— А про ребенка вы знали?
— Конечно. И о том, что случилось дальше, известно всем. Она с ума сходила от радости, что у нее наконец-то будет свой ребенок, а он родился идиотом! Так ей и надо. Как бы то ни было, забрать назад нас она не захотела.
— Вы ее ненавидите?
— А вас это удивляет? За всю жизнь никто не причинял мне такой боли. Думаешь, что ты любима и желанна, а потом оказывается, что тебя просто надули!
— А что случилось с вашими… Удобства ради назовем их братьями?
— Потом нас всех развело в разные стороны. У Рода ферма где-то на Среднем Западе. Он из тех, у кого всегда легко на душе. Про Энгуса ничего не знаю. Начисто потеряла его из виду.
— А жажда отмщения у него осталась?
— Не думаю, — сказала Марго. — Обычно такое со временем улетучивается. Когда мы виделись в последний раз, он сказал, что собирается стать актером. Стал или нет — не знаю.
— Во всяком случае, этот разговор вам запомнился, — сказал Дермот.
— Да, запомнился.
— А Марина Грегг удивилась, когда увидела вас в тот день, или вас пригласили по ее просьбе — ей хотелось сделать вам приятное?
— По ее просьбе? — Девушка презрительно усмехнулась. — Да она и понятия не имела, что я здесь. Мне было любопытно ее увидеть, вот я и подсуетилась, чтобы получить эту работу. У меня в мире фото и кино свои связи. Хотелось посмотреть, как она нынче выглядит. — Марго провела рукой по крышке стола. — Она меня даже не узнала. Как вам это нравится? Я жила у нее четыре года. С пяти лет до девяти, а она меня даже не узнала.
— Дети меняются, — заметил Дермот Крэддок. — И очень часто до неузнаваемости. Я на днях встретил на улице племянницу, и, не останови она меня, клянусь вам, я бы прошел мимо.
— Это вы чтобы я так сильно не расстраивалась? Да мне вообще-то все равно. Впрочем, какого черта? Если честно, мне совсем не все равно. И никогда не было все равно. Есть у нее какие-то чары. Марина! Чары, перед которыми невозможно устоять и которые тебя губят. Можно человека ненавидеть и при этом по-своему его любить.
— И вы не сказали ей, кто вы?
Она покачала головой:
— Нет. Не сказала. И ни за что не скажу.
— А вы не пытались отравить ее, мисс Бенс?
Ее настроение изменилось. Она поднялась и засмеялась.
— Ну и вопросики вы задаете! Впрочем, куда вам деваться? Такая работа. Нет, могу вас заверить, я ее не убивала.
— Я вас спросил не об этом, мисс Бенс.
Она взглянула на него и озадаченно нахмурилась.
— Марина Грегг, — пояснил он, — пока еще жива.
— Надолго ли?
— Как вас понимать?
— Разве вам не кажется, инспектор, что кто-то попробует повторить попытку, и на сей раз, скорее всего, добьется успеха?
— Приняты меры предосторожности.
— Разумеется. Обожающий муж бдительно несет вахту и следит за тем, чтобы с женой ничего не случилось? — В голосе ее явно слышалась издевка. — Значит, вы спрашивали меня не об этом, — сказала она, видимо все еще озадаченная. — О чем же?
— О том, пытались ли вы убить ее. Вы ответили, что вы ее не убивали. Это правда, но другой-то человек умер, другого человека убили.
— Вы намекаете на то, что я пыталась убить Марину и по ошибке убила миссис… не помню, как ее звали. Если вам требуется полная ясность, могу сказать: я не пыталась отравить Марину и не отравила миссис Бэдкок.
— Может быть, вы знаете, кто это сделал?
— Уверяю вас, инспектор, не знаю абсолютно ничего.
— И даже никого не подозреваете?
