– У друзей, – сказала я.
– А кто у Алины друзья? И есть ли они у нее? По-моему, сплошные любовники.
– А может быть, она у режиссера, у своего отца то есть! – поправилась я. – Наследница квартиры – дочь Аллы, а она сейчас отдыхает. Вряд ли у самой Аллы есть ключи от квартиры Никаловского, а вскрывать железную дверь она не станет.
– А ведь верно, есть ключи у соседской бабушки, которая убиралась у Никаловского, – напомнила Мариша. – Алину она знает, могла и дать ключи.
Мы погнали на квартиру к Никаловскому. Все-таки очень удобно иметь свою машину. Без нее нам за один день ни за что не удалось бы провернуть столько дел. Но голова у меня от усталости гудела, словно колокол.
– Приходила! Сегодня приходила, – радостно сообщила соседка. – Я ей рассказала про убийство, так ей прямо плохо стало. Побледнела вся, едва ее в чувство привела.
Оно и понятно, она его давно знала. Хоть и много у Леши девок было, а с этой он дольше всех встречался. Как появилась у него пару лет назад, так и все. Я-то убитого чуть больше полугода знала, как переехали в этот дом. Но он мне рассказывал, что Алина у него самая давняя привязанность. Исчезала она на некоторое время, а потом снова, глянь, а они вместе идут.
– Алина не говорила, куда пойдет и где остановилась? – спросила у соседки Мариша. – Понимаете, нам очень нужно ее найти. Ведь похороны, а она дня не знает.
– Знает, – успокоила ее соседка. – Я ей сказала. Сама завтра собираюсь.
Для нас это было новостью, то есть не то, что соседка пойдет на похороны, а то, что они будут уже завтра. Никто нам не потрудился сообщить. Что за жизнь, все приходится узнавать самим!
– Время не перенесли? – спросила я, понятия не имея о времени, на которое назначены похороны.
– Вроде бы нет, было на одиннадцать условлено, – растерялась бабушка. – Сейчас перезвоню Раисе Викторовне.
Раисой Викторовной, оказывается, звали мать режиссера, ту самую, с которой дочь Аллы сейчас должна была отдыхать на югах.
– Она вернулась? – спросила я.
– Сегодня вернулась, – подтвердила старушка, набрав номер и прислушиваясь к гудкам. – Алла им телеграмму отбила, возвращайтесь, мол, несчастье случилось, Леша умер. Они и прилетели. В Сочи отдыхали.
– Раиса Викторовна? – внезапно сказала она в трубку. – Простите, что отвлекаю вас, не до меня вам, но я хочу уточнить, все без изменений осталось? Отпевание завтра в одиннадцать в Спасо-Преображенском соборе?
– Все как и было, – сказала она нам, вешая трубку. – Жаль вот, Алина сказала, что не придет. Но может, оно и к лучшему. Жена ведь все-таки Алла была, а она точно будет.
Мы не стали посвящать старушку в тайны семьи Никаловских – Романовых и тихо удалились. Время было уже позднее, и мы вернулись на ярмарку. Андрей сидел у себя в фургончике и вяло ковырялся в тарелке с жутким месивом, в которое превратились макароны с тушеным мясом, приготовленные на ужин. Мы отобрали у него тарелку и вытащили из сумки несколько оставшихся коробочек с салатами и курицу гриль.
– Здорово! – обрадовался Андрей, набрасываясь на еду. – А то обычно Никита готовил, а тут он уехал, – добавил он, когда от курицы остались одни косточки, а от салатов пустые коробочки.
– Куда? – ахнули мы.
– Вроде бы узнал, где Алина, и поехал за ней.
– Куда? – еще раз ахнули мы.
– Что вы раскудахтались? – спросил Андрей. По-моему, сожрав нашу курицу и салаты, он мог быть и повежливей. – В Воронеж уехал.
– Боже мой! – простонала Мариша. – Там же его схватят.
– Кто? – настал черед Андрея.
– Милиция.
– Где? – еще больше удивился Андрей. – В Воронеже?
Но откуда они догадались? Никита взял телефон у Алининой бабушки, потом позвонил по этому телефону соседке, и та сказала, что Алина приехала, и даже пошла ее звать.
Только та не захотела подходить к телефону. Вот Никита и помчался к ней. А вы бы как поступили на его месте?
– Ладно, – махнула рукой Мариша. – Никиту нам уже не вернуть, как-нибудь разберется. А нам нужно выспаться, чтобы завтра успеть на похороны.
– Думаешь, Алина там появится? – тихонько спросила я у Мариши. – Это ведь огромный риск, там вечно всех хватают.
Но моя подруга уже не ответила мне, она крепко спала, сладко похрапывая во сне.
Лейтенант Гривцов в этот Поздний час не спал, он тоже думал о похоронах. Но его, в отличие от нас, не волновало, появится ли там Алина, так как он пребывал в счастливой уверенности, что девушка находится в относительной безопасности где-нибудь у подружек в Воронеже. Он думал о том, появится ли убийца режиссера на похоронах, или он поедет добивать Алину в Воронеж. У лейтенанта сложилось твердое убеждение, что Алина каким-то образом связана со смертью режиссера, а через него и со смертью Метлы.
