Капитан не высовывался из-за «Жигулей». В подъезде определенно кто-то был. Этот тип проявил нерешительность, не выскочил, когда было можно.
Прогремела очередь. Это был уже не маломощный израильский автомат. Машина вздрогнула и как-то обмякла – вышел воздух из колеса.
Вадим прыгнул на капот, распластался на нем, как на песчаном пляже у воды. Субъект в куртке-коротышке, но тоже не Гныш, присел на корточки, потом изобразил на крыльце что-то вроде танцевального па вприсядку и юркнул в черноту подъезда.
Вадим вставил новый магазин и побежал к подъезду, стреляя в дыру. Не видно ни зги! Что с Кирой?!
Он взлетел на крыльцо, прижался к доске объявлений, перевел дыхание, оглядел двор. Народ тут жил бывалый, попрятался, когда разразились первые выстрелы. У нескольких машин включилась охранная сигнализация. Где-то далеко, у подворотни, метался, хватаясь за голову, пожилой таксист. Он, понятно, видел, что происходит с его машиной.
Наверху вдруг захлопали выстрелы. Вадим похолодел, пригнулся, бросился в щель, влетел в темный тамбур. Он, как мячик, отскочил от стены, по которой тут же ударили пули. В нос шибанула пороховая гарь, смешанная с известкой. В подъезде царил адский грохот.
Капитан повалился на пол, подался к дверному проему, стал стрелять наверх по вспышкам. Кто-то метался по темной площадке первого этажа. Видимо, гады специально лампочку выкрутили.
Вадим кинулся вперед, скорчился под ступенями. Их десять штук, потом площадка с почтовыми ящиками. На той стороне снова лестница, короткий тамбур, дверь черного хода.
В него по-прежнему палили. Бухала девятимиллиметровая «беретта», весьма популярная в определенных кругах. Он считал выстрелы.
Выдалась пауза, Овчинин выхватил телефон, надавил клавишу быстрого вызова Апраксина. Он сжимал аппарат в левой руке, ждал. У стрелка опустела обойма. Вадим вскочил в полный рост, ударил с одной руки. Трещало и выло железо, разлетались к чертовой матери почтовые ящики.
Одна из пуль попала во что-то мягкое. Есть контакт! Стрелок охнул, но, похоже, устоял на ногах. Ранение несерьезное, но все равно не подарок, черт возьми! Противник стонал от боли, но поднял пистолет и выстрелил. Потом раздались нетвердые шаги. Гад, спотыкаясь, спустился вниз и вывалился на улицу через черный ход.
Сверху доносились крики. Они подстегивали Вадима. Он мог догнать и добить бандита, но потерял бы время. Тот далеко не уйдет, подстреленный.
Овчинин прыжками одолел половину марша, и тут сверху ударила очередь. Он прижался к стене, наблюдал, как пули крушат массивные старинные перила, с изумлением обнаружил телефон в руке и прижал его к уху.
– Командир, отвечай! Что у тебя происходит? – орал взволнованный Апраксин, который вполне успел насладиться звуками боя.
– Олежка, запоминай! Улица Лермонтова, двадцать четыре, квартира тридцать семь, крайний правый подъезд. Диверсанты по мою душу. Они уже здесь. Я не знаю, что с Кирой, иду выяснять. Один валяется во дворе, думаю, убит. Еще один ушел через черный ход, он ранен. Живо группу сюда!
– Я понял, командир.
– Оставайся на связи. – Он заскользил по стенке наверх, добежал до площадки второго этажа.
Наверху распахнулась дверь. Там топали и ругались люди. На его третьем этаже! Господи, Кира!.. Вадима трясло от страха. О себе он уже не думал, вставил последний магазин, передернул затвор.
Сверху снова прогремела очередь. Засекли его ноги?
Он высунулся с задранным стволом, ждал. Когда там возникли два силуэта, жахнул короткой очередью. Раздался дикий вопль, словно ошпарили человека! Прямое попадание в грудь. Диверсант упал лицом вперед, перевалился через перила, повис на них, как постиранная простыня, заскользил вниз и растянулся на площадке между пролетами. Это снова был не Гныш!
Вадим откинулся назад. Второй ублюдок стрелял долго и ожесточенно. Потом наступила тишина.
– Овчинин, ты, что ли? – язвительно вымолвил диверсант. – Крутой, да? Ничего, мы с тобой еще перетрем, когда время настанет. Скоро свидимся, не волнуйся.
– Гныш, падла! Ты куда это собрался?
Какого черта? Зачем прощаться, если они еще не встретились?!
Капитан бросился наверх, ослепленный яростью, палил, не давая противнику высунуться в просвет между перилами. Он перепрыгивал через ступени, орал что-то страшное. Пули свистели, рикошетили от стен, могли вернуться бумерангом. Но бог миловал. Он одолел два оставшихся марша, выпрыгнул на площадку третьего этажа.
Дверь в квартиру оказалась приоткрыта. Видно было, что бандиты выламывали ее чем-то вроде небольшой стамески. Не сразу справились, вот Кира и успела дать сигнал.
Но враг топал наверх. Капитан заметался, как буриданов осел между двумя копнами сена. Там Кира… Но ведь уйдет же, подонок! А Гныш уже одолел два последних этажа. Затрещала лестница, по которой он карабкался на чердак.
Эта нерешительность и подвела капитана. Он, запыхавшись, выпрыгнул на площадку, но крышка люка наверху уже была выбита.
Преследовать? Этот тип на крыше, он нашпигует его свинцом.
Вадим попятился, нащупал телефон в боковом кармане.