— Ну, подозревать и строить догадки может любой, — она улыбнулась ему, опять-таки насмешливо. — В числе прочих убийцей может быть — вы со мной согласитесь? — черноволосая робот-секретарша, элегантный Хейли Престон, слуги, горничные, массажистка, парикмахерша, кто-то с киностудии, и, вполне возможно, этот человек совсем не тот, за кого себя выдает?
Неосознанно он сделал шаг в ее сторону, но она яростно замотала головой.
— Успокойтесь, инспектор, — сказала она. — Я просто вас поддразниваю. Кто-то жаждет Марининой крови, но кто — понятия не имею. Честное слово. Не имею понятия.
Глава 16
1
В доме номер 16 по Обри-клоуз миссис Бейкер разговаривала с мужем. Джим Бейкер, видный здоровяк блондин, в эту минуту собирал макет стратостата и был полностью поглощен этим занятием.
— Соседи! — воскликнула Черри. И тряхнула своими черными кудрявыми локонами. — Соседи! — ядовито прошипела она еще раз.
Она осторожно подняла сковородку с плиты, аккуратно переложила содержимое в две тарелки, сделав две неравные порции. Тарелку, где еды было больше, она поставила перед мужем.
— Сегодня у нас жареное мясо, — объявила она.
Джим поднял голову и оценивающе потянул носом воздух.
— Чувствую, — сказал он. — Что у нас сегодня за праздник? Мой день рождения?
— Тебе нужно хорошо питаться, — объяснила Черри.
В кремово-белом полосатом переднике с оборочками она выглядела обворожительно. Джим Бейкер чуть сдвинул в сторону составные части стратостата, чтобы освободить место для тарелки. Одарив жену широкой улыбкой, он спросил:
— Это кто сказал?
— К примеру, моя мисс Марпл! Если на то пошло, — добавила Черри, садясь напротив Джима и пододвигая к себе другую тарелку, — ей и самой не мешало бы подкормиться. Эта ее старая пантера, мисс Найт, потчует ее одними углеводами. Только и знает, что «чудесная каша», «чудесный пшеничный пудинг с маслом», «чудесный сыр с макаронами». И снова мягкий пудинг в розовом соусе. И целыми днями не дает ей покоя. Кажется, может заговорить до смерти.
— Ну, знаешь, — неопределенно пробурчал Джим. — Может, для инвалидов такая диета — в самый раз.
— Ничего себе, — фыркнула Черри, — для инвалидов! Мисс Марпл совсем не инвалид, просто лет ей много. И главное, всегда во все влезает!
— Кто, мисс Марпл?
— Нет. Эта ее мисс Найт. Меня учить изволит! Даже имеет наглость советовать, как готовить. Уж в готовке я как-нибудь лучше ее разбираюсь.
— Ну, тут тебе просто нет равных, — уважительно вставил Джим.
— Готовка — еще не все, — заметила Черри. — Надо еще, чтобы было из чего готовить, во что зубы вонзить.
Джим засмеялся:
— В это мясо зубы можно вонзать смело. Интересно, почему твоя мисс Марпл сказала, что меня надо подкормить? Когда я приходил к ней чинить полку в ванной, она решила, что у меня изможденный вид?
Теперь засмеялась Черри.
— Знаешь, что она мне сказала? «У вас красивый муж, моя дорогая. Очень красивый». Прямо как из романа, какие частями читают по телевизору.
— Надеюсь, ты с ней согласилась? — ухмыльнулся Джим.
— Я ответила, что муж у меня ничего.
— «Ничего»! По-моему, это слегка пресновато.
— А потом она добавила: «Дорогая моя, вы должны как следует ухаживать за вашим мужем. Как следует его кормить. Мужчине нужно много хорошего, отлично приготовленного мяса».
— Что верно, то верно!
— А еще она сказала: «Обязательно готовьте ему сами, а не пичкайте его всякими полуфабрикатами, которые только надо в печке разогреть». Вообще-то я этим и не злоупотребляю, — тут же оправдалась она.
