– Тебе его жалко? – спросила Регина. Теперь Дороти была убеждена, что госпожа нарочно дразнит ее, ибо ей доставляют радость страдания Дороти.
– Да, мне его очень жалко, – сказала Дороти. – Я отдала бы все мои драгоценности, чтобы спасти их…
– У тебя есть драгоценности? Откуда? Ты же нищенка! – Регина насторожилась. Зря ты, Дороти, так легкомысленно заговорила с хозяйкой. Она же насторожена, как птица.
– У меня их немного…
– Вранье! Ты была голой на корабле. А потом у тебя появилось серебряное зеркало, я видела его…
– Это не зеркало… оно не отражает.
– Знаю, – ответила Регина. – Иначе бы я его у тебя отобрала. Тебе не положено иметь такое зеркало. Но я тебе должна сказать, что, когда полковник отрубит тебе голову, мне все равно достанутся и твое зеркало, и твои рубины, которые ты так неосторожно зашила в дно своей шанской сумки.
И Регина счастливо засмеялась.
– Кстати, – сказала она, насладившись растерянностью Дороти, – там уже нет никаких рубинов, потому что тебе не положено иметь рубины!
Регина поднялась, отобрала гребень у обомлевшей Дороти и сказала, отступая в угол комнаты:
– А теперь уходи отсюда. И предупреждаю, что у меня есть пистолет.
– Куда уходить?
– На улицу! Иди полюбуйся, как будут вешать твоих дружков. – Хозяйка была нарочито груба, она хотела вывести Дороти из себя.
«Не поддавайся, она нарочно, – уговаривала себя Дороти, – она хочет, чтобы я сорвалась…»
– Уходи! – визгливо повторила Регина.
Дороти покинула комнату и, не чуя под собой ног, выбежала на зеленый газон перед домом фактора.
Здесь стена близко подходила к строениям, дальше начинался плац, где уже была сооружена виселица. Дороти показалась страшной ее завершенность. Как накрытый стол, она была готова к приему гостей и сделана аккуратно, на совесть, видно, человек, отвечавший за ее изготовление, был аккуратистом и знатоком своего дела. Веревки с петлями на концах, которые свисали с перекладины, были одинаковы по длине и замерли, ожидая, кого бы стиснуть в своих объятиях. Под петлями на равном расстоянии один от другого стояло пять ящиков. Их вышибут из-под ног казненных. Ящики тоже были одинаковыми и стояли в ровную линию.
Дороти зачарованно смотрела на виселицу. В совершенстве этой виселицы ей виделся весь мир, окружающий ее с момента отплытия из Англии. Его жестокость была освящена аккуратностью, и сегодня эта власть, эта аккуратность будет расправляться с теми людьми, которые допустили сбой машины, нарушили далеко идущие планы лондонских стратегов и рангунского исполнителя, мистера Джулиана Уиттли.
К виселице подходили зеваки, некоторые даже поднимались на помост и трогали ящики, один офицер забрался на ящик и хотел сунуть голову в петлю, сержант, который стерег виселицу, уговаривал его уйти.
– Уходите, уходите! – проскрипел полковник Блекберри, незаметно вышедший на плац. – Если не хотите повиснуть там за компанию.
Полковник Блекберри с каждым днем забирал все большую власть на фактории. Дороти даже подумала, что зря Регина и мистер Джулиан сделали его своим доверенным союзником. Не сегодня-завтра полковник воспользуется своими познаниями, чтобы оттеснить и погубить сегодняшних друзей.
И тут полковник увидел Дороти.
«Господи, опять начинается на меня охота…»
– Так, подсматриваешь? – Блекберри при виде Дороти терял рассудок. – Нет твоего защитника! Уехал мистер Пимпкин на «Дредноут». А ну, иди со мной!
Полковник схватил Дороти за плечо. Она попыталась сбросить его руку. Вокруг были враги! Кто-то в толпе окруживших виселицу зевак громко засмеялся – то ли над усердием полковника, то ли над страхом Дороти, которого она не в силах была скрыть.
– Ты пойдешь в тюрьму! – кричал полковник. – И я тебя вздерну вместе с ними! Или ты хочешь, чтобы тебя сожгли как ведьму?
– Но нельзя же так! За что вы меня преследуете?
Если Дороти надеялась вызвать жалость у зрителей, она ошиблась – клерки и прочая мелкая сошка фактории встретили эти слова взрывом веселья. Видно, виселица как-то изменила настроение законопослушных британцев и превратила их в древних римлян, поворачивающих большой палец вниз в знаменитом жесте времен гладиаторских боев: «Добей поверженного!»
Дороти отбивалась как могла, но победить этого жилистого озверевшего мужчину она была не в состоянии.
Полковник тянул свою жертву на газон, к дорожке, которая вела к подслеповатому зданию тюрьмы. Дороти рванулась из последних сил, и полковник отпустил ее – так неожиданно, что Дороти упала.
Но и полковник упал.
Он схватился за ту руку, которой тащил Дороти, и между пальцев его текла кровь.
– Укусила! – крикнул кто-то из зевак. – Она укусила полковника!
Дороти и в голову не пришло кусаться… Но что же случилось?
– Там! – закричал Блекберри, перекрывая шум голосов. – Оттуда стреляли… – Пальцем здоровой руки он показал на могучее дерево Пламя леса, ветви которого, красные от цветов, нависали над бревенчатой стеной фактории.
И Дороти тоже показалось, что она видит человека, который спускается вниз… Вот он исчез за стеной.
– Он стрелял! Это ее сообщник!
