На следующий день началась массированная 24-часовая бомбардировка Лондона, унесшая за сутки 430 жизней. Англия с трепетом ожидала, что со дня на день Гитлер приступит к форсированию Ла-Манша, но даже в этой ситуации, когда Черчиллю потребовалась помощь палестинских евреев, он упрямо отказывался отменить «Белую книгу» 1939 года и открыть границы Палестины для беженцев. В душе он оставался колонизатором.
Бен-Гурион доволен был обещанием, которое Черчилль дал Вейцману. Дальнейшее пребывание в Лондоне казалось ему бессмысленным — добиться чего-либо большего здесь он не мог, а потому 21 сентября отбыл в Нью-Йорк для встреч с лидерами американских еврейских организаций. Его трехмесячные усилия закончились неудачей. Попытки убедить американцев принять активное участие в судьбе своих европейских собратьев, призывы усилить давление на Рузвельта и на Конгресс или хотя бы надавить на англичан и заставить их отказаться от «Белой книги» натолкнулись на стремление США остаться в стороне от европейских событий. Рузвельт оказывал помощь Великобритании поставками снаряжения, необходимого для нужд войны, но ввязываться в сражение не желал. В американских еврейских организациях также витали пацифистские настроения. Переубедить их Бен-Гурион не смог.
А в Берлине торжествовали. Война складывалась как нельзя лучше. Продолжались интенсивные переговоры со Сталиным, в середине ноября ожидался приезд Молотова, главы советского правительства — на повестке дня было обсуждение условий присоединения Москвы к Тройственному союзу.
Кто знает, каким бы стал мир, если бы Сталин не заторговался и не запросил за присоединение к «оси» чересчур большие территориальные приобретения: контроль над черноморскими проливами, Босфором и Дарданеллой, распространение советского влияния на Балканы. Ни много ни мало, он потребовал объявить «зоной советских интересов» Румынию, Болгарию, Грецию и Югославию. Когда Гитлер ответил отказом, Сталин умерил аппетит. 25 ноября Молотов «ограничился» Финляндией, Болгарией и военными базами в Турции. Гитлеру и эти притязания показались завышенными, и он прервал переговоры. Но кто знает, кто вышел бы победителем в мировой войне, если бы, поторговавшись, Сталин и Гитлер сошлись в цене, заработала бы ось Рим-Берлин-Москва-Токио и советская авиация присоединилась бы к бомбежкам ненавистного Сталину британского льва. Падали бы тогда на Хайфу и Тель-Авив, помимо итальянских и немецких бомб, советские бомбы? Маршировали бы в Лондоне летом 1941-го от Парламент-Сквер до Трафальгарской площади советско-немецкие войска, а Великая Тройка — Сталин-Муссолини-Гитлер — обсуждала бы на Нюрнбергской конференции судьбу британских колоний? Как свидетельствует мировая история, нет ничего невозможного…
1941 год Бен-Гурион встретил в Нью-Йорке. Поездка в США оказалась безрезультатной, и в первых числах января он отправился в Палестину. В Атлантике бушевала подводная война. Домой пришлось добираться кружным путем, через Австралию, Новую Зеландию, Таиланд, Калькутту, Карачи. Путешествие заняло около месяца. 13 февраля гидросамолет с председателем Еврейского агентства приводнился на Тивериадском озере, ныне известном как озеро Кинерет.
По возвращении в Палестину Бен-Гуриона ждало очередное разочарование: несмотря на заверения Черчилля, обещание англичан в очередной раз оказалось пустым звуком. Девять месяцев они водили Вейцмана «за нос», объясняя задержку формирования еврейской дивизии чисто техническими причинами. Чтобы успокоить сионистов, англичане даже назначили комдива (на бумаге), но 15 мая 1941 года, после настойчивых напоминаний Вейцмана, Черчилль отозвал свое обещание. Если вспомнить, что 10 мая 1941 года, за полтора месяца до начала германского наступления на Совете кий Союз, Рудольф Гесс, первый заместитель фюрера по национал-социалистической партии, совершил перелет в Англию и яко бы от имени Гитлера предложил Черчиллю заключить мирный до говор и направить усилия на борьбу с советской Россией, то становится ясной причина неожиданного отказа[38].
Бен-Гуриону пошел 55-й год. Он только недавно вернулся после длительного путешествия, с утра до вечера пропадает на рабо те, дети — две дочери и сын — почти не видят его, а жена на фоне частых отлучек заподозрила его в супружеской неверности, но, получив нерадостное сообщение из Лондона, он решил лично познакомиться с Уолтером Гиннессом, I бароном Мойном — новым министром колоний. Бен-Гурион полагал, что ему удастся убедить Гиннесса быть внимательным к чаяниям сионистов. Ведь в то время как тысячи британских евреев записались добровольцами в армию — арабы, как и в Первую мировую войну, солидаризовались с Германией.
Бен-Гурион надеялся, что барон Мойн учтет это обстоятельство при обсуждении послевоенного будущего Палестины, а пока откроет границы Палестины для беженцев.
В новое кругосветное путешествие Бен-Гурион отправился 22 июня 1941 года, в день, когда фюрер совершил роковую ошибку: начал войну на Восточном фронте.
