ния Палестины в соседние страны и за создание в Палестине этнически однородного еврейского государства.
Черчилль оставил Эттли в наследство проблему еврейских беженцев. Сотни тысяч европейских евреев, переживших Катастрофу, скопились летом 1945-го на Кипре в ожидании, когда англичане позволят им въехать в Эрец-Исраэль. Многие беженцы были узниками нацистских концлагерей, возвращаться им было некуда: их дома были разграблены или уничтожены. Правительство Черчилля, придерживаясь ограничений «Белой книги», заперло их в лагерях для перемещенных лиц, обнесенных колючей проволокой и пулеметными вышками. Львиная доля расходов по содержанию беженцев лежала на американском бюджете. Трумэна это не устраивало, и на Потсдамской конференции он призвал Черчилля немедленно разрешить въезд в Палестину 100 тысячам евреев, находившихся на Кипре. Отвечать Трумэну пришлось новому премьер-министру.
Эттли уклонился от прямого и четкого ответа и предложил создать совместную англо-американскую комиссию для изучения возможности принятия Палестиной еврейских беженцев в количестве, предложенном Президентом (слушания в комиссии начались в марте 1946 года). Еще большей неожиданностью было предложение Эттли рассмотреть вариант перенаправки евреев в другую страну. Заняв пост премьера, он продолжил линию своих предшественников, проталкивавших в качестве альтернативного варианта Уганду или Восточную Пруссию.
Трумэн в категорической форме отверг альтернативный вариант. Он был крайне недоволен позицией англичан. Вернувшись в Вашингтон, он прямо заявил: «Мы хотим отправить в Палестину как можно больше евреев. Следует провести переговоры с англичанами и арабами, чтобы мирным путем создать там новое государство».
Многие сионистские лидеры, не подозревая о перевоплощении лейбористов, с воодушевлением восприняли их победу, но Бен-Гурион уже не был наивным двадцатидвухлетним юношей, некогда поверившим пылким обещаниям младотурок. Он знал цену предвыборным обещаниям, испаряющимся, когда желанная цель достигнута. Анализируя первые шаги лейбористов, не торопящихся выполнять предвыборные обещания, в августе 1945-го, на сионистской конференции, он остудил размечтавшихся коллег: «Есть несколько причин спросить себя, пришла ли к власти та же самая партия, которая находилась в оппозиции… С этой трибуны я хочу сказать английской лейбористской партии: если по той или иной причине она поддерживает режим «Белой книги» на неограниченное время… мы, живущие в Палестине, не побоимся огромной мощи Великобритании и не отступим передней. Мы ее победим».
Недаром партийные товарищи в разговорах между собой называли его Стариком. С годами приходит мудрость — он как в воду глядел. Эттли и новый министр иностранных дел, Эрнст Бевин, продолжили курс, проводимый довоенными лейбористскими правительствами Джеймса Макдональда. Правительство Эттли отказалось отменить «Белую книгу», увеличить иммиграционные квоты и обсуждать вопросы, связанные с созданием еврейского государства, но, опасаясь обвинений в перерождении, лицемерии и хамелеонстве, в первые месяцы правления не озвучивало «новый» курс, сохраняя его в тайне.
Лондонское руководство сионистской организации неоднократно призывало лейбористов выполнить предвыборные обещания. Его настойчивость привела к тому, что лейбористы вынуждены были сбросить маску. В конце сентября Вейцман и Шарет были проинформированы, что правительство намерено продолжать политику «Белой книги» и не пойдет ни на какие переговоры о смягчении ее положений.
Сионистско-британская война, 1945–1948
Когда Бен-Гуриону стало известно об изменении британской позиции, он собрал находящихся в Лондоне членов Исполнительного комитета Еврейского агентства и потребовал принятия комплекса контрмер: опубликования жесткого коммюнике, разрыва всех отношений с правительством (за исключением уже договоренной встречи Бевина с Вейцманом), организации кампаний протеста в Англии и США и резкого расширения масштабов нелегальной иммиграции. Вейцман, соглашаясь с его предложениями, выразил сомнение в их целесообразности в данный момент — он все еще надеялся дипломатическими усилиями выправить ситуацию.
Но недаром Бен-Гурион выбрал когда-то в качестве псевдонима имя Иуды Бен-Гура, вымышленного кинолитературного героя, поднявшего восстание против римлян. Теперь настала его очередь трубить в шофар[42]. Председатель Исполнительного комитета Еврейского агентства объявил войну Великобритании.
29 сентября он перелетел через Ла-Манш — ив Париже в обход лондонского руководства отправил шифрованную телеграмму Моше Снэ, начальнику генерального штаба Хаганы, приказав возобновить сотрудничество с Эцелем и ЛЕХИ и совместными силами начать вооруженное восстание против Великобритании. Он отдал распоряжение возобновить нелегальную иммиграцию: на деньги, собранные Зонненборном, закупить плавучие средства и в обход кораблей британской береговой охраны доставлять беженцев в Палестину — а если того потребуют обстоятельства, пойти на прорыв блокады.
