И ни на какие вопросы больше не отвечал.
За ужином говорили в основном о новой железной дороге от Вольдена до столицы. Точнее, говорила Мод, жена Уиллига — молодая, рыжеволосая и невероятно жизнерадостная. Восхищалась железнодорожным мостом через реку Блай — такой, мол, красивый, тонкий, как паутинка, — жалела, что охранники никого не подпускают посмотреть на него поближе. Раз десять повторила, что в воскресенье она уж точно пойдёт на новый вокзал посмотреть на отправление первого поезда. Эван рассеянно поддакивал, не забывая подливать в стакан дрянненький бренди.
Ночью Эван долго пытался уснуть, ворочаясь на продавленном диване. В комнате было душно. С пыльных портретов хмуро таращились предки четы Уиллигов, где-то в бесприютной темени на просторах пустоши тоскливо выла собака.
Мод и Уиллиг шептались о чём-то за тонкой стенкой. Потом заскрипели пружинами кровати. Клопы им, что ли, покоя не дают, — раздражённо подумал было Эван — и покраснел. Господи, стыдно-то как!
Он кашлянул, давая понять, что не спит. Кашлянул громче. Какое там.
Эван торопливо сунул ноги в разношенные штиблеты, сорвал с гвоздя пальто. Оставаться здесь, через стенку от чужой радости, было просто невыносимо.
Снаружи было холодно. И хорошо. На небе сверкали звёзды, каких не увидишь в городе — яркие и неправдоподобно крупные. Хрустела под ногами присыпанная инеем трава, сухие стебли вереска цеплялись за одежду.
Нет, если уж хоронить себя в этой глуши, то надо быть последовательным. Не портить людям настроение своей унылой рожей, а вселиться в мёртвый брошенный дом.
За невысокой оградой виднелся запущенный, разросшийся сад. Эван толкнул калитку, и та с жалобным визгом подалась вперёд. Ветер пробежал по траве, заскрипели ветви осин. А ведь жутко! Как в детстве, когда бабушка рассказывала истории о красных колпаках, злобных гномах паури, которые караулят запоздалых путников в развалинах замков на пустошах.
Тропинка вывела Эвана ко входу в особняк — и он невольно замер, глядя в тёмный проём распахнутой настежь двери. Нет, что-то и впрямь было не так с этим домом. Хотя стёкла в окнах были целыми, и кирпичные стены, казалось, простоят ещё не одно столетие.
Что-то тёмное мелькнуло в густой траве. Эван резко обернулся — но, конечно, никого не увидел. Рассердился на себя: надо же было так упиться! Красные колпаки ему мерещатся, видите ли. Древнее зло пустошей.
Нет, настоящее зло — оно другое. Оно в извиняющемся шёпоте Иды, в невежестве и трусости…
В чём ещё — додумать не удалось. Что-то обожгло висок. И стало темно.
Эван открыл глаза. Попробовал вдохнуть — и не смог.
— Тихо! — просвистел чей-то голос прямо над ухом.
Естественно, Эван пренебрёг этим разумным советом и заорал. Точнее, попытался — из горла вырвался только хрип.
Очень кстати выползла из-за туч луна и осветила ситуацию во всей её неприглядности. Он лежал на траве, жёсткой и холодной. А на его груди сидела какая-то косматая тварь размером с лисицу и таращилась на Эвана равнодушными жёлтыми глазищами.
— Кто ты? — всхлипнул Эван.
Тварь широко улыбнулась и выхватила из-за пояса нож. Лезвие коснулось шеи. И Эван с ужасающей ясностью понял: это всё. Больше ничего не будет. И успел выкрикнуть — отчаянно и безнадёжно:
— За что?
Тварь замерла.
— Ты пришёл в мой дом, — проговорила она хриплым, но вполне человеческим голосом. — Я убиваю людей. Этого мало, что ли?
— Да! — прохрипел Эван, чувствуя, как щекотная струйка крови побежала по шее. — Отпусти меня! Я никому не скажу!
— О чём? — удивлённо спросила тварь, усаживаясь поудобнее. — Что тебя, шестифутового идиота, вырубила девчонка ростом тебе по колено? Хвастать тут нечем, согласна.
— Тебе же всё равно, кого убивать? Ведь правда?
— Пожалуй, — жёлтые глазищи впились в его лицо.
— Не надо меня, пожалуйста. Я могу…
— Ну?
Привести другого, — чуть не сорвалось с губ. Нет, а что? Она же сама сказала — ей наплевать…
— А, к чёрту, — выдохнул Эван и крепко зажмурился. — Убивай. Хуже не будет.
— Экзистенциальный кризис? Ах, как некстати, — усмехнулась тварь — но нож от шеи убрала. — Мне ведь, милое дитя, действительно всё равно. Раз уж ты у нас не такой, как все эти жалкие людишки, и твоя жизнь уникальна и бесценна — замани сюда кого-нибудь, кто действительно заслуживает смерти. Согласен? Ну и славно. Приходи с утра. Поговорим.
Паури спрыгнула в траву. Эван дотронулся до шеи, посмотрел на пальцы, окрашенные тёмным, всхлипнул — и лишился чувств.
Очнулся он уже утром. Как ни странно — в своей постели, хотя и полностью одетый. Путь домой память милосердно не сохранила, да и воспоминания о ночной прогулке были, мягко говоря, расплывчатыми. Очевидным было одно: вчерашний бренди впрок не пошёл.
