смысл (нечто внешнее предложению, следовательно, бесплотное), но мне было бы вполне достаточно знакомого немецкого дословного текста. – Или приказ был отдан мне на понятном немецком языке, но показался мне нелепым. Потом мне пришло бы на ум одно объяснение; а, вот теперь я могу его выполнить. Или мне могло бы мысленно представляться множество различных интерпретаций, на одну из которых я наконец решился.
288. Если приказ не исполняется – где в этом случае та тень его исполнения, которую ты, как ты сам думаешь, видишь; поскольку тебе мысленно представляется такая форма: Он приказывает то-то и то-то.
289. Если связь того, что подразумевается, может быть установлена до приказа, тогда она может быть установлена и после приказа.
290. «Он выполнил то, что я ему велел». – Почему здесь не следует говорить так: имеет место тождество действия и СЛОВ?! Для чего я обязан отделять их друг от друга тенью? У нас ведь проективный метод. – Однако это разные виды тождества: «Я сделал то же, что сделал и он» и, с другой стороны: «Я сделал то, что он приказал».
291. Проекционные лучи можно было бы назвать «cвязью изображения с изображаемым»; но также и техническими приемами проецирования.
292. Двойственность нашего способа выражения: Если бы нам был отдан зашифрованный приказ и одновременно ключ к переводу его на немецкий, то мы могли бы обозначить следующими словами процедуру составления формы приказа на немецком языке: «выведение из шифра того, что мы должны сделать» или «выведение того, в чем состоит выполнение приказа». С другой стороны, если мы поступим в соответствии с приказом, выполним его, то в определенных случаях и здесь можно говорить о выведении исполнения.
293. Я задаю правила игры. В полном соответствии с этими правилами партнер делает ход, возможность которого я не предусмотрел и который нарушает игру, по крайней мере в том виде, в каком я ее замышлял. Теперь мне следует сказать: «Я задал неверные правила»; и должен изменить или, возможно, дополнить их.
Если так, то есть ли у меня загодя полная картина игры? В некотором смысле: да!
К примеру, я могу не знать заранее, что квадратное уравнение не обязано иметь только действительные корни.
Тогда это правило ставит меня в положение, в котором я вынужден сказать: «Такой картины я не ожидал; я всегда представлял решение так:…..»
294. В одном случае мы делаем ход в рамках существующей игры, в другом – устанавливаем новое правило. Впрочем, перемещение игровой фигуры можно понимать двояко: как парадигму для всех будущих ходов и как ход в данной партии.
295. Ты должен поразмыслить над возможностью языковой игры ‘продолжение числового ряда’, в которой не было и нет никаких правил, никаких наставлений, а обучение осуществляется исключительно на примерах. Так что мысль о том, что каждый шаг нужно в уме оправдывать каким-то подобием образца, показалась бы этим людям совершенно чуждой.
296. Как странно: кажется, что хотя некий физический (механический) привод и может отказать и тем самым допустить непредвиденное, но правило отказать не может! Оно остается, так сказать, единственным надежным приводом. Но как привод не допускает какого-то движения, и как его не допускает правило? – Откуда мы знаем об одном и о другом?
297. «Каким же образом я добиваюсь того, что всегда применяю слово правильно, т. е. осмысленно; я что, всегда сверяюсь с грамматикой? Нет; то, что я нечто подразумеваю – сама вещь, которую я подразумеваю, – не позволяет говорить бессмыслицу». – «Я что-то имею в виду своими словами» означает здесь: Я знаю, что могу применять их.
Но я могу полагать, что способен их применять, а выяснится, что я ошибался.
298. Отсюда не следует, что процесс понимания – это деятельность, посредством которой мы предъявляем сам факт своего понимания. Вопрос, является ли понимание этой деятельностью, ошибочен. Он должен формулироваться не так: «Является ли понимание этой деятельностью – не есть ли оно другая деятельность?» – Но скорее так: «Используется ли ‘понимание’ для обозначения этой деятельности – не используется ли оно иначе?»
299. Мы говорим: «Если при умножении вы всегда следуете правилу, то должен получаться один и тот же результат». Ну, если это просто немного истерический стиль университетской речи, нам не стоит слишком им интересоваться. Но это выражение той установки по отношению к технике счета, которая в нашей жизни проявляется повсеместно. Акцент на слове «должен» лишь соответствует неумолимости этой установки не просто по отношению к технике счета, но и по отношению к бесчисленным родственным навыкам.
300. Словами «Это число является логичным продолжением данного ряда» я мог бы подвести кого-то к тому, чтобы в будущем он назвал то-то и то-то «логичным продолжением». Что такое ‘то-то и то-то’, я могу показать только на примерах. Т. е. я учу его продолжать ряд (основной ряд), не используя такое выражение, как ‘закон ряда’; скорее, чтобы получить субстрат для значения алгебраических правил или чего-то похожего на них.
