слишком несправедливо! Она жила, не имея ни сестры, ни брата, ни кузена, а мать скрыла, что у нее был сын.
– Вы сказали, документы хранятся в здании Дирекции государственных больничных учреждений или органов государственного призрения!
– Там все закрыто.
Он сам не верил своим словам, просто пытался защититься от очередной просьбы и стыдился этого. Луиза молча ждала.
– У меня есть ключ, – едва слышно произнес он, – но папки нельзя выносить из здания.