— Ну, иногда можно, — разрешил Джим. — Эти полуфабрикаты на вкус очень разные.
— Лишь бы ты обращал внимание на то, что ешь, — сказала Черри. — И не слишком увлекался этими своими стратостатами и прочими моделями. И не говори мне, что этот набор ты купил в подарок своему племяннику Майклу на Рождество. Это ты купил игрушку себе.
— Он до нее еще не дорос, — извиняющимся тоном проговорил Джим.
— Знаю, ты хочешь провозиться с этой штукой целый вечер. Может, послушаем музыку? Ты купил пластинку, которую все нахваливал?
— Купил. Чайковский — «Тысяча восемьсот двенадцатый год».
— Бравурная такая музыка, будто идет битва, да? — спросила Черри. Она скорчила гримасу. — Наша миссис Хартуэлл тебе за это спасибо не скажет. Ох, эти мне соседи. Мочи нет их терпеть. Все время скулят и жалуются. Даже не знаю, кто из них хуже. То ли Хартуэллы, то ли Барнаби. Хартуэллы иногда барабанят в стену без двадцати одиннадцать. Это уж слишком, ведь еще не поздно! Даже телевидение и Би-би-си так рано не заканчивают. А нам, значит, нельзя музыку послушать? Только и знают: сделайте, пожалуйста, потише!
— Такую музыку нельзя делать потише, — авторитетно заявил Джим. — Если мало мощности, пропадает весь эффект. Это любому дураку известно. Для тех, кто любит музыку, это азбучная истина. Между прочим, их кошка все время наведывается в наш сад и раскидывает мои любимые клумбы.
— Если честно, Джим, мне здесь жуть как надоело.
— В Хаддерсфилде ты не очень тяготилась соседями, — заметил Джим.
— Там все было иначе! — воскликнула Черри. — Там мы были сами по себе. А если что приключится, знаешь, что тебе помогут, да и ты готов помочь другим. Но в чужую жизнь никто не совался. А в таких новых застройках людям почему-то не дают покоя их соседи. Наверное, потому, что все мы здесь — приезжие. Сколько здесь сплетен, пересудов, жалоб — с ума сойти! В настоящих городах людям просто не до этого.
— Да, радость моя, может, ты и права.
— Тебе-то здесь нравится?
— Работа подходящая. Да и дом новехонький. Тесновато, правда, не могу как следует развернуться. Мне бы здесь мастерскую — было бы то, что надо.
— Сначала мне тут понравилось, — сказала Черри. — А сейчас сомнения берут. Дом вроде бы ничего, и синий цвет радует глаз, и ванная — загляденье, но люди… Что-то тут носится такое в воздухе… Нет, есть вполне симпатичные. Я тебе говорила, что Лили Прайс со своим Харри разбежались в разные стороны? Помнишь эту дурацкую историю, когда они пришли дом смотреть? И она чуть из окна не выпала? Так она потом сказала, что Харри даже не шевельнулся, так и стоял как истукан.
— И слава богу, что она от него убежала. Мерзавец — каких мало, — заметил Джим.
— Раз ребенок скоро появится, значит, надо замуж, да? Совсем не надо. Он на ней и жениться-то не хотел. Не шибко он симпатичный. И мисс Марпл так сказала, — добавила Черри задумчиво. — Самой Лили. Лили решила, что старушка совсем сбрендила.
— Мисс Марпл? Я и не знал, что она его вообще видела.
— Видела, она как раз в тот день здесь прогуливалась и упала, а миссис Бэдкок помогла ей подняться и завела к себе. Как думаешь, у Артура и миссис Бейн что-нибудь получится?
Джим, чуть нахмурившись, взял в руки часть стратостата и сверился со схемой сборки.
— Мне неприятно, когда ты меня не слушаешь, — проворчала Черри.
— Что ты сказала?