– Апраксин, ты еще здесь?
– Рад, что ты живой, командир. У тебя там такой концерт для скрипки с оркестром! – Зубы Апраксина стучали от волнения.
– Группа подъезжает?
– Издеваешься? Мы же разговаривали сорок секунд назад.
Серьезно? А у него было такое ощущение, будто он целую вечность бегал по заколдованному кругу.
– Гныш вырвался, Олег, – пробормотал Вадим. – Я его узнал. Ушел по чердаку. В доме четыре подъезда. Он может спрыгнуть в любой. Из каждого два выхода, плюс окна в квартирах. Окружите, сжимайте кольцо. У двадцать второго дома стоит их машина. С боеприпасами у него напряженно, гранат нет.
– Я понял, командир. Все сделаем. С Кирой что?
Капитан многого боялся в жизни, но страх, который он испытывал в эту минуту, на порядок превосходил все прочие. Вадим с отчаянным ревом ворвался в квартиру, обнаружил кровь на полу, чуть не задохнулся, схватился за стену, чтобы не упасть. Овчинин увидел перевернутую мебель в зале. Кира лежала на ковре и пыталась подтянуть под себя ноги. Живая!
Он прыжками бросился в комнату, свалился перед ней на колени, стал ощупывать. Кира была в халате, по нему расползалась кровь. Бандиты дважды выстрелили ей в живот, но дело не закончили. Возможно, посчитали, что уже хватит. Она стонала, вздрагивала.
Капитан расстегнул халат и ужаснулся. Как плохо-то все, Господи! Кира боролась, сопротивлялась, ее ресницы дрожали. Она пыталась открыть глаза, не узнавала его.
Какая-то тьма застелила рассудок Овчинина. Он прокричал в телефон Апраксину, чтобы тот немедленно вызывал «Скорую». Капитан кинулся из квартиры, чтобы ловить ненавистного диверсанта, но от порога вернулся и снова повалился перед Кирой. Нет, нельзя, не справится она в одиночку. Пусть другие ловят, они знают, как это делать.
У него не было сил дожидаться «Скорую». Он аккуратно поднял женщину, прижал к себе, начал спускаться по лестнице. Снаружи гремели рваные выстрелы. Спецназовцы прибыли и сцепились с кем-то. До Вадима это почти не доходило. Он осторожно нес свою ношу.
Машина «Скорой помощи» примчалась, когда капитан достиг первого этажа. Медики рычали на него. Мол, ты совсем спятил! Куда тащишь? Они отобрали у него Киру, уложили на носилки. Он семенил за санитарами, наступал им на пятки, лез в машину за своей любовью.
– Мужик, чего ты таскаешься за нами, как робот-пылесос? – проворчал молодой доктор. – Выйди из машины. Мы без тебя справимся.
Овчинин уперся, схватился за кобуру.
– Никуда я не уйду!
Доктора смирились. Машина тряслась по выбоинам в асфальте. Он сидел напряженный, с мольбой всматривался в бледное личико. Только не умирай! Не вздумай, слышишь?!
В больнице Вадим путался у врачей под ногами, упрашивал сделать все, что в их силах, и даже больше.
– Мы всегда делаем все, что в наших силах, – невозмутимо ответил ему доктор и захлопнул перед его носом двери хирургического отделения.
Он шатался по коридору, не находя себе места.
Позвонил Олег Апраксин, сконфуженно поведал командиру, что спецназу не повезло. Они подъехали вместе с ополченцами, оцепили квартал, прошли лавиной по квартирам. Гныш удрал, быстрым оказался, подонок. Парни заблокировали все выходы из дома, а он, похоже, скатился по пожарной лестнице, нырнул в гаражи и был таков.
Спецназовцы добили его сообщника, раненного Вадимом. Тот спрятался на мусорке и сам напросился. Глуховатая пожилая гражданка пошла выносить мусор, открыла крышку бака, чтобы избавиться от пакетов. Тут-то это окровавленное чудище и выпрыгнуло оттуда как черт из табакерки. В отличие от слуха, на голосовые связки гражданка не жаловалась, орала сиреной, убегая к дому. В общем, этот крендель сам выбрал свою долю, когда открыл огонь по спецназу.
Гныш ушел и, судя по всему, воссоединился со своими сообщниками, учинившими беду на улице Толбухина. Теперь понятно, что это была одна группа, довольно многочисленная. Их засекли на западной окраине Донецка, когда они пытались прорваться через кордоны. Приказа залечь на дно у диверсантов не было. Нагадили и уносили ноги.
Вырвались человека четыре. В перестрелке на дороге погибли один бандит и два ополченца. Погоня не принесла результата. Диверсионная группа неприятеля свою задачу выполнила, а собственные потери украинское командование никогда не беспокоили.
Вышел доктор.
– Операция прошла успешно, но больная потеряла много крови, – сообщил он измученному капитану. – Она без сознания. Когда придет в себя, неизвестно. Мы сделали все возможное. Дело даже не в том, что в разгар операции главному врачу позвонили из Министерства обороны с убедительной просьбой проявить внимание к данной пациентке. Хотя и в этом, конечно. Теперь остается уповать на Бога. Он явно благоволит к этой гражданке.
Поисковые мероприятия потеряли смысл. Группа Гныша вырвалась из Донецка, пусть и с большими потерями. То, что случилось на улице Толбухина, было беспрецедентно даже по меркам военного времени. Признаться честно, о престиже республики в эти дни капитан Овчинин даже не задумывался. Первую ночь он провел в больнице и вокруг нее. В палату его не пускали.