— Не совсем понимаю, доктор Мэйтс, — президент ответил физику столь же вежливой улыбкой, — что вы пытаетесь мне доказать. Извините мое невежество, однако я не могу взять в толк, что общего между дихотомией Зенона и планируемой вами экспедицией в прошлое?
— Это всего лишь аналоги, сэр. Скорее даже, метафора. Зенон сформулировал свою апорию об Ахиллесе я черепахе — и ученые древности оказались бессильны опровергнуть его. Но разве это мешало им преодолевать какие бы то ни было расстояния? Конечно, нет! Нынче мы с помощниками изыскали способ заслать нашего юного друга Джейна Обрина в прошлое. Парадокс самоочевиден: а что, если он возьмет, да и заредеет какого-нибудь собственного предка или еще каким-нибудь способом переиначит историю? И я не намерен утверждать, будто прямо сейчас готов растолковать вам, как этот парадокс разрешится при практическом путешествии во времени. Не сомневаюсь, что когда-нибудь умы более светлые, нежели наши, сумеют подобные временные парадоксы разрешить. Что же до нас — мы до той поры будем спокойно путешествовать во времени, подобно тому, как наши предки перемещались в пространстве, не задумываясь, парадокс это или нет.
Джейн Обрин не мог дождаться, когда же закончится эта велемудрая дискуссия.
— Не пора ли приступить к эксперименту? — вежливо кашлянув, поинтересовался он.
Президент передернул плечами, без слов выражая несогласие, но возражать не стал. Доктор Мэйтс бросил взгляд на часы и приступил к последнему инструктажу:
— Давайте подведем итог тому, что мы с вами не раз уже обсуждали, Джейн. По всей видимости, вы окажетесь в середине так называемого двадцатого века от Рождества Христова, хотя мы и не можем сейчас точно определить временных координат конечной точки вашего путешествия. В стране, куда вы попадете, распространен американо-английский язык, который вы уже изучили достаточно хорошо, так что трудностей общения с аборигенами не предвидится. Страна, о которой я говорю, находилась в Северной Америке и именовалась в те времена Соединенными Штатами; это явно чисто политическая формулировка, смысл которой нам сегодня не совсем ясен. Вернее даже совсем не ясен.
Одной из главных задач вашей экспедиции является выяснение вопроса, из-за чего человечество той эпохи подразделялось на различные государства, предпочитая их единому, планетарному, а также почему такое значение предавалось делению человечества на различные расы. Вам необходимо будет суметь приспособиться к окружающей обстановке, Джейн, причем ориентируясь в ней исключительно по собственному разумению — исторические сведения, которыми мы располагаем, чрезвычайно смутны, и наши сегодняшние знания не смогут служить вам существенным подспорьем.
— Лично я не жду ото всей этой затеи ничего хорошего, — вмешался президент, — но поскольку вы, Обрин, отправляетесь в эту экспедицию добровольно, я не имею права вам препятствовать. Прошу вас лишь об одном: помните, что главная задача — оставить информацию, которая должна до нас дойти; лишь получив ее, мы рискнем предпринять новые попытки проникновения в различные исторические периоды. Если ваша миссия: потерпит провал…
— Не потерпит, — уверенно заявил доктор" Мэйтс.
Пожимая руку Обрину, президент лишь покачал головой, явно не разделяя оптимизма физика. Джейн Обрин подошел к установленному посреди зала аппарату и поднялся на небольшую передающую платформу. Ощутив, что внутри все сжалось в клубок от ожидания неизвестности грядущего прошлого, он сделал последний шаг к пульту и резким движением перекинул рычаг.
— Ладно, парень, — продолжал шериф, — значит, этот тип уверял, будто явился из будущего?
— Примерно из шестого тысячелетия, — кивнул Лью Алленби. — Он говорил, будто из три тысячи двести какого-то года, но на самом деле это означало четыретысячи лет после нас — у них там летосчисление сменилось, кажется, так…
— А тебе не приходило в голову, дружище, что все это попросту басни? Ты говоришь, словно поверил ему до конца…
— Действительно поверил, — облизнув губы, упрямо проговорил Элленби. Что-то в нем такое было, шериф… Он был такой же, но, как. бы это сказать, чуточку иной, все-таки… Не внешне — он мог бы родиться гдe угодно, хоть в Каупервилле, хоть в прошлом году. На что-то такое… Отличное от нас, если вы понимаете, что я хочу сказать. Словно в душе у него всегда царит мир. И как будто там, откуда он пришел, все такие же. И еще он был умный-просто поразительно, какой умный. И вовсе не свихнувшийся, ей-богу.
— И чем же он там в своем будущем занимался? — в ласковом голосе шерифа сквозила скрытая издевка.
— Учился. Вроде как студентом был. Или они там все студенты… Им удалось решить все проблемы производства и распределения, общественной безопасности и вообще… Похоже, там вовсе не думают о том, над чем: мы ломаем головы, — в последних словах Алленби прозвучало что-то вроде мечтательного сожаления. — Он отправился в прошлое, чтобы изучить наше время. Они там, оказывается, о нашем времени почти ничего не знают. Что-то произошло — какая-то заваруха на несколько сот лет, сгубившая книги и архивы. До них лочти ничего не дошло. Вот они и решили этот пробел заполнить.
