– Дмитрий Сергеевич Ворохов, – неохотно пробормотал тот. – Возглавляю здешнюю администрацию.
– Серьезно? – Гныш очень удивился. – Держу пари, что уже не возглавляете. Ну и как оно, любезный? Что нового на селе – падеж, недород, все как обычно? Соблюдаете ли вы минские договоренности?
Заржали подчиненные Касьяна, которым все происходящее было вполне по душе.
– Полагаю, что нет, не соблюдаете. – Гныш поцокал языком. – Согласно минским договоренностям, территория Донбасса входит в состав украинского государства. Здесь действуют его законы. Все те личности, которые служат сепаратистам, автоматически становятся изменниками, а по законам военного времени это означает…
– Слушай, ублюдок, кончай чесать языком, – заявил глава поселковой администрации. – Хочешь кончить – стреляй. Я работаю, делаю свое дело, забочусь о сельчанах, волоку весь этот воз как ишак. А ты пришел весь из себя деловой, только и умеешь языком чесать да людей мучить. Все равно ведь убить собрался. Так делай это, хватит болтать. Только скоро сюда придут наши…
Грохнул выстрел. Мужчину отбросило к столу. Он сполз на пол, обнял одной рукой ножку. Застонала женщина. Сил кричать у нее уже не было. Щуплый пожилой мужчина тяжело вздохнул и подслеповато заморгал.
Гныш покосился на Клычко, который убрал за спину американскую винтовку и снимал происходящее на телефон.
– Что это ты делаешь, Денис? – спросил Касьян.
– Документальные кадры, – ответил Клычко. – Фронтовая кинохроника, так сказать.
– Ну-ну. – Гныш усмехнулся. – Ладно, черт с тобой, снимай. А вы? – Он резко повернулся к пожилому человеку. – Надо думать, бухгалтер Данилюк?
– Да, это я, – спокойно ответил мужчина.
– Значит, ваш сынуля… – Гныш плотоядно заулыбался.
– Скоро придет и надерет тебе задницу, – не меняя тональности, проговорил Данилюк. – Поганец ты эдакий. Думаешь, все это сойдет тебе с рук?
Ярость ударила в голову Гныша. Он выдохнул, словно огнедышащий дракон, схватил старика за грудки, с силой оттолкнул от себя. Тот оступился, проехал по полу, ударился головой о ножку стола, но тут же начал подниматься, продолжая что-то бормотать.
Касьян уцепил старика за ворот, размахнулся, ударил в челюсть. Голова несчастного дернулась и лишь каким-то чудом не отделилась от туловища. Он потерял сознание.
Гныш держал его за ворот, а пальцем другой руки давил на спусковой крючок «беретты». Жертва вздрагивала. Он отшвырнул от себя тело.
Женщина вдруг испустила душераздирающий рев и бросилась на него, сверкая глазами. Фурия из дурдома! Она выхватила канцелярский нож из стакана с карандашами, выпустила лезвие, пока замахивалась.
Касьян реально испугался, дернулся, отпрыгнул. Лезвие рассекло воздух. Он схватил женщину за волосы, сильно дернул. Она завизжала сиреной, выпустила нож.
Гныш был в ярости. Подчиненные стали свидетелями его мимолетного страха. Ничего, эту запись можно удалить.
Он хлестнул женщину по щеке, опять схватил за волосы, развернул и пару раз ударил лбом о столешницу. Но товарищ Курехина, или как ее там, оказалась живучей, извивалась, норовила вцепиться зубами в запястье. Он расставил ноги, чтобы тверже стоять на земле, выхватил нож из чехла на боку и резко провел по горлу жертвы. Кровяной фонтан окатил столешницу.
Женщина захрипела, закашлялась, ее затрясло, как стиральную машинку. Она повалилась ничком, забилась в агонии.
Касьян резко повернулся. В комнате остались только его подчиненные. На всякий случай они отступили. В глазах Олеся Гунчи мелькнул испуг. Клычко продолжал машинально снимать документальный фильм.
– Убери телефон! – проорал Гныш, и Клычко быстро сунул аппарат в карман.
Касьян бросился из комнаты, оттолкнул зазевавшегося Пилипейко, быстро пересек короткий коридор, вывалился на крыльцо.
Снова пошел снежок. Он медленно падал крупными, действительно новогодними хлопьями.
Во дворе поселковой администрации толпились люди, согнанные сюда солдатами. Кто такие? Местные сепаратисты?
Двое бойцов его отделения окучивали прикладами какого-то парня. Тот ругался матерными словами, отказывался вставать на колени. Треснула височная кость от сильного удара. Он плюхнулся на пятую точку, тупо смотрел перед собой. Из раскроенного черепа на свежий снег вытекала темная струйка.
Мужик, засунутый в бочку, уже затих, не подавал признаков жизни. Касьян глумливо усмехнулся, пихнул стволом «беретты» торчащую ногу. Мужчина застонал. Процесс погружения в бочку наверняка сопровождался рядом переломов.
– Ты кто? В администрации трудишься? – спросил Гныш.
– Да, я вахтер. По ночам сторожем подрабатываю.
– Значит, вражеский пособник, – сделал нехитрое умозаключение Касьян и выстрелил мужчине в голову.
Уничтожать надо эту кацапскую гниль! Повстанцы УПА в сорок третьем зачищали родную землю от всяческих чужаков. Их тактика хороша и сейчас.
Он спустился с крыльца, зашагал к людям и спросил ефрейтора Синицу:
– Что тут у вас?
– Неблагонадежных пригнали, командир, – доложил тот. – Хотя кто их знает. Честно говоря, хватали всех, кто под руку попадался.
