остерят его не по злобе души, а тревожась об его, Всеволода, здоровье.
Как всегда, на призыв о помощи доктор откликнулся моментально, сварливо, точно столетний дед, спросив:
«Чего там у тебя опять приключилось?»
Зеркальщик быстро рассказал, как его угораздило чисто случайно обнаружить разбойничий притон.
«Всеволод Алёнович, - голос Никиты источал столько яда, что даже малой капли его хватило бы для истребления всех жителей империи, - я вот не пойму, ты родился под несчастливой звездой, али это магия твоя дурная так действует? Почему ты в каждом стоге иголку находишь, что ж ты такой удачей обиженный, а?!»
На невезучего Всеволод всё-таки обиделся:
«Служба у меня такая: находить то, что другие теряют».
Доктор выразительно крякнул, намекая, что нечего на зеркало пенять, коли наружность не устраивает, сиречь нечего собственную «удачливость» делами служебными прикрывать, и буркнув: «Жди» замолк. Браслет тоже прекратил щипаться и стал прохладнее, мстительно обвившись вокруг запястья наподобие кандальных оков.
Дознаватель задумчиво посмотрел в окно, где яркое солнце сменили низкие косматые тучи, обещающие затяжной снегопад. Погода стремительно портилась, от резких порывов ветра пронзительно скрипели ставни и дрожали мутноватые стёкла.
- Барин, - хозяйка пирожковой подошла к столу, пряча руки под длинным серым фартуком, - ежели Вы хотите к Захарычу, так лучше прямо сейчас идти. А то вишь, что на улице творится, не ровён час, пурга начнётся.
Зеркальщик благодушно кивнул и поднялся, не спеша хвататься за оружие (коего у него, к слову сказать, и не было) или звать на помощь. Женщина незаметно вздохнула, покачала головой, уже жалея, что сболтнула Гудияру о посетителе, в коем на миг, воистину правду молвят, что пуганая ворона и куста боится, помстился ей дознаватель из Сыскного Управления. А теперь всё, обречён красавец сероглазый, как от пирожковой отойдёт, тут его и встретят. И добро, коли сразу прирежут, а то ведь могут и на беседу к Гудияру стащить, а после таких разговоров даже самые крепкие о смерти как о благе молили. Хозяйка тяжко вздохнула, скорбно поджала губы. Может, предупредить молодца, пока не поздно? Женщина искоса посмотрела на обречённого, коий пока не догадывался о своей скорбной юдоли, и покачала головой. Нет, поздно, уже слишком поздно. Гудияр, оборотень поганый, уже почуял жажду крови и таперича пока не утолит её, не успокоится. Ох, Господи, прости и помилуй душу грешную, не со зла, а лишь по извечной бабьей дурости с разбойными связавшуюся! Хозяйка пирожковой перекрестилась, негромко прошептала сбивчивую молитву.
- Что это ты, хозяюшка, то молитвы шепчешь, то вздыхаешь? – насмешливо спросил Всеволод. – Уж не потравила ли пироги, коими меня потчевала?
Женщина вспыхнула, точно была невинной девицей, перед коей пьяный мужик порты скинул:
- Побойтесь бога, барин, кухня у меня отменная, самые первые люди города отведать не брезгуют! Почитай, каждый дён слуг присылают!
Взгляд Зеркальщика потяжелел, засиял сдерживаемой магией:
- Хорошо, что сами не приезжают, а не то твои дружки живо бы их на солнышко сушиться повесили.
Женщина побледнела, словно свежевыпавший снег, споткнулась на ровном месте, чуть не упав лицом вниз на промёрзшую землю, зашевелила губами, не в силах выдавить из себя ни слова. А Всеволод Алёнович продолжал давить, пытаясь до самой сердцевины души достать, раскаяние пробудить:
- Ну, что же ты губами хлопаешь? Скажешь, облыжно говорю? Так ведь сама знаешь, что прав я. Небось, и пирожковую свою на кровавые деньги открыла?
- Неправда, - вспыхнула хозяйка, коей ножом по сердцу пришлись последние слова дознавателя, по самому больному полоснули, - лжа это, вот Вам крест, от родителей наследство! Нет на моей лавочке ни капли крови, чистая она, я и батюшку Онисима освящать её приглашала!
Всеволод крутенько повернулся на каблуках, схватил женщину за плечи, притянул к себе, выдохнул прямо в лицо, буравя тяжким взором:
- А на тебе самой тоже крови нет?
Дама сникла, обмякла вся, словно марионетка с оборванными нитями. Дознаватель усмехнулся одним уголком рта и тут приметил смутное движение в тени кособокого домишки, стоящего аккурат на границе Чародейного тупика. Резко оттолкнув женщину себе за спину, Всеволод плавно развернулся к промелькнувшему в тени силуэту, мысленно ругая себя на чём свет стоит за то, что не озаботился, выходя из дома, взять оружие. Да и то сказать, собирался-то он не на побоище, а на сватовство, а там шпага без надобности. Только вот судьба в очередной раз вдребезги порушила все его планы.
- А про то, сколько крови на руках у этой крали, не тебе, барин, спрашивать, - просипел грузный одноглазый мужик в порванном тулупе, медленно выходя из-за домишки и лениво покручивая в руках большую шишковатую дубину. – Ты сей миг сам на встречу с Создателем отправишься, так что лучше свои грехи вспоминай.
Зеркальщик привычно вскинул руку, пытаясь создать защитный купол, но из-за браслета смог выпустить лишь пару мелких стеклянных осколков.