— Артур Бэдкок и Мэри Бейн.
— Господи, Черри, да его жену только похоронили! Ох, женщины! Я слышал, у него сейчас с нервами совсем никуда — прямо подскакивает, если к нему обратишься.
— Вот уж странно. Никак не думала, что он будет так переживать. А ты?
— Убери, пожалуйста, все с этого края стола, — попросил Джим, не проявляя даже мимолетного интереса к делам соседей. — Тогда я смогу попросторнее разложиться.
Черри горестно вздохнула.
— Чтобы в этом доме на тебя обратили внимание, — язвительно сказала она, — надо как минимум быть турбореактивным двигателем. Жизни нет из-за этих твоих моделей!
Составив на поднос остатки ужина, Черри понесла его к раковине. Мыть посуду она не любила и оттягивала эту неизбежную процедуру до последней минуты. Вывалив посуду в раковину, она накинула вельветовую куртку и вышла из дому, бросив через плечо:
— Забегу к Глэдис Диксон. Хочу взять у нее выкройки из журнала мод.
— Давай, давай, старушка. — И Джим снова занялся моделью.
Метнув ядовитый взгляд в сторону соседской двери, Черри прошла мимо, свернула за угол на Бленхейм-клоуз и остановилась у дома номер 16. Дверь была открыта. Черри постучала, вошла в холл и позвала:
— Глэдис? Ты дома?
— Это ты, Черри? — миссис Диксон выглянула из кухни. — Она наверху, в своей комнате, что-то там кроит.
— Ладно, я поднимусь.
Черри вошла в маленькую комнату, там Глэдис, пухленькая простушка, раскрасневшись, стояла на коленях с булавками во рту и колдовала над бумажной выкройкой.
— Привет, Черри. Смотри, какую прелесть я купила в Мач-Бенэме на распродаже. К поперечному рисунку хорошо пойдут оборки, какие я сделала на териленовом платье.
— Должно получиться ничего, — одобрила Черри.
Глэдис поднялась, отдышалась.
— Нажила себе несварение желудка, — пожаловалась она.
— Нельзя тебе сгибаться вдвое сразу после ужина.
— Наверное, надо сесть на диету, — сказала Глэдис. Она опустилась на кровать.
— Что нового на студии? — спросила Черри, как всегда охочая до сплетен из мира кино.
— Ничего особенного. Правда, языками чесать не перестали. Вчера на площадку вернулась Марина Грегг — и тут же устроила кошмарную сцену.
— В смысле?
— Ей не понравился вкус кофе. По утрам, чуть попозже, на съемках всегда пьют кофе. Короче, она сделала глоток и говорит: вкус какой-то странный. Чушь, ясное дело. Никакого странного вкуса быть не могло. Кофе приносят в кофейнике прямо из столовой. Ей-то я, конечно, наливаю в специальную фарфоровую чашку, шикарную такую, не как у других, — но из того же кофейника. Так что ничего странного в этой чашке быть не могло.
— Нервы, наверное, — предположила Черри. — И что дальше?
— Да ничего. Мистер Радд быстро всех успокоил. У него насчет этого настоящий талант. Он забрал у нее кофе и вылил в раковину.
— Между прочим, довольно глупо, — медленно сказала Черри.
— Почему… что глупо?
— Если с кофе что и было не так, теперь об этом никто не узнает.
— Что могло быть не так? — с тревогой в голосе спросила Глэдис.
— Видишь ли, — Черри пожала плечами, — в коктейле у нее в день приема что-то оказалось, верно? Такую штуку можно провернуть и с кофе. Не вышло с первой попытки — вдруг выйдет со второй?
Глэдис поежилась.
— Уж больно не нравится мне все это, Черри, — сказала она. — Кто-то ведь на нее взъелся. Были новые письма с угрозами… а тут еще эта история с бюстом.
— С каким бюстом?
