И прошу вас – не запаздывайте. Чтобы не пришлось вам через три месяца горько сожалеть о том, чего вы не сделали сегодня. Время уже настало».
Они слушали, они плакали, они собрали столько денег, сколько ещё не собирала ни одна община. Я провела в Штатах шесть недель – больше я не могла находиться вне дома – и повсюду евреи слушали, плакали и давали деньги, иногда даже делая для этого банковские займы. В марте я вернулась в Палестину, собрав 50 миллионов долларов, немедленно ассигнованные на тайные закупки в Европе оружия для Хаганы. И даже когда Бен-Гурион сказал мне: «Когда-нибудь, когда будет написана история, там будет рассказано о еврейской женщине, доставшей деньги, необходимые для создания государства», – я никогда не обманывалась. Я всегда знала, что эти доллары были отданы не мне, а Израилю»[55].
Эти трогательные строки о событиях шестидесятипятилетней давности я читаю и перечитываю со слезами на глазах, не потому что плаксив – это не так: я песчинка народа, который научился сдерживать эмоции, выдерживал и выдержит многие испытания. Это другие слёзы, слёзы памяти. Их проливает Израиль накануне Дня Независимости, в День памяти своих сыновей и дочерей, павших в войнах и терактах, когда приспускаются государственные флаги, звучит траурная сирена, и страна замирает на две минуты; когда останавливаются люди и машины, и евреи опускают головы в знак скорби о погибших. У каждого своя память. Она есть и у меня. У меня тоже есть кого вспомнить, и пальцы в этот миг замирают на клавиатуре – на две минуты, чтобы я мог погрузиться в себя и побыть наедине с их душами… А затем, разжав зубы, я вспоминаю завет Жаботинского, вложенный в уста Самсона, героя романа «Самсон Назорей»: «Копите железо…и научитесь смеяться».
Жизнь не замирает, когда небо рассечено ударами молний. Продолжим идти вверх по ступенькам лестницы, не забывая об исчезнувших в двадцативековой пыли истории, захороненных на безымянных кладбищах, во рвах и оврагах, так никогда и не прикоснувшихся к стенам Иерусалима, но не забывших его прохлады. Половина моего лица перекошена от сердечной боли, когда думаю об их судьбах, о погибших в гетто и газовых камерах, расстрелянных в Бабьих Ярах, но вторая – никогда не разучится смеяться, потому как смех – это жизнь, и этот завет, как эстафетная палочка, передаётся каждому последующему поколению вместе с обязательным тостом-пожеланием каждого застолья: «Лехаим», «За жизнь».
На пороге первой арабо-еврейской войны
Результат ноябрьского голосования в ООН оказался неожиданным для арабов. Они не желали свыкнуться с мыслью, что на географической карте будет существовать независимое еврейское государство, и, отказываясь подчиниться решению о разделе, развязали на подмандатной территории боевые действия. Британская администрация им потворствовала. Намереваясь сорвать соглашение, она снабжала арабов оружием и саботировала решение о создании Специальной комиссии, призванной осуществить раздел.
Необъявленная арабо-еврейская война началась почти сразу же по оглашению результатов голосования. Неподготовленные и плохо вооружённые отряды Хаганы и Пальмах терпели одно поражение за другим. Террористические акты в штаб-квартирах Еврейского агентства в Иерусалиме и Хайфе, повлекшие множество жертв, оказали удручающее воздействие на противников провозглашения независимости. Участились налёты на поселенцев. Большинство продовольственных конвоев, направлявшихся в Иерусалим, попадали в засаду и гибли. Были случаи, когда британские солдаты, якобы для борьбы с насилием, разоружали конвои, сопровождавшие продовольственные караваны, которые впоследствии подвергались захватам и разграблениям. Вскоре это привело к изоляции Негева, Иерусалима, блока Эцион и части Галилеи. В еврейской части Иерусалима, оказавшейся в блокаде, начался голод.
А британская администрация, создавая ишуву дополнительные трудности, саботировала решение Генеральной Ассамблеи о передаче к 1 февраля 1948 года в распоряжение Еврейского агентства морского порта для ввоза продовольствия. Даже Черчилль, в бытность министром колоний и премьером неоднократно принимавший решения в пользу арабов, не выдержал и назвал происходящее «грязной войной Бевина» против палестинских евреев.
В истории арабо-еврейского конфликта роль Великобритании омерзительна. Достаточно вспомнить, как благодаря Черчиллю Трансиордания была изъята из мандатной территории и передана Абдалле ибн Хусейну для создания арабского эмирата. Но при всей неприглядности и цинизме политики Черчилля особо гнусной и отвратительной была роль Бевина.
Арабо-еврейское противостояние перерастало в вооружённые столкновения и обмен террористическими актами, повлекшими жертвы среди гражданского населения. Потеряв контроль над ситуацией, лейбористское правительство решило «умыть руки» и объявило о прекращении действия мандата с 15 мая 1948 года, на четыре с половиной месяца раньше срока, предусмотренного планом Организации Объединённых Наций. В душе лондонские «горячие головы» полагали, что превосходящие силы арабов, которым они развязали руки, быстро закроют вопрос о создании еврейского государства.