Впрочем, стоило бросить взгляд на часы, и мысли о паури вылетели из головы мгновенно. Хорош врач — в первый же день опоздать на приём!
Слава богу, в коридоре больницы никого не было — только девчушка лет семи сидела на лавочке, болтая ногами. Небось, ждёт кого-то из родителей.
— Доброе утро, мисс! — окликнул её Эван, на ходу пытаясь нашарить в кармане пальто ключ от кабинета.
— Вы доктор?
— Да, — рассеянно кивнул он, остановившись перед дверью.
— Помогите мне.
Эван резко обернулся.
Девочка, склонив голову, стояла прямо за ним — и когда она успела подойти? С тёмных волос на плечи стекала вода, платьице, мокрое до нитки, было перепачкано речным песком. Господи, март на дворе!
Эван толкнул ногой дверь в кабинет — оказалось, она не заперта — растерянно заметался по комнате в поисках одеяла. Девочка, не поднимая глаз, присела на кушетку.
— Что случилось? Ты упала в реку, да? А где твои родители?
— В поезде, — всхлипнула девчушка. — Было воскресенье, мы ехали по мосту, так красиво было. А потом все закричали, и я ударилась о дверь, и не помню…
— Покажи, где ударилась.
Девочка, поколебавшись, отвела спутанные волосы от лица. Эван медленно попятился, не отводя глаз от открытого перелома височной кости. Да как так-то? С такой раной она должна была уже…
— Помогите, — повторила она. — Пожалуйста. Воскресенье. Поезд на Бриттбург.
И исчезла.
Эван выскочил в коридор — и чуть не столкнулся с мужчиной в испачканном илом праздничном костюме. На белом рукаве распласталась водоросль.
— Они говорили, мост выдержит, — глухо пожаловался он. — Это был ад, доктор. Сущий ад. Сначала — тот взрыв, а потом…
Что «потом», Эван уже не дослушал: есть же предел человеческим силам.
— …должны помочь нам! — неслось вдогонку.
— Что ты со мной сделала, тварь? — заорал он. — Что это за кошмар? Откуда эти мертвяки и что мне с ними делать?
Со старой осины сорвалась испуганная стайка воробьёв. Дом молча таращился на Эвана пустыми глазницами окон.
— Так, судя по всему, ты их тоже увидел, — раздался знакомый хриплый голос. Паури, выбравшись из вересковых зарослей, ловко взобралась на истоптанные ступеньки крыльца и уселась там, забросив ногу на ногу. — Они тут уже вторую неделю бродят. Всё ноют про свой рухнувший мост. Но, насколько я знаю, тут и мостов-то таких нет, по которым ходят поезда?
— Есть один. Через реку Блай. Но он ещё закрыт, поезда пустят только в воскресенье.
— А, то есть это ещё не случилось? — удивилась паури. — Интересненько.
— Интересненько? — возмутился Эван.
— Конечно! Сам, небось, знаешь, что обычно призраки — это души тех, кто уже на том свете. А к тебе — ну и ко мне заодно — приходят призраки из будущего. Это ведь…
— Почему я их вижу?!
— Мой подарок, — усмехнулась паури, проводя длинным острым ногтём по шее. — Ты казался таким одиноким и разочарованным. Зато теперь тебе по крайней мере не скучно. Но ты не бойся, царапина затянется, и всё пройдёт. Что? Как ты им поможешь? Ох, не ной. Мы знаем, где произойдёт крушение. Знаем, когда. Что ж тебе ещё надо-то? Сделай так, чтобы этого не случилось — и ты поможешь потенциальным мертвякам не стать мертвяками де-факто. Их, думаю, это устроит.
Паури выжидающе уставилась на него.
При свете дня она не казалась такой уж зловещей. Ростом с ребёнка, но телосложение как у взрослой женщины. То, что ночью представилось Эвану непропорционально большой головой, на самом деле оказалось выцветшим красным колпаком. Кожа паури была неестественно бледной, почти серой, но черты лица, опять же, почти человеческими. Почти.
— Познакомимся, что ли? — предложила она. — Я Эми.
— Ладно…Эми. Что мне делать? Если я приду в мэрию и скажу, что мертвецы из будущего сообщили мне о крушении…
— Ну ты же не настолько туп? — жалобно спросила паури. — Ты вот что пойми. Раз эти мертвяки говорят о взрыве — значит, мост рухнул не просто из-за изъяна в конструкции. А раз есть кто-то, кто собирается взорвать опору моста или, не знаю, протащить взрывчатку в поезд — значит, его можно и нужно остановить. Но я, как видишь, немногое могу предпринять.
— Я вот чего не пойму. А тебе всё это зачем?
— Мне скучно, — призналась она. — Должно же быть у человека хоть какое-то увлечение? И мне пора убивать. А человек, который способен забрать несколько сотен жизней, ой как заслуживает знакомства со моим ножом. Куда больше, чем ты.
— Итак, поезд отправился вовремя, ровно в полдень, — отчитывался Эван. Паури внимательно слушала, не сводя с него жёлтые глазищи. — Там ещё несколько человек подошло — я их всех расспросил, записал в этот вот блокнот, у кого какие повреждения. Посмотришь?
— Ты мне лучше нормальных книг потом из города принеси. Что тебе рассказали о взрыве?
— Да можно сказать, ничего. Говорят, посадка прошла спокойно, на Блайский мост въехали через полчаса после отправления — тогда-то и рвануло. Судя по всему, в начале состава. Все пострадавшие — из вагонов второго и третьего класса, так что первый класс, видимо, вне подозрений.