Мариана замолчала.
– Если не хочешь, не рассказывай. – Кэтрин взяла Мариану за руку.
– Ты права, не хочу. А вот лучше скажи мне… – Мариана нагнулась к уху Кэтрин и что-то спросила. Кэтрин хихикнула и, опустив глаза, быстро закивала.
Весь следующий день девушки о чем-то шептались, то охая, то хихикая, то стреляя глазами в рыцаря, и Базиль усмехался:
– Девчонки, что одна, что другая. Ветер в голове.
Барти, сердясь, горячил Храпа и думал, что зря он ввязался в это путешествие. И разговор о дальнейших планах завел вечером не он, а Базиль.
– Я вот всё думаю, – сказал бывший наемник, – приедем мы в столицу и разбежимся, так?
Барти пожал плечами, взглянул на Мариану.
– Ну… наверное, – растерянно прошептала девушка.
– Так вот, разве не должны мы рассказать кому-то, что за дела творятся на тракте? Ладно еще разбой, но чтоб заклинатели вот так, понимаешь, внаглую баловали, такого не припомню.
– Я сам займусь, – сказал Барти. – Но вы можете понадобиться. Мик, скорей всего: он того заклинателя видел.
Мальчишка просиял.
– Может, не надо? – пискнула Мариана.
– Постараюсь обойтись без подробностей. Хотя на самом деле зря ты не хочешь признать исполнения клятвы. Все честно.
– Как ты не понимаешь! Ну разве после такого подвига меня возьмут в отряд?!
– Прости, Мариана, но тебя так и так не возьмут. Даже будь ты парнем – не взяли бы. Хотя бы потому, что нам людей сейчас хватает. И вообще, зря ты это затеяла.
– Не начинайте снова, сэр Бартоломью!
– И верно, – смутился Барти, – о том ли речь. Сказать, я считаю, надо. Не та опасность, о которой…
– Да понимаю я, – вздохнула Мариана. И закончила таким тихим шепотом, что даже Кэти не расслышала толком: – Все я понимаю, благородный сэр… а вот вы…
2. Мариана, девица из благородной семьи
В столице Мариане бывать прежде не доводилось, и она не стала спорить, когда Барти взял на себя хлопоты с жильем и обедом. Сказать по правде, широкие корваренские улицы, усыпанные народом, смутили девушку. Нарядные кареты грохотали колесами по камню мостовой; пышно разодетые всадники презрительными взглядами скользили по телеге Базиля и двум верховым в пыльной одежде; горожанки в полосатых платьях, с корзинами на локте, шумно торговались с лоточниками, и до приезжих им не было дела. Лишь уличные мальчишки провожали любопытными взглядами и ехидными замечаниями. Барти в столичной сутолоке был как рыба в воде, и Мариана втихую радовалась возможности спрятаться за его спину. Мучила, правда, мысль, что негоже позволять чужому мужчине платить за себя. Но скоро обнаружился еще повод волноваться: рыцарь привел их в казарму корваренского отряда Ордена.
– Здесь хорошая гостиница, и платит корона, – тихонько объяснил Мариане. – Конечно, не для всех, но мы пришли с важными вестями, так что имеем право.
Если и тут начнутся пересуды насчет взбалмошной девицы и ее глупой клятвы, уеду не спросясь, хмуро думала Мариана. А на дне сознания, за сердитыми мыслями, грыз страх: а ну как проболтается кто из спутников о ее «подвиге»? Уж лучше пусть судачат о глупости ее, чем смеются над трусостью!
Когда выяснилось, что обедать гостям предстоит в орденской трапезной вместе с отрядом, у Марианы екнуло сердце. Девушка едва удостоила взглядом знаменитые на весь полуостров витражные окна с изображениями святого Карела и рыцарей-основателей Ордена; гораздо более интересовали ее лица тех рыцарей, что садились за стол вместе с нею. Беглый взгляд на них встревожил искательницу подвига: корваренские рыцари выглядели куда веселее себастийских, и если Барти вздумает…
Однако ее спутник прежде всего спросил о столичных новостях.
– Новости знатные, – воскликнул сидящий рядом с Марианой сэр не то Джон, не то Джок: девушка в волнении не очень-то прислушивалась к именам, хотя, по традиции, хозяева представились гостям. – Наш король наконец-то выбрал себе жену! Ох и знатно погуляла вчера Корварена!
– Вчера? – переспросил Барти.
– Да, причем известие свалилось как снег на голову посреди лета. – Сосед сэра Барти поднял кубок. – Здоровье короля!
За короля выпили стоя. Мариана не почувствовала вкуса вина. За такими вестями вряд ли кому покажется интересным расспрашивать гостей, как доехали, думала она. И тут же возражала успокоительной надежде: спросят, хотя бы из вежливости спросят!
– Да, – вступил в беседу кто-то третий: кто, Мариана уж и разобрать не пыталась, – король наш отколол знатный финт. Ни сватовства, ни послов, в постели что ни ночь новая пассия, а тут бац – и уж не то что сговорен, а даже обручен.
– При чем тут постель, – возразил сосед Марианы, – это же политика! Да и невеста, я слыхал, еще девчонка, ей кукол наряжать в самый раз, а скрашивать королю ночи будет кто другой, помяните мои слова.
– Ваши слова, благородный сэр, – услышала Мариана свой собственный, непривычно звонкий голос, – говорят о вас как о человеке, который считает себя вправе оскорблять свою будущую королеву.
– Где вы тут находите оскорбление, прекрасная госпожа?
