– С вами, комиссар, никогда нельзя быть уверенной, – возразила Кора. – Я не удивилась бы, если бы вы сейчас достали зеркало из-за пазухи.
Она сказала это так уверенно, что все присутствующие в комнате поглядели на комиссара в ожидании, что он вытащит зеркало и покажет.
– Простите, – мрачно произнес комиссар, – я не фокусник и голубей за пазухой не таскаю.
– А жаль, – сказала Пегги, давно уже разочарованная в комиссаре. Она назло ему напялила зеленый парик.
Массажистка быстро избила ребрами ладоней спину Коры, и ее руки спустились ниже талии девушки. Комиссар зачарованно следил за руками японки.
– Что же будем делать, комиссар? – спросила тогда Пегги, которой, по сути дела, не стоило бы вмешиваться в дела полицейские, но за полгода она настолько сжилась с приключениями в восемнадцатом веке, словно сама там жила.
– Да, что будем делать? – повторил вопрос комиссар, поворачиваясь к Коре.
– Будем искать, – ответила Кора. – Вы узнали дальнейшую судьбу моих предков?
– А ты? – спросил Милодар.
– Тогда вы начинайте, – сказала Кора, – а я буду вас поправлять. Ведь я могу лишь чувствовать, правы вы или нет, так как за эти полгода я как бы побывала внутри всех моих предков. Но зачастую я не понимала, с кем имею дело.
– Хорошо, – сказал Милодар. – Пегги, принеси мне кофе, только покрепче.
– Слава богу, настоящий, – сказала Пегги и пошла в соседнюю комнату, где стояла кофеварка.
– По данным земных архивов, которые не всегда полноценны, за исключением Англии, давшей нам наибольшую долю информации, – произнес Милодар, поглядывая на дисплей карманного справочника, – некая Мэри-Энн Форест зарегистрирована в книгах города Лондона как вдова лесника Фореста. У нее было двое детей.
– Какое великое открытие, – заметила Пегги, ставя перед комиссаром чашку кофе. – Этого мы не знали!
– Пегги, я тебя умоляю! – остановил ассистентку профессор Гродно. – Держи себя в руках.
– Молчу, милый, молчу, – ответила та. – Тебе тоже кофе налить?
Из чего можно заключить, что, разочаровавшись в Милодаре, Пегги возвратилась к профессору.
– Двое детей, Майкл и Дороти. Но после 1804 года следы этого семейства исчезают. Мы даже не узнали, вернулась ли Дороти домой.
– Все правильно, – согласилась Кора. – Моя Дороти и Алекс не решились вернуться в Англию под своими именами. И правильно сделали. Они посетили Лондон, они видели Мэри-Энн и Майкла, они рассказали матери о переменах в их судьбе и о том, что теперь она – наследница лигонского престола. Конечно, это нелегко понять лондонской шляпнице, но старый мамин друг Фан подтвердил слова Дороти. Дороти поделилась с матерью своими богатствами, и та, взяв с собой Майкла, уплыла в Бирму. Сама же Дороти, пожив некоторое время в Лондоне под чужим именем, все же поддалась настойчивым уговорам жениха и уехала с ним в Италию, где они и прожили до тех пор, пока Наполеон не завоевал Польшу. Тогда путь на север был открыт. Когда они приехали в Польшу, то были женаты уже семь лет и у Дороти было двое детей – Тадеуш и Зося. Но здесь в моих чувствах наступает темная полоса… я не все вижу, не все понимаю… Наступает полоса горя, тоски, я чувствую это, но не все понимаю… Мне нужно понять, куда делся Александр Фредро, польский дворянин, владелец имения под Люблином.
Кора замолчала, ей было трудно говорить… все же отвыкла в саркофаге от речей, где слушала более шепот мыслей и шарканье веков.
– Ты говоришь – Александр Фредро? Какой год?
– Примерно 1810 год.
Милодар включил главный информаторий Земли. Польский отдел. Конечно, далеко не все поляки за последние тысячу лет попали в память информатория, но все хоть чем-то выдающиеся персоны в него были занесены.
Ответ на запрос последовал через минуту после того, как Милодар выпил чашку кофе и рассказал Коре о новостях шахмат и тенниса за последние полгода.
– Александр Фредро, майор легиона Домбровского, погиб в Италии в сентябре 1813 года. И все…
– Тогда мне ясно, почему в моем… в ее сознании нет нескольких лет. Для Дороти гибель мужа была столь ужасна, что… Не может быть, что он погиб!
И вдруг Кора разрыдалась, прибежал Гродно, велел Пегги принести капли Кошица, появилась медсестра, они все закружились, замелькали вокруг Коры, которую никак не могли вывести из истерики. Затем Милодара выгнали. Испытание памятью оказалось слишком сильным для Коры, она не выдержала его. Гродно потом объяснял комиссару, что срыв случился из-за того, что полгода Кора была связана с Дороти такими тесными мысленными и эмоциональными узами, что разрыв их оказался опасным для психики агента. А известие о ранней гибели отважного штурмана доконало Кору.
В течение двух следующих дней Милодара не допускали до Коры. Лицо из Эпидавра проигрывало в Монте-Карло, а Милодар подключил большой компьютер, который производил поиски Дороти не только в Польше, но и в других странах. Ему удалось узнать, что через год после смерти Алекса Дороти оставила детей своей свекрови, оставила ей свое богатое имение, разоренное, правда, во время наступления русских войск, и исчезла. Дальнейшая линия наследственности, которая и привела к появлению на свет Коры Орват от Тадеуша и Зоси Фредро, обрывается. Что же стало с Дороти, так никто и не узнал.