Дороти знала только одного охотника в мире, который мог попасть в комара на лету, – Нга Дина. Неужели Бо Пиньязотта все же отрядил сына охранять Дороти?
Милый, милый простак! Он же только сделал хуже! Теперь все на фактории убедились в том, что Дороти связана с бирманцами или какими-то враждебными англичанам силами. И, хоть и раненый, полковник может торжествовать…
И когда Дороти потащили в тюрьму, полковник, радостный и даже веселый, прошел за ней несколько шагов и проговорил ей вслед, обращаясь к толпе:
– Я же предупреждал!
Но тут силы оставили его, и полковник Блекберри опустился на газон.
К нему, вызванный кем-то, уже бежал доктор Стренгл.
Дороти обернулась. На фоне виселицы под висящими толстыми петлями сидел на земле полковник Блекберри, а доктор Стренгл раскрывал свою сумку, чтобы достать корпию и бинт для перевязки его раны.
Хоть Дороти было больно – ее дергали, толкали, словно хотели убить до того, как она попадет в тюрьму, она вдруг подумала: а ведь ей повезло! Она же сейчас увидит Алекса! Конечно же, ей ведь хотелось попасть в тюрьму!
Дороти благополучно забыла, что ее сегодня собираются повесить, и беспокоилась, входя в тюрьму, хорошо ли она выглядит и понравится ли она Алексу.
Открылась дверь в тюрьму, вокруг были какие-то люди, что-то говорили, почему-то ее хотели обыскивать, и Дороти стала отбиваться от грязных рук, потом чьи-то опытные пальцы вытащили из ее головы булавки – не положено иметь в тюрьме булавки, волосы рассыпались по плечам – что подумает Алекс! – и Дороти оказалась в полутемном помещении с земляным полом, где было душно, жарко и дурно пахло…
Но Дороти сразу узнала Алекса – вон он поднимается с вороха соломы! Узнает ли он ее?
Со скрежетом закрылась дверь в каземат.
Капитан Фицпатрик тоже поднялся со скамьи. Скамья стояла у стола, на нем были кувшин и глиняная чашка.
В удивлении обернулись к Дороти второй штурман, помощник капитана и артиллерист – всех их Дороти отлично знала, несколько недель они встречались почти каждый день.
– Здравствуйте, – сказала Дороти бодрым голосом, и даже для нее самой голос прозвучал фальшиво. Ей пришлось откашляться и повторить приветствие.
– Дороти! – Капитан Фицпатрик не скрывал удивления. – Вас-то за что сюда бросили? Неужели вы обожгли хозяйку утюгом, когда гладили ее туалеты?
Дороти не поняла, шутит ли худой и еще более исхудавший в темнице капитан «Глории».
Но смех его помощников развеял ее сомнения.
Алекс не смеялся. Он приблизился к Дороти.
– Я испуган, – произнес он, вглядываясь в ее лицо. – Что случилось? Почему ты наказана?
– Я не просто наказана, – сказала Дороти, – меня казнят вместе с вами.
– Полковник Блекберри? – спросил капитан. – Это его интриги? А почему вас не защитит Регина Уиттли?
– Когда она меня защищала?
– Вы правы, – вздохнул Фицпатрик.
И Дороти поняла, что офицеры в эти дни немало обсуждали события недавних месяцев – судьба была к ним жестока и намеревалась нанести им последний удар.
– Расскажите, как он до вас добрался, Дороти? – попросил капитан.
Дороти начала рассказывать. Перед тем как довести рассказ до последних минут, она прервала его и попросила напиться. К счастью, в кувшине осталось немного воды. Ей не хотелось открывать свою тайну – говорить о том, что в Рангуне скрываются лазутчики из Лигонского королевства. Ей не хотелось говорить, что она знает, кто стрелял в полковника.
Поэтому Дороти ограничилась тем, что поведала о выстреле «откуда-то».
– Да, это замечательный предлог расправиться с тобой, – сказал сокрушенно Алекс.
О, как он побледнел и исхудал за эти дни!
– Боюсь, что ваша судьба была предрешена раньше. И если бы не мистер Пимпкин, который вас вчера защитил, то вы разделили бы нашу судьбу еще раньше…
– Что об этом говорить! – вздохнула Дороти. – Он же не раз пытался меня убить… И даже посылал своих подручных…
«Потом расскажу о смерти плотника, – подумала она. – Успею…» И вдруг поняла, что не успеет. Что никогда уже ничего не расскажет милому капитану Фицпатрику или курносому рыжему шотландцу – артиллерийскому офицеру.
– А опасная ли у полковника рана? – с надеждой спросил артиллерийский офицер. – Выживет ли он?
– Боюсь, что рана не опасная, в руку.
– Как жаль, – произнес артиллерист.
– Откуда же стреляли? – спросил помощник капитана.
– Как я понимаю, снаружи, с большого дерева за стеной фактории.
– Жаль, что это был не я, – сказал Алекс. – Я бы не промахнулся.
– Молодые люди, – остановил своих товарищей по несчастью капитан Фицпатрик. – Вам представляется, что если со сцены уйдет один, самый очевидный злодей, то наступят славные времена и восторжествует справедливость. О, какое это заблуждение! Подумайте, главный ли человек в этой интриге полковник Блекберри? Я сам отвечу: отнюдь не главный. Его используют супруги Уиттли. Я в этом убежден. Джулиану Уиттли надо доказать Компании, что в возможном провале похода он не виновен. Его жене требуется доказать, что ее поведение во время плавания было безупречным, а приключения ужасными! И конечно же, полковнику Блекберри важно доказать, что он вел себя безукоризненно, как настоящий лев, а не отсиживался во время боя где-то ниже лазарета.