Собственного опыта у лейтенанта было с гулькин нос, но по многочисленным западным боевикам и триллерам он твердо усвоил, что преступники имеют прямо-таки патологическую страсть к посещению кладбищ, в особенности в тот момент, когда в землю опускают гроб с телом их последней жертвы. Там же, на кладбище, судя по фильмам, бравые копы чаще всего и хватали сентиментальных преступников.
Правда, лейтенант опасался, что такая тяга преступников к местам упокоения не распространяется на Россию, иначе вся братва просто не вылезала бы с кладбищ. То своих хоронят, то ими же убитых граждан провожают. На разборки и разбой времени бы уже практически не оставалось.
Насчет того, сумеют ли ребята из его бригады правильно провести арест, лейтенант тоже сомневался, так как личность преступника пока еще оставалась тайной за семью печатями. Опрос киношного и околокиношного мира показал, что таинственного Моню, которого Никаловский выдавал за своего продюсера, никто никогда не видел, но, опросив актеров и бесчисленное множество иного народа, лейтенанту удалось наскрести жиденькую информацию.
Так вот, кто-то видел режиссера в обществе солидного мужчины старше сорока лет с пышными усами и в хорошем костюме, он единственный из всего окружения Никаловского тянул на продюсера.
Увы, внешность этого продюсера варьировалась по числу видевших. Иногда у него были густые усы, иногда пышная борода, иногда жидкие усики и роскошная грива волос, неизменным оставался только огромный нос и отлично сшитый серый в мелкую елочку костюм. В итоге лейтенант решил хватать всех незнакомцев, которые пожалуют на похороны. Очень довольный своим планом, он уведомил о нем начальство и выбил под него целый десяток сотрудников – как на подбор крепких, хорошо обученных ребят.
Утро у меня началось кошмарно, должно быть, вчера мне напекло голову, а возможно, виноват был треклятый коньяк, который мы пили у Аллы, или просто я переутомилась. Но меня подташнивало, голова кружилась и зверски болела. Кроме того, у меня сгорели плечи и облупился нос.
И это все плюс к тому, что меня сильно трясла Мариша, а солнце еще толком и не встало.
– Что случилось? – слабым голосом поинтересовалась я.
– Пора на похороны, – сообщила мне Мариша. – Нужно приготовиться.
– К чему там готовиться? – простонала я.
– У тебя есть что-нибудь годящееся в качестве траура? – спросила Мариша. – Я с семи утра перебираю свои шмотки, ничего траурней черных кружевных трусиков и чулок я не нашла.
– А осенние сапоги? – напомнила я, переворачиваясь на другой бок. – Надень их, и все сочтут, что ты в достаточной степени уважила покойника.
– Все издеваешься, – заключила Мариша. – А тем не менее там могут быть люди искусства.
– Колян с Коротышкой, – усмехнулась я. – В качестве деловых партнеров Никаловского. Ничего себе люди искусства.
– Не думаю, – возразила Мариша, напрочь потерявшая чувство юмора вместе с головой. – Они, наверное, залегли на дно и затаились. И потом, что мы им скажем? Дескать, знаем, что у вас темные делишки с каким-то типом из дома в Токсове, колитесь живо, что именно!
– Догадываюсь, что они нам сказали бы, – заржала я в ответ и потащилась в душ, поняв, что Мариша всерьез рассчитывает покорить своей внешностью на похоронах какого-нибудь продюсера, чтобы он под нее снял фильм, и от меня так просто не отстанет.
Затем мы поехали ко мне, но у меня с вещами, годящимися для траура, тоже оказалось негусто. Нашлась черная футболка какого-то фаната «Скорпионз», забывшего ее у меня, а также черные джинсы, но мне они были давно малы, а уж про Маришу и говорить нечего. Ей они долезали только до колен, а дальше застревали.
В связи с катастрофической нехваткой черных вещей от Мариши поступило предложение срочно купить анилиновой краски и выкрасить парочку платьев, но против этого плана я решительно воспротивилась, представив, какую грязь разведет Мариша.
– И по времени мы не уложимся, – втолковывала я ей. – Вещь нужно кипятить, потом полоскать, потом сушить и гладить. Да и то после этого она скорей всего будет в подтеках и пятнах.
В конце концов в девять утра мы примчались на рынок в Апрашку и долго бродили по довольно пустым рядам, на которых только еще начинали раскладывать свой товар торговцы и торговки. Черных вещей было совсем мало, мы два раза обошли немаленький рынок, наконец нам удалось набрать пару трикотажных маечек, причем моя была украшена по подолу вышивкой бисером. Мариша меня заверила, что родственники покойного и сам покойник будут оскорблены моим выбором, а она будет опозорена, так как является моей подругой и в какой-то мере ответственна за мой выбор.
Но сама купила себе мини-юбку, такую короткую, что она совершенно не прикрывала тех самых черных кружевных трусиков и между юбкой и чулками образовался солидный кусок голой Маришиной ноги. Трикотажную кофточку Мариша купила без украшения, но она была ей маловата, и у нее, в смысле у кофточки, было такое декольте, что страшно становилось, как бы Мариша вся в него не вывалилась.
Одетые, как и подобает случаю, во все черное, мы проехали по Невскому, свернули на Литейный и очень скоро оказались на Преображенской площади перед собором, в котором и должно было состояться отпевание несчастного, злодейски убиенного Никаловского.