ывчатого вещества.
Там ему сказали много приятного и дали письмо от Алины, которое он с раннего утра отнес экспертам. Спустя час ему сообщили, что точно установить автора невозможно. Эта новость лейтенанта не порадовала, но пора было идти беседовать со свидетелями.
– Явились, – мрачно констатировал он, увидев нас с Маришей. – Может быть, кто-нибудь объяснит мне, откуда на письме, посланном якобы Алиной, взялись отпечатки пальцев Даши?
С ответом вышла заминка.
– На письме Алины, про которую мне кто-то говорил, что она убита, – свирепел лейтенант. – Есть у вас совесть или нет? Я вам велел не вмешиваться в это дело, а вы лезете. Мало мне трупов! А вы, – обратился он к Антонине Александровне, – не успели приехать, как уже приходится выручать вас из разведки. Как вас угораздило?
Пришлось рассказать взбешенному лейтенанту, как на письме оказались мои отпечатки пальцев и каким образом Антонина Александровна угодила в лапы ФСБ.
– Так что, Алининых пальчиков на письме нет? – спросила у лейтенанта Мариша. – Ее бабушка напрасно надеялась?
Лейтенант попыхтел, но Антонина Александровна смотрела на него с такой мольбой, что он не выдержал.
– Единственные отпечатки, найденные на бумаге, принадлежат Даше, но еще раньше письмо держал человек в перчатках, – сказал он. – Так что вполне может быть, что эта была и сама Алина. Отпечатки явно не мужской перчатки.
– Значит, Сергея вы не отпустите? – печально спросила Алинина бабушка.
– Пока повода нет, – развел руками лейтенант.
– А что с бородатой дамой? – спросила Мариша. – Она вам рассказала, кто был тот человек, которому она продала отраву?
– Об этом после, – сказал лейтенант.
Проводив Антонину Александровну до двери, он вернулся к нам.
– Она сказала, что яд у нее покупал Кеша.
– Клоун Иннокентий! Не может быть! – воскликнули мы хором. – Мы с ним сто раз болтали, у него совсем другой голос. Она врет.
– Минутку, вот показания гражданки Саркисян Елены Павловны, – сказал лейтенант. – Можете сами изучить.
Ничего криминального в них нет, хотя, конечно, как поглядеть.
Мы с жадностью схватили два густо исписанных листка.
Из них следовало, что Саркисян продала гражданину Иннокентию Михайлову, работающему клоуном на передвижной ярмарке, отраву для насекомых в количестве ста граммов.
– В частности, для тараканов, – прочитала Мариша. – Какая чушь, да этой отравы в любом магазине завались! Зачем клоуну понадобилось покупать какое-то сомнительное снадобье, когда под рукой есть и «Рейд» и «Комбат»?
– Она сказала, что тараканы были какие-то особо живучие, их обычная отрава не брала, а Кеше позарез нужно было извести насекомых. Она сделала ему какую-то убийственную смесь по рецепту своей бабушки.
– Ну и как, подействовало?
– О результатах я ее не спрашивал, – сухо ответил лейтенант.
– А что, прошу обратить внимание, этот же клоун сказал о своей встрече с режиссером Никаловским? – спросила Мариша. – Помните, мы еще фотографии приносили.
– Помню, – вздохнул лейтенант. – А что значит ваше «прошу обратить внимание»? У клоуна с режиссером была встреча, Иннокентий и не отрицал. Повод, я бы сказал, был просто трогательный. Режиссер просил Иннокентия достать ему Алинину вещь. Хотел сохранить на память.
– Какую вещь? – хором спросили мы.
– Любую, на усмотрение клоуна. Режиссер подозвал его, тайком приехав на ярмарку, и попросил об этой услуге, так как сам он по понятной причине не решался идти в фургончик Никиты, где и жила Алина. А клоун улучил момент, зашел и взял щетку для волос и пару кружевных чулок, в которых Алина иногда выступала.
– Чушь, он ничего ему не передавал, – фыркнула я. – Я же глаз с них не спускала.
– Ты могла и не заметить, ведь смотрела сквозь кусты, – миролюбиво возразил лейтенант. – В любом случае нам нечего предъявить клоуну. Вы ведь не слышали, о чем они там разговаривали? И магнитофонной записи их разговора у вас тоже нет?
– Нет, – покачала я головой.
– Вот видите, эта версия отпадает, – почему-то обрадовался лейтенант. – Сейчас главное найти Алину или доказать, что она мертва. У меня в камере сидит человек, обвиняемый в убийстве, а жертва разгуливает где попало, оставляет свои телефоны, пишет письма и шлет телеграммы.
Непорядок это.
Лейтенант не сказал нам, что утром его уже вызывало к себе начальство и он имел очередной весьма неприятный разговор. Подполковник поинтересовался, как долго он еще намерен держать в клетке невинного человека, и, между прочим, сказал он, сам генерал тоже интересовался этим делом. Лейтенант мигом смекнул, откуда ветер дует. Выходит, противная бабка убитой Алины не зря распространялась о своих поклонниках, до одного из них ей даже удалось добраться и нажаловаться ему на свою несчастную судьбу, раз в дело вмешался сам генерал.
