— Марк Николаевич, ходят слухи… что старуха, ну, графиня из "Пиковой дамы", что этот образ как бы колдовской, что ли… Она способна вмешаться в судьбу актрисы, которая её играет, — Алена вновь вернулась к теме, с которой начала разговор.
— Что за слухи? И кто их разносит? — Далецкий выпрямился, глаза его гневно блеснули.
— Ну, говорят… Не у нас, вообще. Я же общаюсь с актерами из профессиональных театров, так они, как узнали, что мы ставим, прямо заохали: мол, это жуткая вещь и с ней лучше не связываться… Худая слава у "Пиковой дамы", это не я придумала — так говорят…
— Если слушать все, о чем говорят, лучше вообще не жить! — отрезал Далецкий. — А театральные сплетни всегда были и будут, и если с ними считаться, лучше на сцену не выходить. Все! Хватит пустой болтовни! Давайте работать…
Глава 10ЛЮБОВНИКИ
По дороге домой Маню вдруг зашатало, и она прислонилась к невысокой чугунной решетке бульвара.
— Манечка, что с тобой? — испугалась Аля. — Тебе плохо?
— Ничего, — еле выговорила Маня, тяжело дыша, — почему-то все закружилось… наверно пройдет.
— Миленькая моя, что ж это? Давай, обопрись на меня, сейчас будем дома, совсем немножко осталось…
Они с трудом добрались домой: Але пришлось Машку буквально тащить на себе, та едва волочила ноги. Сбросив в прихожей куртку и сапоги, бедняга, не раздеваясь, со стоном повалилась на свою раскладушку. Аля дала ей напиться, помогла переодеться в свою пижаму и побежала за мамой.
— У Маньки по-моему жар!
Измеряли температуру: тридцать девять и восемь!
— Аля, дай ей аспирин, в морозильнике клюква, морс сделаешь, — велела встревоженная Анна Андреевна. — Дверь в свою комнату закрывай очень плотно — не заразить бы Алешеньку… По-хорошему, надо бы нам всем марлевые повязки носить, но, будем надеяться, пронесет…
Аля быстро приготовила морс, напоила Маню, и той стало, как будто, немного легче… Она открыла глаза и часто-часто моргая, — видно, ей было больно глядеть на свет, — вымученно улыбнулась подруге.
— Аленький, прости, я вас всех замучила!
— Ну что ты, Манечка, тебя у нас все полюбили! А Алешенька, так он так и тянется к тебе, сразу, как тебя увидит, гугукает, улыбается… Я прямо не знаю, как без тебя бы жила…
— Аль… — Маня облизнула пересохшие губы. — У меня к тебе одна просьба. Ты прости, что…
— Только давай без этого, перестань извиняться и, как говорят, ближе к телу!
— Там в моем гнезде… ну, за ширмами…
— Так… И что там?
— Игрушка. Такой маленький меховой лемурчик… Его мама мне подарила, привезла из Германии… он мне всегда помогает, когда плохо. А я его там забыла. И как — сама не пойму…
— Все ясно, сейчас быстро сбегаю — принесу. Ой, а как же я туда попаду-то? Все заперто… Правда, может, Витя ещё не ушел…
— Там у меня в сумке ключ, — еле выговорила Маша. — От студии.
— А-а-а, хорошо, сейчас поищу… Нашла! Все, я мигом туда и обратно. А ты постарайся уснуть, хорошо? А твой лемурчик скоро опять будет с тобой! Спи! — она поцеловала подругу и выключила настенное бра.
Через полчаса Аля, поворачивала ключ в замке. Включила свет в фойе и стала подниматься по лестнице. Но не успела она открыть дверь в репетиционный зал, где свила себе гнездо Маня, как услышала, как внизу хлопнула входная дверь. Смех, голоса… женский, мужской. Алена! С ней, кажется, Гарик. Точно, он! Они поднимались по лестнице. Не долго думая, Аля прошмыгнула за ширмы и спряталась там. Отчего-то ей совсем не хотелось, чтобы её здесь застали.
В зале вспыхнул свет. Аля сжалась в комочек и сидела в своем укрытии, боясь пошевелиться, тише воды, ниже травы…
— Как классно, когда никого нет! — Алена, смеясь, закружилась по залу, любуясь своим отражением в зеркалах. — Ой, кайф какой!
— Слушай, а ты уверена, что здесь никого? — Гарик озирался по сторонам с таким видом, точно из какого-нибудь угла вот-вот выскочит Фредди Крюгер… — Внизу свет горит, значит тут кто-то есть.
— Наверное, Витька забыл потушить. Чего с него взять, с дурачка? Кончай напрягаться, Гарри, мы одни во всей Вселенной! Давай, доставай скорее шампусик!
— Погоди, я все-таки схожу вниз, проверю…
— Зануда!
Он попытался обнять её, но она выскользнула и расхохоталась.
— Топай, топай… Боже, какие мужчины все-таки трусы!
Он побежал вниз по лестнице, а Алена принялась выгружать из объемистой сумки съестное: пакетики из "Макдональдса", салаты в пластиковых круглых коробочках, карбонат и ветчину в нарезку, фрукты, конфеты и две бутылки шампанского.
— Никого! — торжественно возгласил Гарик, вернувшись. — Да здравствует наша ночь!
— Ур-ра-а-а! — пронзительно крикнула Алена, а Гарик подхватил её на руки и закружил по залу.
— Где слог найти, чтоб описать прогулку,
Шабли во льду, поджаренную булку
И вишен спелых сладостный агат?