— Мраморным. В павильоне на съемочной площадке отстроили кусочек то ли австрийской усадьбы, то ли дворца. С каким-то смешным названием, Шотбраун, кажется. По стенам развешали картины, кругом фарфоровая посуда, мраморные бюсты. Этот стоял наверху, на полке, — видно, не затолкнули его назад как следует. В общем, по дороге прогромыхал тяжелый грузовик, и от тряски этот бюст слетел вниз — прямо на то самое место, где Марина сидит во время большой сцены с графом… не помню, как его. Размолотил это кресло вдребезги! Слава богу, что в это время не снимали. Мистер Радд велел не говорить ей об этом ни слова и притащил вместо разбитого другое кресло, а когда вчера она появилась и спросила, почему поменяли кресло, он сказал: то кресло, мол, было из другой исторической эпохи, а это к тому же лучше смотрится в кадре. Но больно не понравилось ему все это, точно могу сказать.
Молодые женщины переглянулись.
— Занятно, — медленно произнесла Черри. — И в то же время…
— Пожалуй, уйду я оттуда, из студийной столовой, — сказала Глэдис.
— Почему? Тебя-то никто не собирается травить или бросать мраморные бюсты тебе на голову.
— Так-то оно так. Да ведь иногда хотят угробить одного, а достается другому. Ни в чем не повинному. Как Хитер Бэдкок.
— Что правда, то правда, — согласилась Черри.
— Знаешь, — сказала Глэдис, — я тут соображала. Я ведь была в тот день в Госсингтоне, помогала с обслуживанием. И в тот момент была совсем рядом.
— Когда Хитер умерла?
— Нет, когда она расплескала коктейль. Все платье заляпала. А платье, между прочим, просто прелесть, нейлоновое, ярко-синее. Купила его специально для этого случая. И чудно все как-то вышло.
— Что чудно?
— Я тогда сразу и не подумала. А вот сейчас соображаю, и выходит чудно.
Черри выжидательно смотрела на нее. Она поняла, что «чудно» в данном случае вовсе не означает «весело» или «забавно».
— Господи, и что там было чудного? — категорично спросила она.
— Я почти уверена, что она сделала это нарочно.
— Нарочно пролила коктейль?
— Да. Разве это не чудно?
— На совершенно новое платье? Не верю.
— А я себе думаю, — продолжала Глэдис, — что Артур Бэдкок будет делать со всеми платьями Хитер? Это платье отчистится, и сомневаться нечего. Я бы могла низ отрезать, прекрасная вышла бы юбка. Как считаешь, Артур Бэдкок рассердится, если я попрошу, чтобы он это платье мне продал? Там и переделывать почти ничего не надо, а платье — просто залюбуешься.
— А тебе… — Черри заколебалась, — не будет в нем…
— Что не будет?
— Ну, все-таки в этом платье умер человек… да еще не своей смертью…
Глэдис уставилась на нее.
— Я про это как-то не подумала, — призналась она. На минутку-другую задумалась. Потом воспрянула духом. — Ничего тут такого нет, — сказала она. — Ведь когда подержанные вещи покупаешь, они часто после покойника, верно же?
— Да. Но это не совсем одно и то же.
— Это уж ты капризничаешь, — сказала Глэдис. — Синева такая, что глаз не оторвать, и вещь, видно, дорогая. А насчет этой чудной истории… — задумчиво продолжала она. — Завтра перед работой я, пожалуй, загляну в Госсингтон и перекинусь словечком с мистером Джузеппе.
— Это их итальянский дворецкий?
— Да. Красивый до жути. Глаза так и сверкают. А уж нраву грозного, прямо страх. Когда мы, девушки, приходим туда помогать, он нас держит в ежовых рукавицах. — Она хихикнула. — А иногда бывает такой разлюбезный… В общем, надо рассказать ему про это и спросить, что делать.
— Не понимаю, о чем ты собираешься ему рассказывать.