– Раз живут при сепарах и не бунтуют, значит, враги, – пробормотал Гныш. – А это кто такие? – Он кивнул на пожилую супружескую чету.
Женщина жалась к мужчине, он обнимал ее за плечи. Оба потрясенно смотрели в землю.
– В хате взяли, – пояснил Синица, блеснув прокуренными зубами. – Просто зашли поздороваться, молочка попить, все такое. Мужик какой-то из дома выскочил, к сараям дернул, только его и видели. Вот эти одуванчики в хате остались, забрали мы их на всякий случай. Они кричали: «Сережа, убегай!», как-то так.
– Понятно, пригрели гаденыша. Родственник, наверное. – Он вразвалку подошел к пенсионерам.
Они смотрели на него со страхом. Мужчина пытался задвинуть женщину себе за спину.
Касьян жег их взглядом, как судья самого сурового трибунала. Это ни с чем не сравнимое чувство, когда ты решаешь судьбы людей. Экстаз, адреналин, ощущение того, что именно ты повелитель!
– Так-так, – сказал он. – И кого это мы вскормили в своем доме, любезные? Сын, племянник, сват, брат? Якшаемся с врагами?
– Послушайте, мы с женой тут ни при чем, – проговорил мужчина. – Это дальний родственник. Мы его почти не знаем.
– Заврались, любезный, – торжествующе констатировал Касьян и побагровел. – По-украински говори! Ты в какой стране живешь, падла?
– Простите. – Мужчина растерялся. – Я плохо говорю по-украински. Мы всю жизнь на русском…
Снова бешенство хлынуло из всех отверстий. Приютили чужеземцев, пустили их на свою землю, дали им кров, работу! А они нож тебе в спину втыкают, землю отнимают, карателем называют!
Ладно, пусть так. Да, он каратель, в лучшем смысле этого слова!
Снова пошла в ход «беретта». Касьян стрелял по рукам и ногам, когда мужчина упал, истекая кровью, с наслаждением пальнул в голову. Плевать, что подумают окружающие. Он чистильщик!
Вышли на крыльцо Олесь Гунча и Денис Клычко, который снова снимал кино. Да по хрену!
Женщина упала на грудь покойного мужа, зарыдала, забилась в судорогах. Ох уж эти бабы со своими вечными истериками! Он выстрелил ей в затылок, деловито сменил обойму.
Люди во дворе притихли, лишились дара речи. Даже солдаты смотрели на него как-то озадаченно.
– Чего уставились, кретины? – взорвался Гныш. – Расстрелять всех! Неужто мне это за вас делать?!
– Касьян, а может, хватит? – неуверенно пробормотал полноватый сержант Дьяченко. – Вроде эти людишки не особо замечены в предательстве.
– Замечены! – отрезал он. – Мною лично! Всех в расход! Да быстрее, некогда нам!
Вдруг застучала в стороне скорострельная пушка. Било орудие БМД, ушедшей на восточную окраину села. Словно дирижер взмахнул палочкой, и разгорелась суматошная пальба на востоке, на севере, вроде бы совсем рядом.
Послышалось рычание. От околицы возвращалась та самая машина. Она катила по единственной сельской улице. Рядом с ней бежали солдаты третьего отделения. Они махали руками, рвали глотки. Мол, ватники! Отступаем! Их много!
– Отделение, к бою! – дурным голосом заорал Гныш. – Все на дорогу!
Схлынули гражданские, которым посчастливилось избежать расстрела. Большинство из них припустило к оврагу, на который выходила задняя сторона здания. Черт с ними!
Стрельба уплотнялась, делалась ожесточенной. Противник еще не появился в поле зрения, но был уже где-то рядом. Постукивали автоматы.
Гныш ощутил что-то вроде страха. Одно дело – расстреливать безоружных и беззащитных людей, и несколько другое – противостоять регулярным войскам. Но его готовили, он не трус!
Завелась БМД, стоявшая напротив администрации, солдаты спрятались за броню. Подошла первая, съехала в кювет, накренилась.
Командир взвода был бледен как мел, половина лица измазана кровью. Он получил ранение в ухо.
– Гныш, это спецназ! Уходить надо! – заявил лейтенант.
Касьян уже видел, как мелькают фигуры в конце улицы. Солдаты противника крались вдоль заборов, перебегали, ведя прицельный огонь. Вскрикнул боец, стоящий рядом с Гнышом, схватился за бок и повалился. Колорадский снайпер влепил ему пулю под бронежилет.
Гныш отпрянул. Мысль помочь товарищу в голову не пришла, да и не жилец уже. Он бросился к БМД, которая торопливо разворачивалась, вскарабкался на броню за башней. Кто-то из солдат лез за ним, другие разбегались, залегали в кювете. Противник приближался.
– Огонь! – выкрикнул Касьян.
Нестройно застучали штурмовые винтовки. И вдруг из-за здания администрации ударил пулемет. Подкрались, сволочи! Длинные очереди методично перепахивали дорогу.
Кто-то поднялся над соседней оградой, метнул гранату. Бойцы, замешкавшиеся у администрации, бежали к дороге. Там были Денис Клычко, Олесь Гунча. Взрыв грохнул у них за спинами. Двое упали.
БМД отползали на запад. Солдаты непобедимой украинской армии испуганно кричали, норовили спрятаться за броню.
Ударил гранатомет «РПГ-7». Взрывом разнесло проезжую часть рядом с БМД. Один из осколков убил командира машины. Тот всплеснул руками, вывалился из башни и чуть не раздавил Гныша.