– Фроська, что ты тут делаешь? – окликнула девочку крупная горластая баба.
Варвара была самой шумной в их деревне. Она всегда первая лезла в драки и устраивала скандалы, когда кто-нибудь ущемлял ее права. «Вся седая, а ума так и не нажила. Вот бедовая баба!» – осуждали ее соседи.
Даже Варварина корова, Сатанка, была взбалмошной и бодливой и доставляла пастухам больше хлопот, чем все остальное стадо.
– Поди сюды. Сюды. Я тебе конфетку дам, – покрикивала Варвара, подзывая девочку.
На ее вопрос Фрося отвечать не стала, но покорно подошла.
– Держи, раз обещала, – протянула Варвара большую, чуть сплющенную шоколадную конфету. – Ты знаешь, это ведь я его убила, – мотнула она головой в сторону покосившегося бетонного креста. – Давно это было, да и случайно. По молодости. То честная драка была, самым дорогим клянусь! Это он виноват, сам неудачно упал, ну и помер. Меня за это никто не осудил. Непонятно было со стороны, кто в этой горячке кому двинул. Да и у меня самой совесть чиста. Так и знай! Но вот в чем штука, – понимаешь? – чем дольше живу на белом-то свете, тем больше мне хочется узнать, сильно ли он там на меня обижен – или уже отлегло у него? На том-то свете, говорят, уже ничего не тяготит. А ты как думаешь?
– Не знаю, – прошептала Фрося. – Надеюсь, не тяготит…
– Чего тут надеяться?! Доставай свою дудку, и узнаем наверняка. Тяготит или не тяготит? Это ведь и тебе тоже надо знать: почему вдруг твои мамка да папка тебя бросили, чем это ты успела им насолить? Всего за год жизни-то… Загадка. Верно?
Это был точный и хорошо рассчитанный удар в самое сердце. От слов Варвары Фрося окаменела. Не почувствовала обжигающей боли, хотя жалейка вновь начала прожигать ей грудь.
Варвара схватила девочку за плечи, резко встряхнула, а потом без труда подняла от земли и заглянула в лицо.
– Ну чего ты, дуреха? Дуди в свою дудку, и все станет на свои места.
Фрося вынула из-за пазухи жалейку не потому, что хотела помочь Варваре, а потому что боль стала настолько сильной, что ее уже невозможно было терпеть.
– Так бы сразу, – холодно прокомментировала Варвара и опустила девочку на землю.
Чтобы поскорее избавиться от женщины, которая скорее задушит, чем выпустит из своих рук, Ефросинья зажмурила глаза от страха, приложила к губам пищик и выдохнула…
На этот раз жалейка прозвучала слабо и будто бы испуганно.
– Уходи! Забыла и правильно… – послышался из могилы сиплый, будто простуженный голос.
– Да и забуду! Не проблема. Ты только скажи, обижен ты на меня? Или простил?
Если бы разверзлась могила и оттуда всколыхнулось адское пламя, Варвара и тогда бы не дрогнула.
– Чего умолк? – раздраженно выкрикнула она. – Давай отвечай! Простил или нет?
Фрося отошла в сторонку, села на скользкую, замшелую скамью и обхватила голову руками, стараясь укрыться от того, что должно было последовать дальше. Призраки, которых она увидела в ту первую ночь на кладбище, продолжали преследовать ее, занимали ее мысли, появлялись рядом, когда мир охватывала темнота, скользили мимо, стоило прикрыть глаза.
Она не видела, как из земли появился призрак убитого Варварой человека, только слышала его жуткий треснутый голос, втыкающийся острыми осколками и в мозг, и в кожу.
– Убийца! Ты еще смеешь приходить ко мне на могилу и чего-то от меня требовать?! – взревел он. – Вон! Вон! Вон отсюда!
