Изучив состояние дел, Бен-Гурион сделал неутешительный вывод о боеспособности ишува: партизанская война – самое большее, чему это войско было обучено. Иргун и ЛЕХИ ему не подчинялись, но Бегину и Шамиру, находившимся в подполье, также нечем было похвастаться: их отряды были малочисленнее и менее оснащённые.
Будущий министр обороны Израиля (в общей сложности Бен-Гурион занимал этот пост почти 14 лет – больше, чем кто-либо), понял: необходимо срочно реорганизовать вооружённые силы ишува и пригласить из-за рубежа евреев, боевых офицеров старшего командного звена, имеющих опыт руководства крупными воинскими подразделениями.
Одиннадцать месяцев были потрачены на сбор денег для закупки оружия и боеприпасов, на разработку тактических планов и воинскую учёбу. В ООН предстояло голосование о разделе, но Бен-Гурион уже поставил перед собой две трудновыполнимые задачи: в кратчайший срок из полупартизанских отрядов создать боеспособную регулярную армию и приобрести тяжёлое вооружение. По его замыслу эта армия должна была расширить границы, отведенные решением ООН еврейскому государству, которые он считал временными. В вопросе границ он расходился со всеми членами политического руководства ишува. Поэтому, выступая перед Специальной комиссией ООН, он сознательно избегал конкретики, когда разговор заходил о границах.
Не будучи профессиональным военным, Бен-Гурион принялся за изучение военных наук и быстро усвоил главное. В современной войне выигрывает тот, кто имеет преимущество в воздухе и бронированный кулак на земле. «Будущему государству, чтобы противостоять внешним угрозам, надо создать военно-воздушные силы, флот и бронетанковые части», – эту мысль он старался привить командованию Хаганы.
30 сентября 1947 года, за два месяца до голосования в ООН (его итог был непредсказуем), он поручил своему помощнику начать в Европе поиск поставщиков оружия.
Через три дня он конкретизировал задачу и потребовал, казалось, безумное: закупить боевые самолёты. Руководству Хаганы, в котором не было профессиональных военных и полагавшему, что конфликт с арабами ограничится партизанской войной, его планы казались нереальными, оторванными от действительности. «Где эти самолёты будут базироваться, если даже будут закуплены? – посмеивались над Бен-Гурионом в штабе Хаганы. – Кто на них будет летать? Где набрать лётчиков, наземный обслуживающий персонал?» Так же рассуждали невежественные в военных вопросах лидеры либерально-социалистического крыла, занимавшие руководящие позиции в Гистадруте, Еврейском Агентстве и руководстве ишува. В политическом мышлении они уповали на классовую солидарность арабских и еврейских рабочих и психологически не были готовы к «большой» войне.
Обдумывая, где можно закупить оружие, Бен-Гурион не знал, что Сталин уже дал указание протянуть сионистам руку помощи. 30 мая 1947 года Постановлением Совета Министров СССР при Совмине был создан Комитет по информации – орган политической и военной разведки, объединивший иностранные управления МГБ и ГРУ. Председателем Комитета был назначен министр иностранных дел Молотов.
После ноябрьского голосования в ООН, принявшей решение о создании двух независимых государств, Сталин приказал Комитету по информации обеспечить надёжность военно-политического союза палестинских сионистов и СССР. Он поручил Молотову, Булганину, министру вооружённых сил, и Микояну, министру внешней торговли, «контролировать» ситуацию в Палестине и лично курировать тайные операции по продаже оружия палестинским евреям [54]. Будущее еврейское государство под скрытым патронажем Комитета по информации должно стать частью советского блока, форпостом СССР на Ближнем Востоке.
…Когда решение о разделе было принято, Бен-Гурион с удвоенной энергией продолжил строительство армии. От руководства Хаганы он потребовал срочно закупить за рубежом оружие, включая тяжёлое, и нелегально, в обход британского запрета, доставить его в Палестину. Размах его запросов многим казался чрезмерно завышенным и неосуществимым – для обшивки автотранспорта он потребовал закупить десятки тысяч тонн листовой стали и приобрести артиллерийские орудия, танки и самолёты – но скептиков смущало не только эмбарго и противодействие британских властей, но и отсутствие финансовых средств. Для реализации его планов необходимо было изыскать, как минимум, 25–30 миллионов долларов, которых в казне Еврейского агентства попросту не было.
Бен-Гуриона эта «мелочь» не остановила. Он вознамерился лично заняться сбором средств в еврейских общинах США и Канады. После затяжных споров в партийном руководстве Голда Меир отговорила его от этой затеи, убедив, что в Палестине его присутствие более важно, и сама вызвалась отправиться в путь. Обширный отрывок из её мемуаров, в которых она описывает эти и последующие события, приведен с незначительными сокращениями (пересказывать его автор не решился – при пересказе неизбежно теряется точность и эмоциональный накал):
«Мы были совершенно не готовы к войне. «…» Нам срочно нужно было оружие – если мы сумеем найти кого-нибудь, кто захочет нам его продать; но прежде этого нам нужны были деньги – и не те малые деньги, на которые мы озеленили страну или перевезли в неё беженцев, а миллионы долларов. Во всем мире была только одна группа людей, от которой можно было эти доллары получить: американские евреи. Больше некуда и не к кому было обращаться.
