Zettel — страница 10 из 29

что именно? Нет ответа; либо, если мне и приходит что-то на ум, то чистые банальности. Пожалуй, я могу сказать: «Теперь я ее понял» и высказать что-то о ней, сыграть ее, сравнить с другими мелодиями и т. д. Знаки понимания могут сопровождать слышание.

163. Неверно называть понимание процессом, который сопровождает слышание. (Нельзя ведь назвать сопровождением слышания такое выражение понимания, как выразительную игру.)

164. Ибо как же следует объяснять, что такое ‘выразительная игра’? Разумеется, не через то, что сопровождает игру. – Из чего же она складывается? На язык просится: из культуры. – Кто воспитан в определенной культуре, тот так-то и так-то реагирует на музыку, тому можно втолковать употребление слов «выразительная игра».

165. Понимание музыки ‒ это ни ощущение, ни сумма ощущений. Назвать его переживанием верно в той мере, в какой это понятие понимания обладает родством с другими понятиями переживания. Говорят: «Сегодня я переживал это место совершенно особенно». Но все же это выражение сообщает о том, ‘что произошло’ лишь тому, кто в особом, относящемся к этим ситуациям мире понятий чувствует себя как дома. (Аналогия: «Я выиграл партию».)

166. Во время чтения мне мысленно представляется это. Следовательно, так вот и происходит что-то при чтении…..? – Этот вопрос в любом случае ни к чему не ведет.

167. Как же мне может это представляться? – Не в том измерении, о котором ты думаешь.

168. Откуда я знаю, что некто восхищается? Как обучаются языковому выражению восхищения? С чем оно связано? С выражением телесных ощущений? Спрашиваем ли мы кого-то, что он ощущает в груди, в мускулах лица, чтобы обнаружить, испытывает ли он наслаждение?

169. Но означает ли это, что не существует ощущений, которые бы часто повторялись при наслаждении музыкой? Вовсе нет.

170. Мы читаем стихотворение, и оно производит на нас впечатление. «Чувствуешь ли ты одно и то же, когда читаешь его и когда читаешь нечто, оставляющее тебя равнодушным?» – Как я научился давать ответ на этот вопрос? Вероятно, я отвечу: «Конечно, нет!» – что в том числе означает: это меня захватывает, а то – нет.

«Здесь я переживаю нечто иное». – И какого рода это иное? – В ответ я не могу сказать ничего удовлетворительного. Ибо то, что я сообщу, не будет самым важным. – «Но ты наслаждался во время чтения?» Разумеется – ибо противоположный ответ означал бы: я наслаждался до или после чтения; а этого я сказать не хочу.

Ты ведь помнишь об ощущениях и представлениях, которые были у тебя во время чтения, а именно связанных с наслаждением и со впечатлением. – Но они получали свой смысл лишь в определенном контексте: при чтении именно этого стихотворения, в связи с моими основательными знаниями языка, стихотворного размера и бесчисленными ассоциациями.

Ты можешь, однако, задаться вопросом, как вообще мы научились выражению «Разве это не великолепно!»? – Нам же никто не объяснял, как оно соотносится с ощущениями, представлениями или мыслями, которые сопровождают слышание! Да, мы бы не стали подвергать сомнению, что некто испытывал удовольствие, даже если бы он не умел выказывать таких переживаний; но нам следовало бы усомниться, если бы выяснилось, что он не понимает некоторых связей.

171. Но не проявляется ли понимание, например, в том, с каким выражением кто-то читает стихотворение, напевает мелодию? Конечно. Но что здесь является переживанием во время чтения? Поскольку можно ведь сказать и так: наслаждается и понимает стихотворение даже тот, кто не улавливает целиком все его контексты.

172. О понимании музыкальной фразы также можно сказать, что это понимание языка.

173. Я думаю об очень короткой музыкальной фразе, состоящей лишь из двух тактов. Ты говоришь: «Чего только в ней не заключено!» Но это лишь, так сказать, оптический обман, если ты думаешь, что при слышании проступает то, что скрыто в этой фразе. («Смотря кто это говорит».) (Только в потоке мыслей и жизни слова обладают значением.)

174. Не это содержит обман: «Теперь я это понял» – ну и следует, может быть, долгое объяснение того, что именно я понял.

175. Разве музыкальная тема не указывает на нечто лежащее вне ее? О да! Но это означает: – Впечатление, которое она на меня производит, связано с вещами из ее окружения, – например, с нашим языком и его интонацией, то есть со всем полем нашей языковой игры.

Если, к примеру, я говорю: Это как если бы здесь делался вывод, или как если бы здесь нечто подтверждалось, или как если бы это было ответом на предшествующее, – то мое понимание предполагает тесное знакомство с выводами, подтверждениями, ответами.

176. Слова «Да, слава Богу. Удалось спасти / Хоть кое-что нам от кроатских пальцев»[45] своим видом и интонацией кажутся уже несущими в себе нюансы своего значения. Но только потому, что мы знаем их как часть определенной сцены. Однако можно было бы построить совершенно другую сцену вокруг этих слов (произнося их при этом тем же самым тоном); чтобы показать, как их особенная душа коренится в истории, к которой они принадлежат.

