Несмотря на принятие Билтморской программы, к таким радикальным поступкам осенью 1944-го Бен-Гурион не был готов. Они шли вразрез с его убеждениями, что в настоящее время на первом месте – война с Германией, а применение оружия против англичан допустимо лишь после войны, при условии, что те продолжат препятствовать осуществлению прав евреев, оговоренных мандатом на Палестину. Во время войны атаки на полицию, мандатную администрацию и объекты инфраструктуры он считал ударом союзникам в спину.
Переговоры Бегина и Снэ прервались 6 ноября после убийства боевиками ЛЕХИ британского министра барона Мойна, яростного сторонника ограничения еврейской иммиграции в Палестину. Это взорвало ситуацию – англичане ответили решительными действиями, повальными обысками и арестами членов радикальных организаций. Бен-Гурион поддержал англичан и убедил Исполнительный комитет опубликовать обращение к ишуву, направленное против раскольников:
«Мы обращаемся к ишуву с призывом отвергнуть всех членов этой зловредной и разрушительной группировки, отказать им в пристанище и крове, не поддаваться их угрозам и оказывать властям любую помощь, необходимую для предотвращения актов террора и уничтожения террористической организации, что является вопросом жизни или смерти».
Резкий и непримиримый тон обращения вызвал недовольство даже среди ряда сторонников Бен-Гуриона, но он, несговорчивый и склонный к импульсивным поступкам, привыкший действовать решительно и непреклонно, не считаясь ни с чьим мнением, объявил о сотрудничестве с англичанами в борьбе против Эцель и ЛЕХИ: «Мы столкнулись с альтернативой: или терроризм – или политическая борьба; или террористические организации – или организованная еврейская община. «…» мы должны принять соответствующие меры против терроризма и осуществляющих его организаций. Пора перейти от слов к делу».
ЛЕХИ на требование Еврейского агентства прекратить вооружённые действия против англичан объявил о приостановке своей деятельности, и репрессии со стороны Хаганы его не коснулись. А Бегин ответил отказом. Ультиматум Бен-Гуриона стал сигналом к началу операции «Сезон», о которой в будущем он сам и его сторонники старались забыть. Бегин назвал её «сезоном охоты на людей». Ударной силой Хаганы, получившей приказ Исполнительного комитета, были отряды Пальмах, придерживавшиеся просталинской и коммунистической идеологии. Их лидеры горели желанием расправиться с правой оппозицией в сионистском движении. Сотни членов Эцель были арестованы, и после допросов, сопровождавшихся иногда избиениями, шантажом и отъёмом денег, были выданы для судебного преследования британской полиции.
Бегин, когда началась операция «Сезон», ушёл в подполье и отказался от ответных действий, несмотря на призывы рядовых членов организации. Он заявил бойцам Эцель: «Вы не должны поднимать руку или оружие на евреев. «…» Это наши братья. Их обманули, ввели в заблуждение «…» Между братьями не должно быть войны».
Этот принцип он соблюдал всегда, даже в трагические дни гибели «Альталены», вскоре после провозглашения Независимости, когда из-за убийственных действий Бен-Гуриона, подавшегося влиянию ультралевых высших командиров Пальмах, Израиль оказался на грани Гражданской войны.
Эцель вынужден был прекратить террористические атаки. Подавив инакомыслие и удовлетворившись массовыми арестами, в марте 1945-го Хагана и Пальмах приостановили силовое давление на Эцель – но, поскольку после окончания войны Эцель и ЛЕХИ возобновили свою деятельность, Бегин оставался в подполье. Он появился на публике 14 мая 1948 года, в день провозглашения Независимости.
Рассказ о противостоянии Бен-Гуриона и Бегина на этом не завершён, нас ждёт ещё одна из самых трагичных страниц истории современного Израиля – глава «Позор Бен-Гуриона: расстрел «Альталены», но следующая глава посвящена кратковременному «роману» Сталина с сионистами. В ней мы напомним, как он начинался (об этом рассказывалось в главе «Сталин и сионисты»), и затронем малоизвестные факты (документы, позволяющие полностью осветить картину событий, всё ещё таятся в архивах). В этой главе и в последующей через одну – «Сионистско-британская война, 1945–1948» – автор попытается ответить на вопрос: почему Сталин решил оказать сионистам неоценимую услугу и помог возродить Израиль.
«Роман» Сталина с сионистами. Майский и Бен-Гурион
После нападения Гитлера на Советский Союз внешняя политика СССР изменилась: вчерашние друзья стали врагами, вчерашние недруги – союзниками.