Отдав приказ, Бен-Гурион созвал в Париже пресс-конференцию. В Нюрнберге полным ходом шла подготовка к суду над нацистскими преступниками, и сравнение англичан с обвиняемыми, сделанное им на пресс-конференции, было некорректным. Но это его не смущало. С присущей ему жесткостью Бен-Гурион заявил: «Действия нового британского правительства являются продолжением враждебной политики Гитлера».
Он сознательно провоцировал Бевина, напоминая о недавней позиции Великобритании, фактически способствующей Холокосту, но тот не чувствовал моральной вины и ни в чем не желал уступать. Когда 5 октября Вейцман зашел в его кабинет на заранее договоренную встречу, тот обрушился на него с упреками и на повышенных тонах пригрозил: «Если вы хотите войны, знайте: мы столкнемся лоб в лоб».
Ведал ли Бевин, что древняя Иудея восстала, не убоявшись могущества Великого Рима? Знал ли он, что этими же словами призывал сдаться осажденных жителей Иерусалима и Мосады Флавий Тит, за спиной которого стояли славящиеся своей жестокостью римские легионы? Но даже если бы знал, то не поверил бы, что через два тысячелетия, когда нет уже Великого Рима и тех римлян, которые держали в страхе государства Средиземноморья, дух Мосады остался непобежденным. Он не знал, что пытается присмирить тот народ, который, по словам Жаботинского, «можно истребить, но нельзя «проучить»… который даже в угнетении не отдает своей внутренней независимости».
Когда Бен-Гурион услышал на Исполкоме доклад Вейцмана о встрече с Бевиным, он взорвался от гнева. Англия нам угрожает?! Устами министра иностранных дел она объявляет ишуву войну?! Вейцман и его окружение, не зная о приказе, отданном Хагане, тщетно пытались удержать его от резких шагов.
9 октября отряд Хаганы атаковал британский укрепленный лагерь и освободил 200 нелегальных иммигрантов, арестованных англичанами. А в ночь на 2 ноября 1945 года Хагана, Эцель и ЛЕХИ провели самую крупную совместную операцию: в 153 местах были взорваны железнодорожные пути и пущены на дно два корабля береговой охраны, использовавшиеся англичанами для преследования судов с нелегальными иммигрантами. Ни один человек при этих диверсиях не пострадал — отряды сопротивления намеренно избегали кровопролития.
Бен-Гурион надеялся, что правительство не решится на полномасштабные военные действия (тогда уж точно можно будет сравнивать его с Гитлером!). Но Бевин «закусил удила». Он созвал пресс-конференцию и напомнил о созданной в октябре англо-американской комиссии Моррисона-Грейди, целью которой была выработка рекомендаций для решения палестинской проблемы. Затем он обрушился на сионистов, угрожая всплеском антисемитизма в Европе и применением силы, если те продолжат настаивать на своих требованиях. Бевина не остановил позорный факт: союзники приложили руку к Катастрофе, чудовищные масштабы которой открылись летом 1945-го. На этом фоне шантаж евреев «всплеском антисемитизма» выглядел кощунственным и циничным.
В конце ноября Бен-Гурион вернулся в Палестину (этот месяц «отметился» жестокими схватками демонстрантов с полицией, во время которых погибло 9 евреев) и выступил с гневной речью на заседании Национального Комитета:
«Я хочу сказать несколько слов Бевину и его коллегам. Мы, евреи Эрец-Исраэль, не хотим, чтобы нас убивали. Мы хотим жить. <…> Но, как и у англичан, у нас есть кое-что дороже жизни. И я хочу сказать Бевину и его коллегам, что мы готовы идти на смерть, но не на сделку и требуем соблюдения трех пунктов: свободная иммиграция евреев, право покупки земель и третье — политическая независимость нашего народа и нашей страны».
Так заканчивался в Палестине 1945 год, год Победы над фашистской Германией и милитаристской Японией.
…Англичане, имея богатый опыт колониальных войн, решили силой подавить сопротивление. В Палестину была введена 6-я воздушно-десантная дивизия, еще недавно сражавшаяся с нацистами. Был установлен комендантский час, начались повальные обыски и аресты. Евреев, задержанных с оружием, военные суды приговаривали к пожизненному заключению. В этой ситуации Бен-Гурион решил приостановить вооруженную борьбу и использовать тактическую паузу для тайной перевозки в Эрец-Исраэль оружия и оборудования для производства боеприпасов. Второй причиной, заставившей его приостановить вооруженное сопротивление, был приезд в Палестину следственной комиссии, призванной на месте изучить ситуацию и дать рекомендации правительству Англии.
Эцель и ЛЕХИ, руководимые Бегиным и Шамиром, будущими премьер-министрами Израиля, приказу Бен-Гуриона не подчини лись. Единый фронт сопротивления распался.
Выступая перед следственной комиссией, Бен-Гурион заявил «Я видел, как бомбили Лондон <… > Я видел англичан, для которых родина и свобода дороже жизни. Почему же вы думаете, что мы не такие, как вы? В этой стране, как и во многих других, есть сотни тысяч евреев, готовых при необходимости отдать жизни за Сион и за создание еврейского государства».