– Затем, что мне нет никакого смысла губить свое путешествие, отказываться от большой прибыли только ради того, чтобы отвезти неизвестную женщину неизвестно куда.
– Но я – миссис Уиттли!
– Может быть, это и правда, – кивнул достопочтимый Рахман. – Я даже знаю, что с недавних пор именно господин Джулиан Уиттли и в самом деле стоит во главе фактории в Рангуне. Море – это большая дорога. Путники встречаются и обмениваются сведениями.
– Тогда вы должны были слышать о нападении Сюркуфа на «Глорию»!
– Я плыву с востока и неделю никого не встречал.
– Так что вы хотите получить за то, что отвезете меня в Рангун?
– Ничего, – вежливо улыбнулся Рахман. – Ровным счетом ничего. Но я обещаю вам бесплатный кров и постель на борту моего корабля на все время путешествия до Омана.
– Я его готова убить, – прошептала Регина.
Дороти поглядела украдкой на свое колечко. Камешек был розовым, никакой угрозы Дороти от арабов или хозяйки не исходило.
Дороти понимала, что разум здесь на стороне арабского купца. Она будто была знакома с ним, потому что в детстве сосед сверху рассказывал ей сказки про Синдбада-морехода. Вот она и сидит сейчас перед Синдбадом, который постарел, растолстел, обзавелся несчастным сыном, но, в общем, не очень изменился. И если раньше она плыла по океану на английской шлюпке, и потому ей не могла встретиться птица Рок или кит размером с остров, то теперь любое чудо могло стать явью.
– Я полагаю, что моя гостья устала, – произнес ар-Рахман. – Вам принесут пищу в каюту. Простите, что не могу разделить трапезу с вами, но нам не разрешает этого наш закон.
Регина была мрачнее тучи. Она не поднималась с места.
– Сколько будет стоить, – упрямо спросила она, – если ваше судно… – Последнее слово она произнесла, вложив в него все возможное презрение, но Камар или не понял, или не захотел понять интонацию миссис Уиттли. – …если ваше судно отвезет меня в Рангун?
– Это очень дорого стоит, – ответил Рахман и поднял руку, прекращая разговор. А так как Регина упорствовала, не поднимаясь, поднялся он и, кинув взгляд на Дороти, причем той показалось, что глаза его из-под нависших век улыбаются ей, последовал прочь из каюты, пройдя совсем близко от Регины, но не взглянув в ее сторону.
И тогда миссис Уиттли не оставалось ничего иного, как последовать за хозяином судна. Замыкал шествие Камар, и Дороти чувствовала всей спиной, как он ее рассматривает. Но когда она обернулась и поймала его взгляд, Камар виновато отвел глаза. Может быть, он жалел женщин и хотел бы им помочь, да был бессилен…
В каюте Регина рухнула на диван и залилась слезами.
– Ты видишь, – повторяла она, – ты видишь, какое это злобное животное? Он готов нас выбросить за борт.
– А мне так не показалось, – ответила Дороти.
– Что ты понимаешь! Тебе ведь все равно, куда плыть. Ты готова провести здесь месяц, год, попасть в гарем к его недоноску, только чтобы не помогать хозяйке, которая ради тебя бежала от пиратов.
– Ради меня? – искренне удивилась Дороти.
И Регина не менее искренне – она в тот момент верила собственным словам – ответила:
– Разумеется, они бы надругались над тобой, а потом выбросили бы тебя за борт, чтобы замести следы.
Но тут двое мальчиков принесли подносы с пловом и отдельно тушеную курицу, сладости и крепкий чай.
Блюда были наперченными, острыми, но вкусными, и женщины, истосковавшиеся, оказывается, по горячей, настоящей пище, приготовленной на плите, в две минуты смолотили плов и курицу, опились чаю и объелись сладостями так, что потом обе заснули и проспали до следующего утра, причем ночью у обеих стало неладно с животами, и они, перешептываясь, долго бродили по палубе, стараясь понять, где расположен гальюн на баггале, и спас их Дейвис, куривший на палубе, который объяснил, что в каюте должны быть ночные посудины для знатных пассажирок.
Утром Регина проснулась мрачной, больной, с красного лица лоскутами слезала обгоревшая в шлюпке кожа. Даже пират Сюркуф вряд ли полюбил бы ее в тот момент.
– Мы погибли, – сказала она. – Я всю ночь не спала и поняла – мы погибли. Мы закончим жизнь в арабском гареме – нас продадут на рынке в Омане. Теперь ты понимаешь, почему я не спала всю ночь?
Дороти знала, что хозяйка ночью спала, потому что у той заложило нос и она сопела и храпела. Но храпящий человек не знает, как он ужасен для окружающих.
– Тебе все равно, – сказала хозяйка. – Тебе и в гареме будет лучше, чем в твоем вонючем нищенском доме.
– Мой дом не вонючий и не нищенский, – обиделась Дороти, но хозяйка даже не слышала ее. Она была поглощена своим горем. – И вообще мне показалось, что господин Рахман согласен нас доставить в Рангун.
– Что ты говоришь! – возмутилась Регина, но тут же спросила: – А почему ты так думаешь? Что за глупость?
– Он не был сердитый, – ответила Дороти. – Он – торгаш. Он думал, как бы нас… использовать.