«Чёрт, выберусь из этой переделки живым, заставлю Никиту снять этот клятый амулет к чёртовой матери, - пылко, словно жених в церкви, поклялся Всеволод, подхватывая с земли сломанную тележную ось. – И со шпагой даже во сне расставаться не буду! Али кинжалец заведу, всё не с голыми руками против разбойных идти».
- А ты смелый, красавец, - просипел мужик, качая кудлатой башкой, - ишшо вроде как магичить чего пытался? Да не вышло, на нас, сокол, мулеты защитные. Аккурат от таких вот умников чародейных сделаны.
Пока один отвлекал внимание Всеволода, подтянулись остальные разбойные, среди коих дознаватель с неприятным удивлением узнал щеголеватого помощника городского мага.
- Крепкого здоровья, Всеволод Алёнович, - чародей поклонился, издевательски шаркнув ножкой, - признаюсь, не рад нашей встрече. При прошлом Вашем визите к моему всемогущему, как он сам считает, магу, Вы произвели на меня весьма благоприятное впечатление. Жаль, что судьба свела нас вновь, да ещё и при столь печальных для Вас обстоятельствах… - мужчина покачал головой, вздохнул удручённо. – Кончайте его скоренько, братцы. Да дубинами забивайте, Зеркальщики горазды через блестящие ножички утекать.
Получив приказ атамана, разбойные разом вскинули дубины и бросились на дознавателя. Всеволод Алёнович отпрянул, не давая заключить себя в круг, из коего выбраться живым не представлялось возможным, и крутанул ось меленкой. Будь в руке Зеркальщика палка покрепче али вообще шпага, возможно, нападавшие и прониклись бы, а так лишь презрительно кхекнули и так яростно замахали своими дубинками, что поднялся самый настоящий ветер. От пары ударов Всеволод ещё смог отклониться, ещё один стоически приняла на себя тележная ось, но на втором ударе гнилое дерево не выдержало и с печальным треском рассыпалось в труху.
- Бей его, молодцы! – зычно гаркнул чародей, сам предпочитая оставаться в роли наблюдателя побоища. – Бей его, безоружен он теперь!
Дознаватель швырнул оставшиеся у него в руках от оси жалкие обломки, метко угодив ими в две бородатые перекошенные физиономии, от удара ставшие ещё более перекошенными, и лихо, словно заяц на охоте, прянул в сторону кособокого домишки. Да, негоже врагам спину показывать, но Зеркальщик всегда считал, что живая собака принесёт больше пользы, чем мёртвый лев. И вообще, ему помирать пока рано, его Варенька ждёт, обручение у них сегодня.
«Где же Никита с подмогой? Чего он медлит?!»
Всеволод Алёнович перемахнул через кучу мусора, бросил быстрый взгляд вправо, влево. Городовых, понятное дело, не было, они подобные места не жаловали и без надобности в них старались не соваться, праздношатающихся прохожих тоже заметно не было, как и крепких домов, готовых дать приют беглецу.
«В моём случае остаётся радоваться тому, что подмога к разбойным не спешит, - усмехнулся дознаватель, поспешно смахивая выступивший на лбу пот. – И где же, мрак его заешь, Никита?»
На миг Всеволоду помстилось, что спасение близко: дорога делала шальной крюк, словно её оса злая ужалила, и скрывалась в чём-то похожем то ли на небольшой лесок, то ли на разросшийся парк. Зеркальщик, привыкший более полагаться на милость природы, нежели людей, бросился туда, но едва миновал особо заковыристый изгиб дороги, как путь ему преградили разбойные. Злые, запыхавшиеся, но за время бега не утратившие ни пыла, ни, что особенно огорчало, своих дубин. Их атаман медленно и вальяжно, явно красуясь, вышел вперёд, укоризненно покачивая головой:
- Ай-яй-яй, Всеволод Алёнович, пристало ли дознавателю Сыскного Управления врагам спину показывать? Право слово, Вы меня огорчаете, не знал, что Вы, помимо того, что Зеркальщик, ещё и трус.
- Будь Вы один, сударь, я бы не стал бегать, - огрызнулся Всеволод, прекрасно понимая, что терять ему, по большому счёту, уже нечего. А так, возможно, появится призрачный шанс если не убить (вряд ли разбойные позволят), то хотя бы пару синяков поставить этому щёголю. Всё не так обидно помирать будет.
Чародей звучно прищёлкнул языком, покачался с носка на пятку, а потом лениво процедил, глядя не на дознавателя, а на кончики своих сапог, словно Всеволод Алёнович был столь мелкой и незначительной персоной, что даже взгляда не стоил:
- Нет уж, друг милый, на такие мальчишеские подначки я не поведусь. Убить его.
Разбойные кинулись всем скопом, самые ретивые даже дубины отбросили, чтобы была потом возможность хвастать, как они врагу голыми руками хребет ломали. Завязалась драка, треснул и отлетел в сторону оторванный рукав, брызнула кровь из чьего-то расквашенного носа.
- Все демоны ада тебя пожри, Всеволод, я тебя ей-же-ей на цепь посажу! – рявкнул появившийся из серовато-дымной воронки Никита, с двух рук выпуская в сторону разбойных тёмно-серые шары, в коих чародей с ужасом опознал смертоносные, растворяющие всё, чего коснутся, Туманы смерти.
Следом за доктором из той же воронки деловито выскакивали городовые под предводительством высокого и краснолицего околоточного. Стражи порядка, благоразумно стараясь не сталкиваться с Туманами смерти, заламывали руки разбойным, особо ретивых предварительно успокаивая могучими ударами в лицо либо в ухо.