Этот крик выворачивал душу, сдирал с тела кожу. Фрося бросилась бежать, спотыкаясь об оградки и надгробия, падала на твердую, как камень, землю, спрессованную временем и дождями. Девочка расшиблась, ее одежда изорвалась о кусты и болталась клочьями.
Когда Фрося упала в последний раз, то уже не смогла подняться. Сильнее, чем тело, пострадала ее душа. Ефросинья лежала на земле, даже не пытаясь пошевелиться, чтобы встать и идти дальше. Черное небо слилось воедино с черным кладбищем. Зачем пытаться себя преодолеть, если некуда идти?..
– Ефросиньюшка! Ты ли это? – вкрадчиво заговорил знакомый голос. – Деточка, солнышко мое ясное, ты мне очень нужна. Слышишь, родная моя? Поднимайся, голубушка, скорее. Здесь рядом… Рядышком все… даже идти никуда не нужно будет. Давай сама потихоньку вставай, мне-то с тобой не сдюжить, старая я стала, слабенькая… – причитала еще одна Фросина соседка, стараясь поднять девочку с земли или хотя бы повернуть ее к себе лицом, чтобы просьба точно дошла до адресата.
Сделав усилие, Фрося села и посмотрела на старушку. «Неужели и она кого-то убила?» – безразлично подумала девочка.
Старушка, баба Тиша, всегда опрятная и румяная, жила особняком от прочих. При встрече приветливо улыбалась, раскланивалась и осыпала всех бисером красивых и ласковых слов. Никогда никого не обидела, правда, и не облагодетельствовала. Все знали, что обращаться к Кристине Андреевне за помощью совершенно бесполезно.
– Вот и молодец! Вот и умница! – радовалась баба Тиша, что девочка начала подавать признаки жизни. – Фросюшка, в деревне поговаривают, что ты помогаешь разговаривать с мертвецами. Поговоришь еще разок? Тебе ведь не жалко всего одного вздоха для старушки? Ты вон какая молоденькая, у тебя еще вся жизнь впереди, еще надышишься, а я уже старушка, помирать скоро… Понимаешь?
И тут на старушку навалилась Варвара – сначала огромной черной тенью, а потом и всей своей тучной фигурой.
– Ой, это ты, Варварушка?! – испугалась баба Тиша и привычно запричитала: – Ты ж моя золотенькая, что ты делаешь на кладбище в такой поздний час? Тут и зашибиться насмерть можно, коли так бежать-то. Варварушка, ты бы поосторожнее…
Но та не отвечала. Она неслась вниз с холма, не обращая внимания на преграды. Казалось, она не спускается, а падает в пропасть. На лице ее застыл ужас.
– Что это с ней? – удивленно проговорила баба Тиша, провожая взглядом летящую вниз фигуру.
Но быстро оправившись от этой внезапной встречи, старушка начала вновь изо всех сил тянуть Фросю за руки, а когда девочка поднялась, потащила ее за собой.
Шли они действительно недолго. Баба Тиша остановилась у одной из могил и зажала руками рот, будто сдерживая вопль скорби. Молчание затягивалось, давило своей бессмысленностью и пустотой. «Зачем это все?!» – с тоской подумала Фрося.
– Вот здесь нужно подудеть чуточку в твою жалейку и все. Мне же много-то не нужно! Я и просить бы не отважилась чего-то особенного. Дунь один разочек и беги, куда собиралась. А я век тебе благодарной останусь!
Чтобы не упасть, Фрося привалилась к надгробию, вытащила жалейку и выдохнула еще глоток воздуха.
– Можно было и не так громко! – испуганно зачастила баба Тиша, потом присела к могильному холмику и проговорила: – Солнышко ты мое ясное, душенька моя раненная, в мире, где нет скорби и болезней, нашла ли ты покой?
– Нашла, – простонав, тяжело откликнулась мертвая земля, покрытая редкими пожухлыми сорняками.