Далек закат, и в море слышен гулко
Плеск тел, чей жар прохладе влаги рад.
Захлебываясь от восторга, начал Гарик, а Алена подхватила строки Михаила Кузмина:
— Твой нежный взор, лукавый и манящий,
Как милый вздор комедии звенящей,
Иль Мариво капризное перо,
Твой нос Пьеро и губ разрез пьянящий,
Мне кружат ум, как "Свадьба Фигаро".
Последние строфы они прочитали вместе: она на руках у него, торжествующая и глядящая сверху вниз смеющимися глазами, и он, запрокинувший голову, крепко обхвативший её за талию и поглупевший от счастья…
— Дух мелочей, прелестных и воздушных,
Любви ночей, то нежащих, то душных,
Веселой легкости бездушного житья!
Ах, верен я, далек чудес послушных,
Твоим цветам, веселая земля!
— Аленушка, моя королева! — прошептал Гарик, бережно опуская Алену на пол. — Светлая королева… — он, наконец, поцеловал её, и она затихла…
Аля не знала, куда ей деваться! Что за стыд быть невольной свидетельницей любовного свидания… И ведь теперь не выйти, не скрыться и некуда деться от этих вздохов, от этого сбивчивого жаркого шепота… Она закрыла глаза, зажала уши… но это не помогло. Любовники, думая, что одни, не сдерживались и вели себя довольно шумно…
Наконец, все стихло… Аля лежала ничком на матрасе, зарывшись лицом в Манино одеяло. На душе было так скверно, как никогда в жизни, точно она убила кого-нибудь…
— Моя девочка, чудо мое… — шептал Гарик, и в пустом репетиционном зале его шепот звучал так отчетливо, как будто он говорил в микрофон.
— Ты мой, ты мой! — ворковала Алена. — Весь мир наш! И эта студия… Давай выпьем за нее!
— Сначала за нас!
С глухим выхлопом вырвалась пробка, шипя, полилось шампанское. Послышался звон — влюбленные чокнулись… Аля все ещё не смела поднять головы и лежала, зажмурившись. На глазах у неё от переизбытка чувств выступили слезы.
— Ой, как же хорошо… хорошо! — звонко рассмеялась Алена. Ее смех звенел, голос вибрировал. Никогда ещё звук её голоса не был таким живым и упругим, как сейчас!
— Скоро премьера… — мечтательно протянул Гарик. — Позову ребят с курса, пусть на тебя полюбуются!
— Что, похвастаться хочешь? — лукаво спросила Алена.
— Да нет… просто пусть знают, как у нас здорово. Пускай студия и любительская, но ребята играют вполне профессионально. Уж поверь, я знаю, что говорю!
— Ну да, ты же у нас профессионал! — она взъерошила ему волосы.
Аля приподнялась на локтях, тряхнула головой и принялась сжимать и разжимать затекшие ладони. Теперь она снова могла видеть любовников в щель между створками ширмы, но смотреть ей совсем не хотелось… больше всего на свете она мечтала бы оказаться как можно дальше отсюда!
— Да, какое там… профессионал, — усмехнулся Гарик. — Еще пахать и пахать…
— Гарри, а ты хотел бы иметь свой театр? — ластясь, промурлыкала Алена.
— В принципе? Ну, конечно! Это ж мечта каждого режиссера!
— Ну, так за чем дело стало? Считай, он у тебя в кармане!
— Ты о чем? — не понял Гарик.
— Эта студия… она твоя! А окончишь ГИТИС, получим статус театра!
— Не понял! — мотнул головой Гарик и залпом допил шампанское.
Алена немедленно наполнила до краев его стакан и сунула в руку круглый солнечный апельсин. Сама отпила глоток и с хрустом куснула яблоко.
— Ну, ты возглавишь студию. А я буду твоей актрисой! Первой актрисой, звездой! Мы будем ставить комедии, веселые, искристые, как это шампанское… Хватит занудства! У меня от речей нашего дорогого Маркуши уже скулы сводит.
— А как же он?
— Далецкий? Ну как… за него не волнуйся — у него имя все-таки! Пристроится где-нибудь в профессиональном театре, чего ему с нами профанами зря время терять?
— Алена, что ты говоришь! — не выдержал Гарик. — Студия — это его ребенок! Любимое детище! Он же всю душу в неё вложил… Все начинал с нуля, нас собрал, выучил… Ребята, действительно, перспективные. И о студии уже известно в театральных кругах… вон, какая статья в "Театральной жизни" про "Синюю птицу" вышла! А Илья, Маня, Аля — у них настоящий талант, им в ГИТИС поступать надо. Ну, или там в Щуку, Шепку… А Марк, он же просто сломается, как ты не понимаешь, он…
— Слушай, я сейчас говорю о нас! — перебила Алена. — Если сам о себе не подумаешь, никто о тебе не подумает! Я хочу, чтобы у тебя было имя, свое дело, у тебя вся жизнь впереди! Мой милый, любимый, пожалуйста, позволь мне помочь тебе… Это будет твое дело, только твое, и никто тебе диктовать не будет! И потом, неужели ты не хочешь, чтобы твоя маленькая Аленка засверкала, как бриллиант?! Далецкий меня затирает, ролей не дает… думает ставить "Дни Турбиных", я спросила, даст ли он мне роль Елены, а он так задумчиво мне говорит: мол, у вас, Алена, другое амплуа, вы ещё не созрели… Это я-то не созрела! — она презрительно хмыкнула и, вскинув голову, оглядела себя в зеркале. — Нет, с этим надо кончать!