177. Если я слышу, как кто-то говорит, сопровождая это отстраняющими жестами, «Отойди!», ‘переживаю’ ли я здесь значение слова, как в игре, когда я повторяю это про себя и ‘имею в виду’ то одно, то другое? Ведь он мог бы сказать «Отойди от меня», и тогда, возможно, я переживал бы эту фразу так-то и так-то; но также и отдельное слово? А может, дополнительные слова в этой фразе как раз и явились тем, что сформировало мое впечатление.

178. Особое переживание значения состоит в том, что мы реагируем объяснением и используем прошедшее время: именно так, как мы объясняли бы значение слова для практических нужд.

179. Забудь, забудь, что у тебя самого были такие же переживания!

180. Как он мог услышать слово в таком значении? Как это было возможно? Вовсе не возможно – в этих измерениях. –

181. Но разве не истинно, что слово в данный момент означает для меня вот это? Почему бы и нет? Ведь этот смысл не вступает в конфликт с иными способами использования данного слова.

Некто говорит: «Извести его о….. и этим подразумевай…..!» – В чем заключался бы смысл этого приказа?

182. «Сейчас, когда я произнес это слово, оно означало для меня…» Почему это не может быть просто сумасшествием? Поскольку это переживаю я? Это не основание.

183. Тот, кого я называю слепым к значению, пожалуй, поймет такое задание: «Скажи ему, что он должен идти к банку, – я имею в виду к садовой скамейке»[46], но не поймет это: «Скажи слово ‘банк’ и подразумевай под этим садовую скамейку». Это исследование обращает внимание не на разные формы интеллектуального изъяна у человека, но на саму возможность подобных форм. Нас интересует не то, бывают ли люди, которые не способны на мысли типа «Я собирался тогда…..», – но то, как сформулировать понятие такого изъяна.

Если ты считаешь, что кто-то не может сделать это, как насчет того? Ты предполагаешь, что он не может сделать и этого? – Куда заведет нас это понятие? Ибо у нас здесь есть образцы.

184. Различные люди очень по-разному ощущают, когда изменяется правописание слова. И это ощущение ‒ не просто пиетет перед старым употреблением. – Для кого орфография является лишь практическим вопросом, у того напрочь отсутствует чувство, похожее на то, которого недоставало бы человеку, «слепому к значению». (Гёте о личных именах. Номера заключенных.)

185. Некоторые также не понимают вопрос «Какого цвета для тебя гласная а?» – Когда кто-то не понял его и считает, что вопрос этот чистая бессмыслица, – можем ли мы сказать, что он не знает немецкого или не понимает значения слов «цвет», «гласная» и т. д.?

Наоборот: только научившись понимать эти слова, он может реагировать на такой вопрос ‘с пониманием’ или ‘без понимания’.

186. Недоразумение – непонимание. Понимание вызывается посредством объяснения; но и посредством натаскивания.

187. Почему кошку нельзя научить по команде «апорт!» приносить палку? Она не понимает, чего от нее хотят? А в чем здесь состоит понимание и непонимание?

188. «Каждое слово я читаю с подобающим ему чувством. Слово ‘но’, например, с но-чувством – и т. д.» – Если это правда, что это, собственно, означает? Какова логика понятия ‘но-чувство’? – Ведь это является чувством не из-за того, что я назову его «чувством».

189. Является ли ложь особым переживанием? Могу ли я сказать кому-нибудь «Сейчас я тебе солгу», а затем сделать это?

190. Когда я лгу, в какой мере я осознаю свою ложь? Лишь в той мере, в какой позднее осознаю, что лгал. О-сознание лжи есть способность. Этому не противоречит тот факт, что существует характерное чувство лжи. (Заметка на полях: Умысел.)

191. Знание, когда его выражают, не переводится в слова. Слова не являются переводом чего-то иного, присутствовавшего до них.

192. «Намереваться сделать что-либо ‒ это особый внутренний процесс». – Но какого рода процесс – даже если можно было бы его себе представить – смог бы удовлетворить нашим требованиям относительно намерения?

193. Не так ли обстоит дело с глаголом «понимать»? Некто объясняет мне маршрут, по которому я должен двигаться так-то и так-то. Он спрашивает «Ты меня понял?» Я отвечаю «Я все понял». – Хочу ли я ему сообщить, что́ происходило во мне во время его объяснения? – В конце концов, ему можно было бы сообщить и об этом.

194. Представь себе такую игру: Мне зачитывают список, состоящий из слов на разных языках вперемешку с бессмысленными звуками. Каждый раз я должен говорить, понимаю ли я услышанное или нет; а также сообщить, что происходит во мне при понимании или непонимании. – При слове «дерево» я без колебаний отвечаю «да» (при этом мне может мысленно представляться образ дерева); на сочетание звуков, которое я раньше никогда не слышал, опять же, не раздумывая, отвечаю «нет». При словах, обозначающих с