— Ну как же, ведь чудно, — Глэдис не без вызова повторила любимое словечко.
— По-моему, — сказала Черри, — ты просто ищешь предлог, чтобы поболтать с мистером Джузеппе, только советую тебе быть осторожнее, девочка моя. Знаешь небось, что за народ эти итальянцы! Пылкие да страстные, только и знают, что внебрачных детей плодить!
Глэдис мечтательно вздохнула.
Черри взглянула на расплывшееся, чуть тронутое пятнами лицо подруги и решила, что большой нужды в ее предупреждении нет. Клюнуть на Глэдис мистер Джузеппе мог разве что на полном безрыбье.
2
— Aгa! — воскликнул доктор Хейдок. — Развязываем узелок, вижу, вижу.
Он перевел взгляд на горку пушистой белой шерсти.
— Вы сами посоветовали мне заняться развязыванием, когда не смогу вязать, — напомнила мисс Марпл.
— Вижу, вы вовсю взялись за дело.
— Я ошиблась в рисунке с самого начала. Все пошло не туда, вот и приходится развязывать. Уж больно сложный рисунок, вот в чем дело.
— Разве вас можно испугать сложным рисунком? Не думаю.
— Все-таки зрение у меня теперь не то, надо было вязать без всяких премудростей.
— Ну, это вам быстро наскучит. Рад, что вы вняли моему совету.
— Разве я не внимаю вашим советам всегда, доктор Хейдок?
— Нет, только когда вам это удобно.
— Скажите, доктор, когда вы давали этот совет, вы действительно имели в виду вязанье?
— А как развязывается другой узел? Убийство? — спросил он.
Мисс Марпл ему подмигнула, и он подмигнул в ответ.
— Боюсь, я уже не та, что была раньше, — мисс Марпл вздохнула и покачала головой.
— Ерунда, — возразил доктор Хейдок. — Не говорите мне, что вы не сделали некоторые выводы.
— Конечно, выводы я сделала. И даже весьма определенные.
— Например? — поинтересовался доктор.
— Если коктейль кто-то отравил… хотя плохо себе представляю, как это могли сделать…
— Скажем, заранее наполнить ядовитым веществом пипетку, — предположил доктор Хейдок.
— Вы блестящий профессионал! — восхитилась мисс Марпл. — Но и в таком случае весьма странно, что никто вокруг ничего не заметил.
— Значит, убить мало, нужно еще, чтобы это кто-то заметил?
— Вы прекрасно понимаете, что я хочу сказать.
— Выходит, убийца пошел на этот риск.
— Конечно. В этом я как раз не сомневаюсь. Я выяснила, что на месте преступления находились восемнадцать или двадцать человек. Уж кто-нибудь должен был что-то заметить.
Хейдок кивнул:
— Эта мысль напрашивается сама собой. Но никто ничего не заметил.
— То и странно, — задумчиво произнесла мисс Марпл.
— Что конкретно вас смущает?
— Тут есть три возможности. Я считаю, что по крайней мере один человек должен был что-то видеть. Один из двадцати. Иначе просто быть не может.
— Ну, это как сказать, — усомнился Хейдок. — Есть такой дурацкий тест по теории вероятности, когда на шестерых надеты белые шляпы, а на шестерых — черные, и надо математическим путем вычислить, перемешаются ли шляпы и в какой пропорции. Если ломать голову над такими проблемами, недолго и свихнуться. Можете мне поверить!
— Ни о чем подобном я не думала, — остановила его мисс Марпл. — Я думала лишь о степени вероятности…
— Да, тут вам нет равных. И никогда не было.
— Так вот, — продолжала мисс Марпл, — весьма вероятно, что из двадцати человек по крайней мере один — наблюдательный.
— Сдаюсь, — мистер Хейдок поднял руки. — Давайте ваши три возможности.
