Жаботинский и Бен-Гурион — страница 48 из 76

Дебаты продолжались всю ночь; в итоге большинство членов Центрального комитета высказалось за провозглашение независимости. Это была победа Бен-Гуриона. Ее нельзя назвать маленькой или большой — одно выигранное сражение еще ничего не решает — но это, внутрипартийное, было им выиграно.


12 мая 1948 года. На рассвете Арабский легион, не дожидаясь истечения срока действия мандата и полного вывода британской армии, перешел в наступление и атаковал блок Эцион — еврейские поселения, созданные в середине 1920-х годов к югу от Иерусалима.

Утром в администрации Народного правления началось обсуждение судьбоносного для евреев решения.

Через два дня истекал срок действия мандата. Что делать? Какое принять решение? Заслушав сообщение Голды Меир о провале переговоров с эмиром, а затем доклад Шарета о встрече с Госсекретарем, большинство членов Совета склонялось к принятию американского предложения. Пытаясь переубедить Бен-Гуриона, с бешеной энергией отстаивающего свою позицию, перед голосованием они обратились к нему с просьбой заслушать руководство Хаганы и в очередной раз взвесить все «за» и «против». Главный вопрос, который задавали члены администрации: сумеет ли самооборона противостоять регулярным армиям пяти государств?

Бен-Гурион вызвал на заседание Игаэля Ядина, начальника оперативного отдела Хаганы, и Исраэля Галили — главнокомандующего. Оба описали ситуацию в мрачных красках, заявив в заключение: «Только в двух вещах можно быть уверенными: британцы уйдут — и арабы вторгнутся». — «И тогда?» — раздался настороженный голос. В комнате повисло гробовое молчание. Через минуту раздумий Ядин ответил: «В лучшем случае, шансы наши — пятьдесят на пятьдесят. Пятьдесят — что победим, пятьдесят — что потерпим поражение»[60]. Оптимизма этот ответ не прибавил.

Бен-Гурион оказался в сложном положении: из четырех членов Рабочей партии, входящих в администрацию Народного правления, лишь двое — он и Шарет — были готовы проголосовать против принятия американского предложения. Его выступление, обычно эмоциональное, на этот раз было взвешенное и спокойное. Он анализирует военную обстановку, поясняет членам администрации, что «если у нас окажется только то вооружение, которым мы располагаем сегодня, то наше положение будет крайне рискованным». Но он напомнил об оружии, уже закупленном в Чехословакии и готовом к переброске в Эрец-Исраэль, о 15 тысячах винтовок и нескольких миллионах патронов, рассказал о тяжелом вооружении, лежащем на складах — пушках, базуках и боевых самолетах с бомбами. «Этого, — сказал он, — пока нет на вооружении Хаганы, но его появление может резко изменить ситуацию». Свое выступление Бен-Гурион закончил оптимистически: «С этим вооружением мы смогли бы в самом начале войны нанести арабам сокрушительный удар и тем самым сломить их боевой дух».

Предвидение его не обмануло — так оно и случилось, и позже стратегия молниеносной войны стала военной стратегией Израиля во всех его войнах, особо ярко проявившись в Шестидневной. Но это будет в 1967 году, а пока на календаре 12 мая 1948 года, и сообщение о тяжелых оборонительных боях за блок Эцион, пришедшее к вечеру с Иерусалимского фронта, не радует никого.

После многочасового обсуждения настало время принятия решения. Бен-Гурион ставит на голосование американское предложение об отсрочке провозглашения государства. Шестью голосами против четырех оно было отклонено. Из четырех членов Рабочей партии, входящих в администрацию Народного правления, Бен-Гуриона поддержал только Шарет, двух других ему так и не удалось переубедить. Но это была Победа! Решение о провозглашении государства Израиля принято! Оно означало, что через два дня начнется кровопролитная война, в которой преимущество в живой силе и технике будет на стороне противника.

Но дебаты на этом не завершились: разгорелась дискуссия о границах. Бен-Гурион настаивал на том, чтобы не включать границы в текст Декларации, полагая, что в случае войны можно будет расширить мизерную территорию, выделенную резолюцией Генеральной Ассамблеи. Он резонно спросил коллег: «Если арабы объявят войну, а мы их разгромим… зачем связывать себя территориальными ограничениями?» С меньшим перевесом, пять против четырех, он выиграл и это сражение. В общей сложности дебаты в «совете тринадцати» длились одиннадцать часов. А в два часа ночи, когда Бен-Гурион редактировал написанный Шаретом текст Декларации, пришла телеграмма о захвате Арабским легионом Кфар-Эциона. Его защитники, получившие приказ Бен-Гуриона выбросить белый флаг, когда поймут, что более не могут держаться, были зверски убиты…

Так в ночь на 13 мая завершился нескончаемый день 12 мая 1948 года, в котором политические победы в Тель-Авиве чередовались с поражениями на фронте.