Встреча с министром колоний огорчила и разочаровала Бен-Гуриона. Выяснилось, что у барона возникла «грандиозная» идея, которой он собирался убить трех зайцев: ублажить арабов, похоронить обязательства Великобритании, вытекающие из декларации Бальфура и мандата Лиги Наций, и удовлетворить евреев. Он предложил Бен-Гуриону создать еврейский национальный очаг… в Европе. Бен-Гурион был шокирован, когда министр колоний предложил нечто напомнившее «план Уганды»: создание еврейского государства где-нибудь подальше от Палестины.
— После победы мы выгоним немцев из Восточной Пруссии, поселим там евреев и создадим еврейское государство, — заверил он Бен-Гуриона.
Бен-Гурион ответил прямолинейно — не так искусно, как некогда Вейцман на аналогичное предложение лорда Бальфура, но не менее доходчиво:
— Я верю в вашу победу, и вы можете делать с немцами все, что вам угодно. Вы можете выгнать их пулеметами из Восточной Пруссии, но даже под пулеметами вы не приведете туда евреев. У евреев одна страна — Палестина.
Конечно, никто не давал Бен-Гуриону полномочий отказываться от земель Восточной Пруссии от лица абсолютного большинства евреев. Наверняка нашлись бы несколько десятков — а может, и сотен тысяч — желающих поселиться на территории бывшей Восточной Пруссии. Но недаром слово «сионизм» — производное от названия горы Сион в Иерусалиме. Со времен вавилонского плена оно стало символом утраченной родины, от которой евреи диаспоры не отрекались ни при каких обстоятельствах, произнося каждый год в конце Пасхальной Агады[39]: «Лешана абаа бирушалаим!» — «В следующем году — в Иерусалиме».
Сталин должен благодарить сионистов: их принципиальность и неуступчивость позволила Советскому Союзу присоединить к России Восточную Пруссию с городом Кенигсберг (нынешняя Калининградская область).
А барон Мойн, так ничего и не поняв, произнес в 1942 году спич в Палате лордов, заявив, что нынешние евреи не являются наследниками древних евреев и не вправе претендовать на Святую землю. Почему-то «знаток истории» забыл высказаться о правах англосаксов на Северную Америку, Австралию и Новую Зеландию — и о правах арабов на территории, завоеванные ими в VI веке н. э. (Египет в частности), выходящие за рамки Аравийского полуострова. Ответ последователям барона прозвучал в марте 1946 года в выступлении Бен-Гуриона перед англо-американской комиссией. Но об этом позднее.
Сталин и сионисты
Война коренным образом изменила ситуацию вокруг Палестины. Угроза физического уничтожения миллионов европейских евреев и отказ ведущих держав дать им крышу над головой обострили желание вернуться на историческую Родину и выстроить такой же национальный дом, какой имеют другие народы. Бен-Гурион понял: настало время провозгласить целью сионизма создание еврейского государства и после войны потребовать этого от стран-победительниц.
Арабские националисты, умиротворение которых в последние двадцать лет было едва ли не главной целью британцев и с которыми многие руководители сионистской организации (в том числе Вейцман и Бен-Гурион) безуспешно пытались прийти к компромиссу, открыто перешли на сторону Гитлера. Долгие годы Бен-Гурион тешил себя иллюзиями, что арабские и еврейские рабочие имеют общие классовые интересы и одинаково заинтересованы в экономическом освоении Эрец-Исраэль (двери Гистадрута всегда были для них открыты): он искренне верил, что в межнациональном конфликте заинтересованы лишь феодалы и исламские религиозные фанатики. Хотя Бен-Гурион не оставлял надежд на переговоры с лидерами арабского национального движения, с которыми, полагал он, удастся выработать условия мирного сосуществования двух народов, он понимал: в условиях войны нельзя достичь соглашения. В ситуации, когда европейским евреям грозит тотальное уничтожение, сионизму нельзя медлить и откладывать принятие политического решения на послевоенное будущее.
Но была еще одна причина, подтолкнувшая Бен-Гуриона повысить ставки. Ему показалось, что он нашел великую державу, готовую помочь сионистам реализовать их мечту. Этой страной был Советский Союз. Сионисты-социалисты его боготворили. В Лондоне осенью 1941-го Иван Майский, чрезвычайный и полномочный посол СССР в Великобритании, пожелал встретиться с Бен-Гурионом. 4 сентября и 9 октября они провели секретные переговоры.
Советский посол никогда не действовал по собственной инициативе и следовал инструкциям, полученным из Москвы. Контактам с Бен-Гурионом предшествовала секретная встреча с Вейцманом. Но не это побудило Сталина дать указание послу встретиться с палестинским лидером сионистов.
В августе 1941-го в Москву прибыл Гарри Гопкинс, личный представитель Рузвельта. Во время визита было подписано соглашение о подключении СССР к ленд-лизу, государственной программе, принятой Конгрессом в марте 1941 года, по которой президент США мог передавать союзникам средства, необходимые для ведения войны. Перед приездом Гопкинса в Москве организовали пропагандистску