301. Он должен продолжать так без основания. Но не потому, что пока ему еще не растолковали основание, а потому, что – в этой системе – основания нет вовсе. («Цепочка оснований имеет конец».)
И это ‘так’ (в словосочетании «продолжать так») обозначается посредством цифры, значения. Ибо на этой ступени выражение правила объясняется посредством значения, а не значение посредством правила.
302. В том-то и дело, что когда говорят «Ты разве не видишь…?», правило не используется, оно является тем, что объясняется, а не тем, что объясняет.
303. «Он схватывает правило интуитивно». – Но почему именно «правило»? А не всего лишь то, как ему теперь следует продолжать?
304. «Как только он увидит, что правильно, поймет одну из бесконечного множества связей, на которые я пытаюсь обратить его внимание, – как только он ухватит это, он без труда продолжит ряд правильно. Признаю, что он может всего лишь угадывать (интуитивно угадывать) связь, которую я подразумеваю, – но когда это удалось, игра сделана». – Однако этого ‘правильного’, подразумеваемого мной, не существует. Сравнение ложно. Здесь не существует своеобразного рулевого колеса, которое он должен ухватить, правильной машины, которая после того, как выбор направления сделан, дальше повезет сама. Это может быть чем-то таким, что разыгрывается в нашем мозгу, но нас это не интересует.
305. «Делай то же самое!» Но ведь при этом я должен указать на правило. Которое, следовательно, он должен уже уметь применять. Иначе что означало бы для него выражение этого правила?
306. Угадывать значение правила, схватывать его интуитивно могло бы означать только одно: угадывать его применение. Но это же не может означать: угадывать вид применения, правило для него. Об угадывании здесь вообще нет речи.
307. Например, я мог бы угадать, какое продолжение доставит другому человеку радость (скажем, по выражению его лица). Угадывать способ применения правила можно было бы лишь тогда, когда уже есть выбор между различными способами применения.
308. В таком случае можно было бы также подумать, что он, вместо того чтобы ‘угадать способ применения правила’, его выдумает. Ну, а как бы это выглядело? – Должен ли он, допустим, сказать: следовать «Правилу +1» может означать, что нужно писать: «1, 1+1, 1+1+1 и т. д.»? Ведь это «и т. д.» как раз уже предполагает владение техникой.
Вместо «и т. д.» он также мог бы сказать: «Ты уже знаешь, что я имею в виду». И его объяснение было бы просто дефиницией выражения «следовать правилу +1». Это было бы его «выдумкой».
309. Скажем, мы копируем цифры от 1 до 100 и таким образом вычисляем, размышляем.
Я мог бы это выразить так: Копируя цифры от 1 до 100, – как я узнаю, что получу цифровой ряд, который верен при счете? И что здесь является проверкой для чего? Или же как я должен описывать здесь важные эмпирические факты? Должен ли я сказать: опыт свидетельствует, что я считаю всегда одинаково? или что при копировании не пропадает ни одна цифра? или что цифры остаются на бумаге как они есть, даже если я на них не смотрю? Или важны все эти факты? Или я должен сказать, что, действуя так, мы просто не сталкиваемся с затруднениями? Или что нам почти всегда кажется, что все в порядке?
Так мы думаем. Так мы действуем. Так мы говорим об этом.
310. Представь, что тебе предстоит описать, как люди учатся считать (скажем, в десятичной системе). Ты описываешь, что говорит учитель, что он делает и как на это реагируют ученики. Среди того, что говорит и делает учитель, встречаются слова и жесты, которые поощряют учеников к продолжению ряда; также встречаются выражения типа «Теперь он умеет считать». Помимо указаний на то, что говорит и делает учитель, должно ли описание содержать и мои собственные суждения относительно того, что теперь ученики умеют считать или они теперь поняли, что́ такое числительное? Если я не включу такие суждения в описание, будет ли оно неполным? А если включу, не выйду ли я за рамки описания? – Могу ли я воздержаться от таких суждений и в оправдание сказать: «Это все, что происходит»?
311. Не должен ли я, скорее, спросить: «Что вообще делает описание? Для чего оно нужно?» – Разумеется, в другом контексте мы знаем, что такое полное и неполное описание. Спроси себя: как используются выражения «полное» и «неполное описание»?
Полностью (или не полностью) передать речь. Принадлежит ли к полному описанию интонация, мимика, искренность или неискренность чувств, намерения говорящего, его старание? Или для нас принадлежность чего-либо к полному описанию определяется тем, какова цель описания, что хочет делать с ним получатель?
312. Выражение «Это все, что происходит