– Хотя бы в том, что вы решаете за короля, с кем ему проводить ночи – и решаете не в пользу законной супруги. – Мариана развернулась и взглянула соседу в глаза – а глаза оказались страх какие красивые. Бархатистые, томные, с чуть заметной смешинкой; и рыцарь, по всему видать, знал, какое впечатление производит на дам, рискнувших встретить его чарующий взгляд. Он улыбнулся, чуть заметно шевельнув бровями, и Мариана вздрогнула, ощутив, как приливает к щекам кровь.
– Наша гостья права, сэр Джок, – спугнул наваждение единственный, чье имя Мариана запомнила твердо: тот самый сэр Гилберт, о подвигах которого можно услыхать в любом трактире королевства. – Вы и впрямь немного пересолили свои остроты.
– Что ж, может быть. – Прекрасноглазый сэр обезоруживающе улыбнулся. – Однако вы ведь не станете отрицать, что невеста доброго нашего короля…
– Ни слова более, – оборвал сэр Гилберт; худое, обезображенное старым ожогом лицо покраснело от гнева. – Вы королевский рыцарь, сэр Джок, и ваше дело – защищать корону, а не зубоскалить о своем сюзерене.
Вместо ответа рыцарь поклонился Мариане. Бархатный взгляд еще раз скользнул по гостье, задержался в попытке поймать ответ… Мариана отвернулась, сделав вид, что всецело поглощена тушеной с яблоками олениной. Сердце бешено колотилось, а тут еще сэр Гилберт провозгласил тост за королевскую невесту, и снова – стоя, и до дна, так, чтоб опрокинуть потом кубок над столом и ни капли не уронить на белую скатерть. А оленина и вправду хороша, нежная, сочная, а яблоки пропитались мясным соком, а хлеб здесь подают белый и пышный – чистая пшеница, без примеси ржи или ячменя. Эй, да я пьяна, мелькнула испуганная мысль. Ничуть, возразила другая, просто ты слишком устала в дороге. И, чего уж перед собой-то скрывать, изрядно перетрусила. И сейчас продолжаешь трусить. Не стыдно, благородная Мариана?
Стыдно. Ну и что? Не очень-то приятно, когда такие вот, как этот бесстыжий сэр Джок, начинают тебя обсмеивать. Уж если он по будущей королеве пройтись не постеснялся, от бедной провинциальной дворяночки только перья полетят. А каково вызывать рыцарей на поединок, Мариана уже знала. Только лишний повод для насмешек.
– Что-то наша прекрасная гостья загрустила, – проворковал над ухом голос сэра Джока, столь же мягкий и бархатный, как глаза.
Сердце вновь заколотилось. Вмазать бы сэру между глаз, пришла совсем не девичья мысль. Мариана даже зажмурилась, представив чудную картину в красках и звуках. Но, будучи в гостях, оскорблять хозяев – недостойно благородного человека. Девушка злобно вонзила нож в ломоть оленины, и тут на помощь пришел сэр Барти:
– Благородная Мариана утомлена тяжелой дорогой.
– Да, – пробормотала девушка, – я бы хотела отдохнуть.
Пусть разыгрывать из себя неженку не очень-то приятно, зато такое объяснение понятно и благопристойно, к тому же позволяет не участвовать в разговоре. Благо, рыцари свернули со скользких тем, и застольная беседа покатилась по годами наезженной колее: воспоминания о былых подвигах, шуточки о ежегодном турнире, расспросы об общих знакомых…
Мариана подавила вздох облегчения: тяжелая дорога корваренцев не заинтересовала, о цели путешествия, коли уж сами не рассказывают, в Ордене спрашивать не принято, а Барти смолчал. Сдержал слово. Девушка кинула на рыцаря благодарный взгляд и со спокойной душой вернулась к обеду.
Между тем Барти тревожился куда сильнее своей подопечной. Не давал покоя неведомый заклинатель, коему властны гномьи порождения, беспокоил дальнейший, неведомый пока путь. И царапали злой досадой приторные взгляды известного юбочника сэра Джока, без счету расточаемые явно неопытной в сердечных делах Мариане. Зудели кулаки от желания подпортить красавчику физиономию, но драка – впрочем, как и дуэль, – оставалась несбыточной мечтой. Мало того, что Джок не перешел пределов допустимого, мало того, что оба они – королевские рыцари, а значит, не должны сцепляться по столь пустячному поводу, но что скажет сама Мариана?! Свидетель – лишь глаза и уши, в который раз напомнил себе Барти. И в который раз не помогло. Барти знал: случись что серьезное, он будет защищать глупую девчонку даже против ее воли. Однако тот крайний случай, когда рыцарь и впрямь не выдержит роли свидетеля, наверняка приведет к грандиозному скандалу. Если, конечно, оба они останутся живы.
Барти кинул взгляд на Базиля и неожиданно для себя усмехнулся. Сделай сэр Джок стойку не на Мариану, а на Кэтрин, ходить бы галантному кавалеру с подбитым глазом. А ведь Кэтрин ярче и, пожалуй, красивее. Интересно, Джоку на самом деле больше нравятся строгие аристократки, или задницей чует, кого трогать опасно, а с кем можно и рискнуть?
Базиль поймал взгляд, наклонился к уху рыцаря:
– Не дергайся зазря, Барти. Ежели кобель зарвется, Мариана ему сама по роже настучит, зуб даю.
– Да что ж, – пробормотал себастиец, – если нравится он ей, так почему бы и…