Самую большую опасность представляло то обстоятельство, что о точном рельефе земной поверхности в этих местах сорок веков назад было практически ничего не известно. Они представления не имели, находились ли тогда в этом месте какие-нибудь строения.
Или — деревья. А стоит ему совместиться в момент финиша с каким-нибудь материальным телом — и его ждет мгновенная смерть.
Впрочем, Обрину повезло. В двадцатом веке он появился в воздухе футах в десяти над распаханным лолем. Падение все равно оказалось достаточно неприятным, однако мягкая земля — не камень. Он, правда, умудрился подвернуть ногу, но, кажется, не слишком сильно. Джейн поднялся на ноги — лодыжка болела, однако терпимо. Он огляделся по сторонам.
Уже сам по себе вид вспаханного поля служил достаточным подтверждением тому, что аппарат доктора. Мэйтса сработал вполне успешно: трудно было сыскать более явный признак минувших веков, где земледелие все еще оставалось неотъемлемой частью человеческой Экономики.
Примерно в полумиле от Обрина начинались густые заросли — не парк, даже не упорядоченный лес его эпохи, где все живое тщательно контролировалось разумом человека, а дикий, свободно растущий, первобытный лес. Невероятно! Впрочем, теперь ему придется привыкать ко многому, о чем прежде он и помыслить не мог — ведь на всем протяжении истории этот период является самым неизученным. Так что еще очень и очень многое покажется ему невероятным…
В нескольких сотнях ярдов справа возвышалось кажое-то деревянное сооружение, при всей внешней примитивности являвшееся, несомненно, человеческим жилищем. Что ж, он не видел причин откладывать встречу с собратьями из двадцатого века. Джейн Обрин набрал в грудь побольше воздуха и, прихрамывая, направился по полю к дому.
Его неожиданное появление — прямо из воздуха среди поля — осталось, очевидно, незамеченным девушкой: она вышла на крыльцо как раз в тот момент, когда Джейн входил в ворота фермы.
Платье ее также выдавало свою принадлежность к иной эпохе — в его времена женские одеяния не ставили себе задачей откровенно привлекать внимание мужчин, тогда как одежда этой девушки была ярка, красива и старательно подчеркивала все плавные линии юного тела. Но не только это удивило Джейна: ему бросилось в глаза, что окраска губ обитательницы дома никак не могла быть естественной. Впрочем, ему случалось читать, что в примитивные эпохи женщины применяли для украшения лиц всяческие краски, помады, румяна… И вот теперь ему представился случай убедиться, что такая практика вовсе не вызывает отвращения.
Девушка улыбнулась Джейну — алые губы подчеркивали белизну зубов.
— По дороге идти было бы легче, чем напрямик через поле, — заметила она.
Глаза ее внимательно изучали Обрина и, обладай он большим опытом, то наверняка заметил бы во взгляде девушки потаенный интерес.
— Боюсь, я не слишком хорошо знаком с методами вашей агрикультуры, ответил Джейн, не без некоторого смущения пользуясь привычной лексикой. Здесь, я не нанес продукции вашего хозяйства непоправимого ущерба?
От удивления Сьюзен Алленби заморгала глазами.
— Ого! — проговорила она, изо всех сил стараясь не расхохотаться. Сдается мне, кто-то здесь позавтракал Вебстером[Американский лексикограф Н. Уэбстер (1758–1843), которого в нашей практике сложилась традиция называть Вебстером, в 1828 году издал в Нью-Йорке "Американский словарь английского языка". С тех пор его именем называются многие американские толковые и энциклопедические словари. Одно из последних полных изданий насчитывает две с половиной тысячи страниц мельчайшего шрифта.]
Глаза девушки внезапно расширились — она только сейчас заметила, что Джейн старается не опираться на левую ногу.
— Что с вами, странник? Заходите — посмотрим, не могу ли я помочь. Почему…
Обрин послушно последовал за хозяйкой дома, хотя в речи ее он в лучшем случае понимал одно слово из двух. Но особого значения это не имело: Джейн чувствовал, как внутри у него зарождается и растет нечто новое, необыкновенное и необыкновенно приятное. Теперь он, кажется, понял, что имели в виду президент и доктор Мэйтс, говоря о временных парадоксах…
— Так, значит, он появился в твое отсутствие? — спросил шериф. — И как все это началось, ты не видел?
— Это было дней десять назад, — кивнул Алленби.
— Я тогда отдыхал в Майами — мы с сестрой уезжаем с фермы по очереди: и за хозяйством глаз нужен, да и друг-от друга даже при всей любви порой устаешь…
— Хорошо сказано, приятель. И твоя сестрица поверила байкам того парня?
— Да. И она видела доказательство его правдивости. Жаль, мне взглянуть не пришлось… Появился-то он прямо над свежевспаханным полем. Так вот, когда Сьюзи перевязала ему ногу, растяжение там, в общем, не ахти какое было, ее потянуло из любопытства взглянуть- он же ей сразу прямо так все и выложил… Вот она и пошла по его следам — и вдруг они кончились. Вернее, начинались они в аккурат посередине поля. И первый отпечаток был здорово глубокий — словно он с высоты упал.