– Ты в самом деле так подумала? Нет, чепуха! Бред твоего жалкого мозга.
Но мысль Дороти, несмотря на отрицание ее Региной, запала той в сознание. Она подошла к окну каюты и, глядя на птиц, летящих за кормой баггалы, шептала, рассуждая:
– Но что он хочет? Сколько ему обещать…
Принесли воду для омовения, потом чай и сладости. «Я растолстею, – подумала Дороти, – и стану такой же соблазнительной, как Регина. Правда, сладостей много не съешь».
Потом Дороти попросила разрешения у госпожи выйти на палубу. Сама Регина на палубу не пошла, потому что плохо выглядела, но Дороти отпустила и велела ей внимательно прислушиваться и приглядываться. Как будто Дороти была арабкой.
На палубе было прохладно. Моросил дождик, но ветер дул ровно, и судно неслось быстро… К Оману? Где это – Оман?
– Доброе утро, – сказал горбун.
Он неслышно подошел к Дороти. Глаза его опухли и поблескивали где-то глубоко, обведенные почти черными кругами.
– Вы плохо себя чувствуете? – спросила Дороти.
– У меня внутри есть болезнь, – сказал Камар. – Но в Каире живет один доктор, знаменитый на весь мир. Он обещал вылечить меня травами.
Дороти чувствовала к молодому человеку жалость. Ей хотелось что-нибудь сделать для него.
– Вы хорошо говорите по-английски, – сказала она. – Просто замечательно.
– Я хочу поехать в Англию, – ответил молодой человек, – я буду учиться в университете в Оксфорде. Я несколько лет готовился. У меня был учитель, отец купил его у пиратов. Но потом он умер. Сейчас я хочу найти другого. Не хотите ли стать моим учителем?
Молодой человек робко улыбнулся, и вдруг Дороти увидела, что камешек в кольце немного потемнел. Осторожно!
Дороти было странно сознавать, что Камар может ей чем-нибудь угрожать. Слишком безобиден и робок был его черный взгляд. Но камешку она уже верила.
– Разве женщина может быть учителем по вашему закону? – спросила Дороти.
– В некоторых обстоятельствах может, – туманно ответил Камар.
Они замолчали.
– Ваш отец, – спросила тогда Дороти, чтобы переменить тему разговора, – ваш отец в самом деле не изменит курса вашего корабля? – спросила она.
– Это очень дорого стоит, – ответил Камар.
– Но с каждым часом мы уносимся прочь от Рангуна? – спросила Дороти, глядя, как легко судно разрезает волны.
– Может быть, – странно ответил Камар.
– Моя госпожа готова дорого заплатить.
– Каждый день стоит много золотых монет. Нас ждут в Омане перекупщики. Вы просто не представляете, сколько мешков с пряностями лежит у нас под ногами.
– Я думаю, что муж миссис Уиттли оплатит вам ваши расходы.
Камар вдруг улыбнулся.
– Мы привыкли, – сказал он искренне, – не доверять неверным. Вы, христиане, не держите своего слова. Вы – обманщики.
– Далеко не все!
– Бывают, наверное, исключения.
– Среди ваших людей тоже много обманщиков.
– Разумеется. Но у нас другая хитрость и другая ложь.
– А сколько стоит изменить курс?
– Спросите у моего отца, – сказал горбун. – Я бы сделал это бесплатно.
«Он слишком пристально смотрит на меня, от него исходят горячие волны… Мне становится сладко и страшно. Но и жалко его».
– Лучше за все платить, – сказала Дороти, отворачиваясь от Камара.
– Тогда платите вперед, – сказал Камар.
Дороти бросила взгляд на камешек. Он еще более потемнел.
Она уже понимала, какого рода опасность исходила от Камара и почему камешек как бы остановился, темнея, на полдороге. Он не мог понять своим каменным компьютером, насколько была опасна для Дороти страсть, охватившая молодого горбуна.
– Я не знаю, как моя госпожа решит уговаривать вашего отца, – сказала Дороти. – Она умная, она сообразит. Например, она может написать расписку…
– А когда мы привезем вас, – печально ответил горбун, – то английский фактор скажет, что нас не знает, а его жена сумасшедшая, подпись которой недействительна. Так было с одним другом моего отца. Он был разорен и повесился.
– Значит, нас ждет дорога в Оман? Откуда, вернее всего, мы уже никогда не вернемся домой…
– Но в Омане бывают европейцы. Туда заходят португальцы, там бывают голландцы…
– Это все наши враги. Нам нечего ждать пощады…
– Зачем вы согласились пойти в услужение к такой неприятной женщине? – спросил Камар.
У него был смешной акцент. Будто ему было трудно выплевывать английские слова, поэтому он предварительно очищал их от мяса и выговаривал лишь кости слов.
– Чего еще я могла ждать? – ответила Дороти. Следует сказать, что слова молодого араба были ей приятны.
– Я вижу, что вы принадлежите к высокому роду, – продолжал Камар. – Я узнаю сиамскую княжну, когда я вижу одну из них.
– Сиамскую княжну? – Эти слова ничего ей не говорили. Она не была уверена, что слышала когда-нибудь это слово – Сиам. Наверное, это арабское государство. И вдруг ей стало неловко признаться в том, что ее мать – лигонка из Авского королевства. Она испугалась разочаровать молодого горбуна.