Услышав этот голос, баба Тиша вскочила на ноги и отпрянула в сторону. На лице ее проступил неподдельный ужас.
– Ну и хорошо! И хорошо! Рада я за тебя, драгоценная моя. Значит, все правильно было сделано. Значит, так и надо было, понимаешь? Все на пользу. На твою пользу. Здесь-то уж как ты хворала, как страдала! А там, видишь, успокоилась. Ну и хорошо! Хорошо…
– А чего хорошего?! – Из земли сверкающим вихрем вырвался призрак совсем юной девушки и накинулся на старушку. – Хорошо, что я на твоем пороге померла?! Потому что тебе стало жалко для меня воды! Потому что тебе не захотелось возиться с больной! – Девушка взмахнула руками, будто собиралась обрушить на бабу Тишу обиду и гнев. – Я жить хотела! На земле хотела жить!
Старушка затряслась, схватила Фросю и, укрываясь ею, забормотала:
– Ну что ты? Что ты? Я-то причем… Ты уже пришла больной… Совсем больной… Я просто не успела тебе помочь… И все! Я не виновата. Понимаешь, просто не успела…
Призрак в ярости бился над своей могилой. С каждой минутой он темнел и становился все злее. Наконец остался только черный силуэт. Эта метущаяся чернота, сверкающая ненавистью, была страшнее самой смерти. Та косила свои жертвы бесстрастно, а призрак готов был броситься и растерзать и старушку, и девочку, потому что те жили, дышали, грелись на солнце, а скелет этой девушки, изуродованный разложением, уже очень давно томился в тяжелой сырой земле.
Девушка яростно рассмеялась, а когда ее жуткий смех затих, с издевкой проговорила:
– Все, Кристина Андревна, последние песчинки в твоих часах сыплются. Хорошо тебе? Вот и получается, что ты всю жизнь прожила, а так и не успела никому помочь. И не надейся, слышишь, не надейся это сделать! Жизнь, прожитую для себя, на тот свет не перетащишь, она на земле сгниет, а ты под землей. А в нашем мире ты покоя не найдешь!
– Сделай что-нибудь, не бросай меня, – давясь горячими слезами, прошептала баба Тиша Фросе в затылок.
– А ночь примирения? – холодея от ужаса, девочка обратилась к призраку.
– Есть такое дело… Ночь примирения… А ты-то, дурочка, зачем ей помогаешь? Присосавшемуся клещу не служат, жизни своей не отдают. Травят клеща, травят! Хотя… пусть и она приходит. Свидимся…
Проговорив это, призрак растаял в сыром ночном воздухе. Холодно и безразлично посверкивали звезды. Они были очень далеко. На самом дне черного неба.
– Да-да, ночь примирения… Игнат, замечательный рассудительный мужчина, уже про нее говорил. Придется идти… Делать-то нечего. Не гнить же целую вечность? Ужас… Вот ужас-то какой со мной приключился… Другой кто – и ладно бы, а я ведь не должна… Гнить…
Обдумывая, как лучше обустроить свою судьбу на том свете, баба Тиша облизывала пересохшие губы. Фрося смотрела на нее с отвращением. Из милой старушки она прямо на глазах превращалась в змею, противную, холодную и гадкую.
Покачиваясь от изнеможения души и тела, девочка побрела дальше по кладбищенскому холму, полному мертвецов, переломанных судеб и непрощенных обид. С каждым шагом ей становилось все хуже. В какой-то момент она окончательно потеряла связь с реальностью, ее сознание шагнуло в пропасть сумрачного мира. Движение продолжилось, но теперь девочка летела. Вокруг был безграничный мрак и холод. Один за другим проносились серебристые, расплывчатые призраки, они обижались на кого-то, укоряли, им было больно… Пустые глазницы, дыры вместо сердец, злые, как рык, выкрики… Призраки вихрем налетали на девочку и увлекали ее за собой, вниз, на самое дно мира мертвецов.