Конечно, не могло быть и речи о том, чтобы Бен-Гурион в это время покинул Палестину. «…» Он должен был оставаться в стране. Кто же поедет? На одном из этих заседаний я окинула взглядом своих усталых и измученных коллег, сидевших за столом, и впервые подумала: не предложить ли свою кандидатуру? «…» Сначала Бен-Гурион и слышать об этом не хотел. Он сказал, что поедет сам и возьмет с собой Элиэзера Каплана, казначея Еврейского Агентства.
– Но тут тебя никто не может заменить, – возразила я, – а в Соединённых Штатах я, может быть, и сумею.
Он был непоколебим.
– Нет, ты мне нужна здесь. (В отсутствии Шарета, находившегося в Нью-Йорке, на сессии Генеральной Ассамблеи ООН, Голда Меир возглавляла политический департамент Еврейского Агентства – Р.Г.)
– Тогда поставим вопрос на голосование, – сказала я.
Он посмотрел на меня, потом кивнул. Моё предложение прошло.
– Но ехать немедленно, – сказал Бен-Гурион. – Даже в Иерусалим не возвращайся.
В тот же день я улетела в Соединённые Штаты – без багажа, в том же платье, в каком я была на заседании, – только надела сверху зимнее пальто.
Первое моё появление в 1948 году перед американским еврейством было не запланировано, не отрепетировано и, разумеется, не объявлено. «…» Это произошло 21 января в Чикаго, на общем собрании совета еврейских федераций и благотворительных фондов. Это не были сионистские организации. Палестина у них не стояла на повестке дня. «…» Я говорила недолго, но высказала всё, что у меня было на сердце:
«Еврейское население в Палестине будет сражаться до самого конца. Если у нас будет оружие – мы будем сражаться этим оружием. Если у нас его не будет, мы будем драться камнями.
Я хочу, чтобы вы поверили, что цель моей миссии – не спасение семисот тысяч евреев. За последние несколько лет еврейский народ потерял шесть миллионов евреев, и было бы просто дерзостью беспокоить евреев всего мира из-за того, что ещё несколько сот тысяч евреев находятся в опасности.
Речь не об этом. Речь идёт о том, если эти семьсот тысяч останутся в живых, то жив будет еврейский народ как таковой и будет обеспечена его независимость. Если же эти семьсот тысяч будут перебиты, то нам придётся на много веков забыть мечту о еврейском народе и его государстве.
Друзья мои, мы воюем. Нет в Палестине еврея, который не верил бы, что в конце концов мы победим. Таков в стране моральный дух… Но этот дух не может противостоять в одиночку винтовкам и пулемётам. Без него винтовки и пулемёты не много стоят, но без оружия дух может быть сломлен вместе с телом.
Наша проблема – время… Что мы сможем получить немедленно? И когда я говорю «немедленно», я имею в виду не месяц. И не два. Я имею в виду – сейчас, сегодня.
Я приехала довести до сознания американских евреев один факт: в кратчайший срок, не более чем за две недели, нам нужно собрать чистоганом сумму от двадцати пяти до тридцати миллионов долларов. Через две-три недели после этого мы уже сумеем укрепиться. В этом мы уверены.
Египетское правительство может провести такой бюджет, который поможет нашим противникам. То же самое может сделать и правительство Сирии. У нас нет правительств. Но в диаспоре у нас миллионы евреев, и я верю в евреев США не меньше, чем в нашу палестинскую молодёжь; верю, что они поймут, в какой опасности мы находимся, и сделают то, что должно.
Знаю, что сделать это будет нелегко. Мне приходилось участвовать во всяких кампаниях по сбору средств, и я знаю, как непросто сразу собрать ту сумму, которую мы просим. Но я видела таких людей там, дома. Видела, как, когда мы призвали общину отдавать кровь для раненых, они пришли прямо со службы в больницы и стояли в длинных очередях, чтобы отдать свою кровь. В Палестине отдают и кровь, и деньги.
Мы не лучшей породы; мы не лучшие евреи из еврейского народа. Случилось так, что мы – там, а вы – здесь. Уверена, что если бы вы были в Палестине, а мы в Соединённых Штатах, вы делали бы там то же самое, что делаем мы, и просили бы нас здесь сделать то, что придётся сделать вам.
В заключение я хочу перефразировать одну из самых замечательных речей времен Второй мировой войны – речь Черчилля. Я не преувеличиваю, говоря, что палестинский ишув будет сражаться в Негеве, в Галилее, на подступах к Иерусалиму до самого конца.
Вы не можете решить, следует нам сражаться или нет. Решать будем мы. Еврейское население Палестины не выкинет белый флаг перед муфтием. Это решение уже принято. Никто не может его изменить. Вы можете решить только одно: кто победит в этой борьбе – мы или муфтий. Этот вопрос могут решить американские евреи. Но сделать это надо быстро – за дни, за часы.