Соединённые Штаты оказались в щекотливом положении. Каждый политик думает о грядущих выборах. В их преддверии Белый Дом не желал ни ссориться с еврейской общиной, ни предпринимать шаги, способные огорчить арабских друзей США.
Традиционно вашингтонская администрация избегала участия в заокеанских вооружённых конфликтах. Напомним, что в Первую мировую Америка вступила лишь 6 апреля 1917 года, когда война близилась к завершению и воюющие страны были на «издыхании». Во Второй мировой войне она также не желала участвовать и объявила о нейтралитете. Франклин Рузвельт, избираясь в 1940 году на третий президентский срок, знал об изоляционистских настроениях в американском обществе и клятвенно обещал избирателям, что страна не будет участвовать в европейской войне. Ничто не изменилось в умах американцев после нападения Гитлера на Советский Союз: опрос общественного мнения, проведенный в октябре 1941-го, за месяц до атаки на Пирл-Харбор, показал, что 74 процента американцев против войны с Германией. Америка надеялась отсидеться за двумя океанами, и непонятно, почему Япония напала на Пирл-Харбор и вынудила США воевать против их воли.
Такая же ситуация сложилась весной 1948 года. Белый дом объявил о нейтралитете в ближневосточном конфликте и наложил эмбарго на продажу оружия обеим сторонам, а Госдепартамент запретил выдавать паспорта лицам, заявившим о намерении служить в неамериканских вооружённых силах. Американским евреям, участникам Второй мировой войны [56], запрещено было отправляться добровольцами в Палестину.
Арабов американская позиция устраивала: Англия отказалась присоединиться к эмбарго и продолжала поставки оружия, а в Трансиордании «бывший» английский генерал Джон Глабб, в 1939 году из «деликатных побуждений» уволившийся из британской армии и получивший в награду от эмира Абдаллаха титул паши, по-прежнему возглавлял Арабский легион, периодически атаковавший кибуцы вокруг Иерусалима.
Ноябрьское голосование в ООН продемонстрировало, что единственным могущественным союзником сионистов является Советский Союз. По этой причине Бен-Гурион поручил Шарету обратиться к Громыко с просьбой о продаже оружия. Встреча политиков состоялась 5 февраля. Зная об указании Сталина, Громыко деловито поинтересовался: если оружие будет продано, есть ли у ишува возможность скрытно доставить его в Палестину и обеспечить разгрузку? Шарет немедленно телеграфировал Бен-Гуриону, спрашивая, может ли он обещать Громыко тайную доставку и выгрузку оружия. «Да», – не вникая в подробности, твёрдо ответил Бен-Гурион. Эта информация улетела в Москву. Колесо закрутилось.
В Центральной Европе на складах Советской Армии (так с 25 февраля 1946 года именовалась Красная Армия) скопилось огромное количество трофейного немецкого оружия, которое надо бы пристроить – с финансовой выгодой, разумеется. Им решили вооружить палестинских евреев. Но во избежание обвинений СССР в незаконных поставках оружия в зону конфликта и вмешательстве в дела, подведомственные английскому правительству (британский мандат продолжал действовать), продажу решили оформить через третьи руки. Выбор пал на Чехословакию. Генеральным секретарём ЦК КПЧ был еврей, Рудольф Сланский. На него можно было бы списать возможные неприятности. Так маленькая Чехословакия, только-только восстановившая государственный суверенитет, стала крупным поставщиком немецкого оружия.
Вскоре Иехошуа Ариэли, эмиссар Бен-Гуриона, подписывал в Праге контракт на поставку вооружения. Для прикрытия сделки использовали правительственный бланк Эфиопии, якобы являющейся покупателем трофейного оружия. Эта уловка сработала лишь частично. Английские военные корабли, установив морскую блокаду палестинского побережья, досматривали все суда, направлявшиеся в Хайфу и Тель-Авив. Поэтому большая часть закупленного оружия оставалась лежать на складах и поступила в Израиль после провозглашения Независимости, хотя небольшие партии лёгкого оружия контрабандным путём всё-таки были доставлены раньше.
Советско-чешская помощь Израилю не была безвозмездной – трофейное оружие оплачивалось пожертвованиями американских евреев (напомним: в годы войны через возглавляемый Альбертом Эйнштейном «Еврейский совет по оказанию помощи России в войне» частично оплачивались американские поставки по ленд-лизу). Советский Союз осуществил удачную сделку: выгодно распорядился трофейным оружием, заработав твёрдую валюту, а заодно частично разгрузил склады.
…Тем временем, в Вашингтоне арабские друзья США продолжали попытки поставить под сомнение решение Трумэна поддержать сионистов. 9 февраля Совет безопасности представил Трумэну анализ ситуации и нарисовал следующий сценарий развития событий: в военном отношении ишув слаб; если начнётся война, арабы начнут поголовное истребление палестинских евреев; Соединённым Штатам придётся вмешаться, тем самым поставив под угрозу свои интересы в арабском мире.