Но на третий день, когда Кора окончательно пришла в себя, она сама позвонила Милодару и сообщила, что улетает на родину предков. Она постарается отыскать следы Дороти далеко от Польши… И если Милодар хочет, он может сопровождать свою сотрудницу.
– Куда? – спросил Милодар.
– Мною движут сентиментальные соображения, – ответила Кора. – Я видела Лиджи глазами Дороти, но далеко не всегда мне это удавалось. Я хотела бы посмотреть на место сражения мятежников с Эпидавра…
– Ты никуда не полетишь без меня! – заявил комиссар. – А я как раз туда собирался.
– Зачем?
– Искать Дороти.
– Значит, вы тоже подумали, что она может оказаться в Лигоне?
– Не полагай себя умнее прочих, – рассердился комиссар. – Я тоже умею рассуждать. Мы знаем, что Дороти исчезла. Исчезнуть ей некуда. Хотя одно такое место есть. Место, где находятся ее мать, ее дядя и брат. Это Лигон. Представь себе, Дороти находится в жуткой депрессии. Она потеряла мужа. Она хочет вернуться на родину, потому что в Польше ей больше делать нечего. Она говорит своей свекрови, что уезжает к маме. А что ей отвечает свекровь? Правильно, свекровь говорит: «Но не вздумай взять детей! Я тебе их не отдам!» Что может сделать Дороти? Она говорит тогда своей нелюбимой свекрови или своим знатным польским родственникам, что съездит к маме и вернется… И уезжает.
– И почему она не вернулась? – спросила Кора.
– Это мы узнаем с тобой через час, – сказал комиссар. – Я назначаю тебе встречу через час в центре города Рангун, у пагоды Суле.
– У пагоды Шведагон, – поправила его Кора.
– Шведагон не в центре, – не сдался комиссар, и на этот раз он оказался прав.
Из Рангуна, жаркого, душного, влажного, где комиссар и Кора съели мороженого в кафе у памятника маленькой бирманской женщине Аун Сан Су Чжи, отважно боровшейся сто лет назад за свободу и демократию в Бирме, они вылетели на такси в Лигонскую республику. Вскоре долина, разделенная на квадраты рисовых полей, начала подниматься, холмиться, дальше пошли леса, и за несколькими перевалами они опустились к широкой горной долине у городка Лиджи, милого курорта с целебными источниками.
– Узнаешь? – спросил комиссар.
– Нет, – честно призналась Кора, – я слишком давно здесь была. Даже горы стали другими.
Конечно, горы другими не стали, но город был современным и похожим на подобные курорты в Южной Европе, на Гавайях и в Грузии.
Поднятый по тревоге еще из Москвы сотрудник Краеведческого музея в Лиджи Маун Нурия, далекий отпрыск правящей династии лигонских королей, встречал их на центральной площади, куда опустилось такси. Он был молод, робок, но преисполнен гордыни, как все лигонские княжата.
– Я заказал вам обед, сэр, – сообщил он комиссару.
– Некогда, некогда, некогда! – отвечал Милодар. – Нам нужна информация, и чем скорее мы ее получим, тем скорее улетим.
– Я не спешу, сэр, – ответил молодой человек, сохраняя чувство собственного достоинства.
– Зато я спешу. Где у вас музей?
– Вы стоите у входа в него.
– Тогда пошли внутрь. Здесь дует.
Считать, что на центральной площади Лиджи дует, было несправедливо. Там не дуло, а пел постоянный сильный ветер, который скатывался с гор и стремился к океану.
В надежной тишине музея, построенного в духе средневековых лигонских построек, правда, не из тикового дерева, а из современного строительного пластика, комиссар потребовал, чтобы его вели в архивы.
– Зачем? – настороженно спросил Маун Нурия из лигонских князей. Ему комиссар совсем не нравился – в тихих горных городах не любят людей, примчавшихся из равнины на диком коне и с громкой боевой песней. А именно таким человеком и был комиссар.
– Мне нужно узнать, нет ли чего-нибудь у вас о Дороти. Дороти Форест, она же Дороти Фредро. Она же принцесса Лигона.
– В Лигоне не было принцессы с таким именем, – уверенно возразил молодой человек.
Они шли впереди с Милодаром. Милодар все время мысленно подгонял музейного сотрудника, а тот внутренне сопротивлялся и тормозил, из-за чего продвижение вперед получалось неровным, с толчками и пробежками.
Вдруг их остановил раздавшийся сзади крик Коры:
– Да стойте же! Вам не надо идти в архив.
– Что? – обернулся к ней Милодар. – Что еще?
– Подойдите сюда.
Милодар подчинился настойчивому звучанию голоса.
– Вы узнаете эту женщину? – спросила Кора.
– Оу! – произнес Милодар. – Это она.
Он попытался прочесть написанное под портретом имя средних лет женщины, в которой нетрудно угадать Дороти. Но имя было написано по-лигонски.
– Кто это? – спросил Милодар.
Молодой человек ответил:
– Это королева Лигона Ма Доро. Или, как она более известна, До Доро. Это великая женщина и наша героиня.