14 мая. На утреннем заседании Национального комитета, на котором обсуждалось название государства и формулировка окончательного текста Декларации независимости, неожиданно возник спор между рабби Фишман-Маймоном и Ахароном Цизлингом, представителем левого крыла Рабочей партии. В тексте Декларации заключительная фраза начиналась со слов: «Уповая на Твердыню Израиля, мы скрепляем нашими подписями…»

Фишман-Маймон потребовал, чтобы ссылка на Бога была сделана безо всяких экивоков, и сказал, что одобрит выражение «Твердыня Израиля», только если будет прибавлено «и его Искупитель». В то же время Цизлинг столь же решительно заявил: «Я не могу подписать документ, в какой бы то ни было форме упоминающий Бога, в которого я не верю». Обе стороны были настроены решительно и не собирались идти на уступки. Спор шел из-за двух слов. А на кону стояло провозглашение государственной независимости!

Позже Голда Меир, присутствовавшая на заседании, вспоминала: Бен-Гуриону, полагавшему, что слова «Твердыня Израиля» без прямого упоминания о Боге удовлетворят и религиозных, и светских евреев, понадобилось несколько часов, чтобы их примирить. «Слова «Твердыня Израиля» имеют двойное значение, — уговаривал он раввина. — Для большинства евреев они означают «Бог», но могут рассматриваться и как символ, означающий «силу еврейского народа». В конце концов раввин уступил, и слово «Искупитель» не было включено в текст[61].

Время и место проведения торжественной церемонии, на которую было приглашено около двухсот человек, держали в секрете (помнили о недавних террористических актах в штаб-квартирах Еврейского агентства в Иерусалиме и Хайфе). Лишь за час до начала заседания его участникам сообщили, что церемонию решено провести в художественном музее на бульваре Ротшильда, в маленьком доме, некогда принадлежащем Меиру Дизенгофу, первому мэру Тель-Авива, завещанном муниципалитету для устройства художественного музея.



Бен-Гурион провозглашает Декларацию независимости



14 мая. Четыре часа дня. За восемь часов до окончания британского мандата Бен-Гурион вышел на сцену и постучал по столу председательским молотком. По этому сигналу филармонический оркестр, находившийся на галерее второго этажа, должен был сыграть «Ха-Тиква», но произошла какая-то неувязка, и музыка не зазвучала. Тем не менее присутствующие поднялись со своих мест и спели национальный гимн. Бен-Гурион откашлялся и негромко сказал: «Сейчас я прочту Декларацию независимости». В зале стояла глубокая тишина, когда он начал читать:

«В Эрец-Исраэль родился еврейский народ. Здесь сформировался его духовный, религиозный и политический облик. Здесь он жил в своем суверенном государстве, здесь создал национальные и общечеловеческие культурные ценности и завещал миру вечную Книгу Книг.

После того как он был насильно изгнан со своей родины, народ хранил ей верность во всех странах рассеяния, не оставил молитвы и надежды на возвращение на свою землю и на возрождение в ней своей свободы и государственности».

Зал слушал его, затаив дыхание

«<…> В 1897 году по призыву Теодора Герцля, провозвестника идеи еврейского Государства, собрался первый Сионистский Конгресс, провозгласивший право евреев на национальное возрождение в своей стране.

Это право было признано в Декларации Бальфура от 2 ноября 1917 года и подтверждено мандатом Лиги Наций, тем самым ознаменовав международное признание исторической связи между еврейским народом и Страной Израиля и права еврейского народа воссоздать свой национальный очаг.

Катастрофа, обрушившаяся совсем недавно на еврейский народ, в ходе которой были истреблены миллионы евреев в Европе, вновь непреложно доказала необходимость решения проблемы еврейского народа, лишенного родины и независимости, путем восстановления еврейского государства в Эрец-Исраэль, которое распахнуло бы ворота отечества перед каждым евреем и обеспечило бы еврейскому народу статус равноправной нации в семье народов мира.

Горстки евреев, чудом уцелевших после ужасной нацистской бойни в Европе, и евреи других стран мира продолжали пробиваться в Страну Израиля вопреки всем трудностям, препятствиям и опасностям и не переставали требовать права на достойное существование, свободу и честный труд на Родине.

Во время Второй мировой войны еврейское население Страны Израиля внесло свой полновесный вклад в дело борьбы свободолюбивых и миролюбивых наций против нацистского Зла, и кровью бойцов своих и своим военным героизмом евреи приобрели право числиться среди народов, основавших союз Объединенных Наций».


Голда Меир вспоминала, что Бен-Гурион читал внятно и медленно, не выдавая эмоций и охватившего его волнения, но его голос усилился и стал торжественным, когда он дошел до декларативной части.


«<…> Поэтому собрались мы, члены Народного Совета, представители еврейского населения страны и сионистского движения, в день окончания британского мандата на Эрец-Исраэль, и в силу нашего естественного и исторического права, а также на основании решения Генеральной Ассамблеи ООН настоящим мы провозглашаем создание Еврейского Государства в Эрец-Исраэль — Государства Израиль.