Кратковременный «роман» Сталина с сионистами, которых после окончания гражданской войны советская власть преследовала наряду с церковнослужителями, «попутчиками» и инакомыслящими (список репрессированных, попавших в ту или иную категорию, исчисляется миллионами), начался после визита в Москву в августе 1941-го Гарри Гопкинса. Результатом визита стало подписание советско-американских договоренностей и присоединение СССР к программе ленд-лиза. Тогда же, осенью 1941-го, в Лондоне состоялись встречи Ивана Майского, советского посла в Англии, с лидерами сионистов: Вейцманом и Бен-Гурионом. Вначале Советский Союз хотел использовать сионистов для сбора денег, которыми частично оплачивались военные поставки (для этой цели и был создан Еврейский Антифашистский Комитет), но вскоре выяснилось, что палестинских сионистов можно использовать и в политических целях…
Майский пробыл в Лондоне в должности посла девять лет. В октябре 1943-го он был назначен заместителем наркома иностранных дел. В этой должности он прибыл в Каир для подписания документов о восстановлении дипломатических отношений с Египтом. Воспользовавшись поездкой, он обратился к Гарольду Макмайклу, Верховному комиссару Палестины, с пожеланием посетить Иерусалим и прикоснуться к святым местам. В Иерусалиме располагалась штаб-квартира британской администрации, и ничего не подозревающий Макмайкл пригласил его с трёхдневным визитом посетить Палестину в качестве своего личного гостя. Но затем последовала ещё одна просьба, удивившая Верховного комиссара: замнаркома выразил желание побывать в кибуце и попросил организовать ему встречу с руководителями Еврейского Агентства. Предупредив гостя, что он не может гарантировать ему личную безопасность, с большой неохотой Макмайкл позволил ему по пути из Тель-Авива в Иерусалим провести один день в кибуцах, в Кирьят-Анавим и Маале а-Хамиша. Там Майский встретился с Бен-Гурионом и Голдой Меир (она представляла Гистадрут), показавшими советскому гостю, как выглядят живущие коммуной еврейские сельскохозяйственные поселения. Когда Майский и Бен-Гурион остались наедине, между ними состоялась продолжительная беседа.
Визит Майского в Палестину в советской прессе не освещался. Молчала и палестинская. Ни слова не сказано о встречах с Майским ни в мемуарах Голды Меир, ни в обширной биографии Бен-Гуриона, написанной Бар-Зохаром. Промолчал о поездке в Палестину и сам Майский. Его мемуарная серия обошла этот вопрос стороной; впрочем, не станем забывать, что последняя книга серии – «Воспоминания советского дипломата, 1925–1945 г.г.» – была издана в 1971 году, в разгар эпохи застоя.
«Забывчивость» Майского легко объяснима: в разгар «дела врачей», за две недели до смерти Сталина, он был арестован и помещён в одиночную камеру, в которой без предъявления каких-либо обвинений пробыл более двух лет до своего освобождения в июле 1955 года. Такой оказалась цена, которую он заплатил за контакты с сионистскими лидерами. Зимой 1949-го в Советском Союзе началась борьба с космополитизмом, а когда на Ближнем Востоке к власти пришли режимы, объявившие себя антиимпериалистическими, внешняя политика СССР стала антиизраильской. О прежнем партнёрстве предпочитали умалчивать, и опытный дипломат держал язык за зубами.
Иван Майский скончался 3 сентября 1975 года. Теперь понятно, почему Голда Меир и Бен-Гурион, зная о годах, проведенных им в тюрьме, исключили из своих воспоминаний страницы, которые могли бы доставить ему неприятности.
В октябре 1943-го по поручению Сталина Майский встретился с Бен-Гурионом. Формируя ближневосточную политику, из уст высокопоставленного дипломата вождь хотел получить достоверную информацию об идеологии и нуждах сионистов, их реальных силах и возможностях. Всё это Майский должен был изучить на месте. Вернувшись в Москву, он написал подробный и благожелательный отчёт, понравившийся Сталину (до сих пор этот документ не опубликован), отразившийся на формировании советской политики в Палестине. Сталин ему доверял и включил Майского в состав членов советской делегации на Ялтинской конференции, обсуждавшей послевоенное устройство мира.
Единственным известным на сегодняшний день документом о визите Майского в Палестину является сообщение Бен-Гуриона на заседании руководства МАПАЙ; предварительно тот предупредил присутствующих о неразглашении информации, поэтому в партийной печати, предназначенной для «внутреннего пользования», об этой встрече было лишь краткое сообщение. На него через полстолетия в израильском журнале «Лебенс-Фраген» ссылался профессор Минц, рассказывая о политике Советского Союза в Палестине в годы Второй мировой войны.
По словам Бен-Гуриона, на обратном пути из Маале а-Хамиша Майский завёл разговор о сионизме и спросил, имеется ли план приёма евреев после окончания войны. Майский подчеркнул, что после Победы на повестке дня остро станет еврейский вопрос и уже сейчас необходимо найти пути для его разрешения. Бен-Гурион ответил, что существует план приёма одного миллиона евреев, на что Майский заметил, что этого недостаточно: «Вы должны быть готовы к цифре 2,5 млн. человек».
Бен-Гурион обещал ему подготовить условия приёма иммигрантов, ориентируясь на эту цифру. Информируя партийное руководство о беседе с заместителем наркома, Бен-Гурион был взволнован и возбуждён. Он не знал, как выполнить обещание, и признался: «Я ошарашен. Мне трудно даже представить, как это подготовить».
Остаётся загадкой, почему в октябре 1943-го Майский заговорил о переселении в Палестину 2,5 млн. евреев. Откуда взялась эта цифра? Почему он затеял этот разговор?