— Боюсь, получится довольно схематично, — сказала мисс Марпл. — Я не все до конца продумала. Тех, кто был на месте убийства, уже допрашивал инспектор Крэддок, а до него, видимо, Фрэнк Корниш, по идее, будь людям что сказать, они бы уже сказали.
— Это одна из ваших возможностей?
— Нет, разумеется. Ведь этого не произошло. Вопрос в следующем: если кто-то что-то видел, почему он об этом не сказал?
— Продолжайте.
— Возможность первая, — начала мисс Марпл, и щеки ее порозовели от возбуждения. — Человек что-то видел, но не понял, свидетелем чего он явился. Стало быть, человек этот достаточно глуп. То есть у него есть глаза, но туго с мозгами. Если такого спросить: «Вы видели, как кто-то клал что-нибудь в бокал Марины Грегг?» — он обязательно ответит: «Нет», но если поставить вопрос иначе: «Вы видели, как кто-то держал руку над бокалом Марины Грегг?» — тут он скажет: «Да, конечно, видел!»
Хейдок засмеялся.
— Надо признаться, — заметил он, — мало кто допускает мысль о том, что в его обществе находятся придурки. Хорошо, вашу первую возможность я принимаю. Придурок все видел, но не уловил смысл увиденного. Переходим к возможности номер два.
— Тут шансов меньше, но они все-таки есть. Положить что-то в бокал мог человек, который никого бы этим не удивил.
— Можно пояснее, если не трудно?
— В наши дни люди все время что-то добавляют себе в еду или питье. В годы моей молодости считалось дурным тоном принимать лекарства вместе с едой. Все равно что высморкаться за обеденным столом. Не полагается, и все. Если тебе надо принять таблетки, пилюльки, заглотнуть столовую ложку микстуры, изволь выйти из-за стола и сделать это в другой комнате. Сейчас такого нет и в помине. Я как-то останавливалась у моего племянника Реймонда и видела, что его гости повсюду таскают за собой какие-то бутылочки с таблетками. Принимают лекарство до еды, во время еды, после еды. Таскают аспирин и тому подобные пилюльки в сумочках и беспрерывно их принимают — с чаем или послеобеденным кофе. Понимаете?
— Конечно, — сказал доктор Хейдок. — Очень даже понимаю, и это весьма интересно. Вы хотите сказать, что кто-то… — Он остановился. — Нет, не буду у вас выхватывать изо рта. Говорите сами.
— Я хотела сказать, что не исключен следующий, довольно-таки дерзкий, но вполне возможный вариант: кто-то берет в руки бокал — разумеется, все считают, что бокал этот его (или ее) — и совершенно в открытую что-то туда подсыпает. Тут ни у кого не возникнет подозрений.
— Ну… он или она быть в этом уверены на сто процентов не могут, — заметил доктор Хейдок.
— Не могут, — согласилась мисс Марпл. — Доля риска, доля игры тут есть — и все же исключить такое нельзя. Но есть, — продолжала она, — и третья возможность.
— Значит, возможность номер один — придурок, — подытожил доктор. — Возможность номер два — азартный игрок, сорвиголова. Возможность номер три?
— Кто-то все видел, но решил попридержать язык.
Хейдок нахмурился.
— Зачем? — спросил он. — С целью шантажа? Но если так…
— Если так, — перебила его мисс Марпл, — положение весьма опасное.
— Да, вы правы. — Он бросил быстрый взгляд на мирную старушку с клубком белой пушистой шерсти на коленях. — Третий вариант кажется вам наиболее приемлемым?
— Нет, — сказала мисс Марпл. — Этого утверждать не стану. Пока нет оснований. Только бы, — тщательно подбирая слова, добавила она, — не убили еще кого-нибудь.
— Вы полагаете, могут убить кого-то еще?
— Надеюсь, этого не случится. Молюсь за это всей душой. Но ведь людей убивают так часто, доктор Хейдок. Это очень грустно и очень страшно. Людей убивают так часто.