Теперь лейтенант с тоской вспоминал своих непритязательных алкоголиков, которые, едва совершив преступление, шли каяться. А тут полно подозреваемых, но что-то никто каяться не торопится. А еще эти две девки, которые путаются под ногами и выскакивают в самых неожиданных местах. Того и жди, что и их прихлопнут, отвечай потом.
Запереть, что ли, и их в камеру? Все равно, как говорится, семь бед – один ответ.
Мы с Маришей не поняли, почему лейтенант уже десять минут задумчиво смотрит на нас, не произнося ни единого слова. И об опасности, над нами нависшей, даже не подозревали, когда он отпустил нас по домам, в очередной раз взяв с нас клятвенное обещание не вмешиваться в это дело.
На этот раз устной формой он не удовольствовался, пришлось писать ему расписку, которую заверил опер Сергеенко, должно быть, решивший, что у лейтенанта окончательно съехала крыша.
Выйдя от следователя, Мариша сказала:
– Дом у залива под контролем, там и без нас обойдутся, машина хозяина дома тоже наверняка в розыске, если не гниет на дне реки, или уже превращена в кучу запчастей.
И для чего нужна милиция? Ничего-то не могут, даже выведать правду у бородатой дамы и Кеши о том, что они там затеяли, не смогли. Ни за что не поверю чуши, что они наплели нашему лейтенанту. Вещь на память, ха! Все приходится самим делать.
– Мариша, мы дали расписку, – напомнила я ей.
– Подумаешь, бумажка, нужно найти Алину, а то они с этим делом провозятся, пока старикашка у них в тюрьме концы отдаст. Сейчас жара, а в шестиместной камере у них по двадцать человек сидят. Духота, вонь, болезни. Там и здоровый загнется, а старый человек в пять минут кикнется. Раз есть хоть один шанс, что Алина жива, надо его использовать. Мы заварили это дело, мы нашли тело, которое потом пропало, значит, нам и ответ перед Зориным держать.
– И как ты собираешься искать Алину? – спросила я. – Через ее бабушку? Думаешь, она на нее клюнет, как рыбка на живца?
– Сначала нам нужно удостовериться, что у нее нет сестры, – сказала Мариша. – С этого и начнем.
Я так и села.
– Тебе же Алинина бабушка русским языком сказала, что не было никакой сестры.
– Слушай, забеременела Алинина мать в экспедиции.
Врачей там не было, она могла и не знать о своей беременности, могла дотянуть до такого срока, когда аборт делать уже поздно. Вот она и уехала в экспедицию, от матери подальше.
– Не знаю, если бы я ждала ребенка, то ни в какую экспедицию бы не потащилась. А вдруг случись чего?
– У тебя есть другая версия, как вытащить старичка из тюрьмы?
– Если он там месяц посидит, будет ему наука – впредь думать, а не отправлять с ходу такие гадкие письма, даже если об этом просит любимая женщина. И вот еще, убийства режиссера и Метлы совершены одним способом, значит, и убийца один, его и надо искать.
– Режиссера мне ни капли не жалко, – сказала Мариша, заводя машину. – А Алина была почти нашей подругой.
На это возразить было нечего, и мы поехали в университет, где учились Алинина мама и ее будущий муж – отец Алины. Из прежних преподавателей, которые работали тут в семидесятых годах, на кафедре истории осталось пять человек. У троих были лекции в разных частях университетского городка. Все преподаватели либо отличались феноменальной памятью, либо нагло врали. Но все они утверждали, что помнят молодую парочку, но никаких подробностей от них узнать нам не удалось. Обычные студенты, учились хорошо, выучились и исчезли.
Лишь последний преподаватель оказался несколько более разговорчивым.
– Милые молодые люди, очень инициативные, никогда с ними не было проблем перед отправкой на практику.
С удовольствием ездили в экспедиции, можно сказать, Просто из них не вылезали. Очень жаль, что она так рано погибла, далеко пошла бы в науке.
– А с кем они дружили? – спросила я.
– Этого я не знаю, но группа вообще у них была дружная, по-моему, они до сих пор поддерживают друг с другом связь. Кто-то, если не все, даже осели в Петербурге, но это не очень важно, так как они историки и все время должны проводить в экспедициях.
– А их адреса у вас есть?
– Узнайте в архиве, – посоветовал нам старичок. – Мне они своих координат не оставляли. Это группа номер 13 выпуска 1973 года.
Мы отправились в архив. Там сидела пожилая тетка, несмотря на летнюю жару, закутанная в теплый пуховый платок. И правильно делала, архив располагался в подвале, и холод тут был как в леднике. Мы в легких футболках начали дробно стучать зубами.
– Зачем вам? – нелюбезно спросила тетка, когда мы выложили ей свою просьбу. – Без запроса справок не даем.
– Какого запроса? – растерялись мы.
– Вас вообще какая организация послала? – сурово спросила тетка, дуя на кружку с горячим чаем.
Пришлось сунуть ей под нос красную книжечку. Не меняя недовольного выражения лица, тетка аккуратно поставила кружку и исчезла в лабиринте шкафов, сплошь забитых бумагами. Спустя двадцать минут она появилась с пакетом печенья и тоненькой папочкой.
– Вот! – швырнув ее перед нами, сказала тетка и отправилась готовить себе новую порцию чая взамен остывшего.