Варя смеется и усаживается наконец в кресло. Я устраиваюсь напротив.
— А что, собственно, вы хотите узнать? — спрашивает. — Меня, честно говоря, не покидает ощущение, что это скорее вы мне гадать должны, а не я вам. Чует мое сердце, потом окажется, что вы этим делом чуть ли не с рождения промышляете и половину руководств для начинающих самолично написали, под разными псевдонимами. Скажете, не так?
Чутье у нее действительно из ряда вон. Другое дело, что точности формулировок одним чутьем не добьешься.
— На картах, — говорю, — я вообще не гадаю. Никогда не пробовал.
Молчит, хмурится. Явно ждет чего-то большего. Неожиданное признание таинственного незнакомца — вот что от меня сейчас требуется.
Ну, ладно. Мне не жалко.
— А вот другими способами — это пожалуйста, — объявляю, выдержав паузу. — Могу просто книжку для вас открыть, пальцем ткнуть наугад. Могу тень вашу булавкой уколоть и послушать, как она запоет. Могу трещины на стенах поискать и расшифровать, если терпением запасетесь: дело долгое… Но насчет карт не переживайте, тут я полный профан. И мне действительно очень интересно.
— Но, получается, вы и так все про себя знаете, — обиженно говорит Варя. — Зачем еще и карты?..
— Себе гадать — нема дурных, — смеюсь. — Поначалу, конечно, каждое утро интересовался, как у меня дела. Задолбал Небесную Канцелярию расспросами. Но желание гадать для себя проходит очень быстро. Разве что в совсем уж экстренных ситуациях…
Не объяснять же ей, что человеку, который отказался от сомнительного удовольствия проживать собственную жизнь в обмен на возможность таскать из синего пламени чужие каштаны, мантические практики ни к чему. Что было, что будет, чем сердце успокоится, — какая теперь, к шайтану, разница?!
Но Варя и так меня поняла. Закивала одобрительно.
— Я себе тоже очень редко гадаю. Почти никогда. А вот сегодня — целых два раза. Такой дурной день…
А сама улыбается, как сытая, обласканная кошка. Побольше бы, дескать, таких дурных дней.
Понимаю.
— Что же вы хотите выяснить? — после недолгой паузы спрашивает Варя. И тут же перебивает себя: — Впрочем, мне знать необязательно. Важно, чтобы вы сами для себя сформулировали вопрос. А мне только в самых общих чертах скажите, чтобы выбрать оптимальный расклад. Ну да что я вам объясняю…
— Сейчас сформулирую, — обещаю. — И вам скажу, у меня секретов нет. Я хотел узнать, зачем мы с вами встретились. Вот, собственно, и все. Предельно честно, правда? Вы себя о том же спросили, еще в кафе, знаю. То есть вам, думаю, просто стало интересно, кто я такой. И выпал Аркан «Дьявол». Двусмысленная ситуация, не спорю…
Она уже готова возмутиться: ну да, только что уверял ее, что ни черта не смыслю в картах Таро — и на тебе. Того гляди, длинную лекцию о множестве разночтений Пятнадцатого Аркана заведу.
— Ну разумеется, я читал какие-то книжки про Таро, — говорю. — И кое-что из них уяснил — теоретически. Но гадать никогда не пробовал. Правда.
— Горе мне с вами, — ворчит Варя. — Чувствую себя как на экзамене. Но… Что ж, спасибо вам за такой вопрос. Мне и самой интересно: зачем? И многое другое мне интересно… Ладно, вот вам карты. Хотите, помешайте, хотите, просто в руках подержите. Это все равно.
Принимаю из ее рук колоду. Не Райдер, Кроули. Уважила[5].
Карты большие, в моих руках едва помещаются. Как же она-то их тасует? Впрочем, пальцы у нее длинные, справляется, небось…
Несколько секунд спустя убеждаюсь: да, еще как справляется! Словно бы специально для этих ловких рук делали колоду. Загляденье.
В тот момент, когда первая карта опускается на стол рубашкой вверх, раздается оглушительный грохот, и я с изумлением наблюдаю, как по белоснежной стене разбегаются трещины. Они словно просачиваются из-под металлической двери, текут, как вода из опрокинутого кувшина. Потом свет в комнате гаснет.
— Зажигалку! — требует Варя. — Была же!..
Чиркаю зажигалкой. При неверном свете пляшущего огонька вижу, как руки сметают со стола карты. Потом по комнате забегала проворная тень. Наконец раскаленный металл обжег мне палец, и снова сгустилась тьма. Все же я не спартанский мальчик, увы.
— Держи!
В руках у меня оказывается небольшой, довольно тяжелый предмет. Кажется, ноутбук. На шее повисает хладный шнур — блок питания, так, что ли? Ладно, потом разберемся.
— Пошли отсюда, быстро! — командует Варя. — Есть черный ход. Выйдем на улицу, поглядим снаружи, что происходит. По-моему, нас грохнули…
— В смысле? — переспрашиваю, ныряя за нею во тьму коридора.
Впрочем, не так уж тут темно. Там, откуда мы пришли, в зале кафе, занялся пожар. Сквозь дверные щели пробивается багряно-оранжевый свет. Плохо дело, кажется.
— В смысле — кафе Маринкино взорвали, — поясняет Варя. — По-моему… Ты ничего в комнате не забыл? А то потом не вернешься. Горит же все!
— Да нет, я раздеться не успел, — говорю. И спохватываюсь: — А ты? У тебя же там, наверное, деньги, документы…
Грохочет щеколда, и мои пылающие щеки встречаются с влажным мартовским ветром. Мы уже во дворе.
— Деньги и документы всегда при мне, в сумке. И карты я забрала. И книжку Штрауха. И ноутбук — у тебя, да?
— И еще шнур какой-то на шее…
— Значит, все в порядке, — заключает она. — Идем скорее. Посмотрим, как там твоя машина. Только бы не…
Машина моя в полном порядке. Ничего удивительного: припарковаться мне удалось метров за двадцать от входа. Во всех московских переулках по ночам аншлаг: места во дворах не хватает даже половине автовладельцев. Впрочем, те машины, что стояли ближе к кафе, насколько я мог оценить ситуацию, тоже уцелели. Зато «Шипе-Тотек» пылает. Великолепное зрелище, но Нерон из меня хреновый: меньше всего на свете я сейчас готов воспевать эту неземную красоту. Мне бы понять, что случилось, а потом оказаться где-нибудь на другом краю света. Или в обратном порядке. В обратном порядке, строго говоря, даже лучше.
Тут мы с Варей единодушны.
— Поехали, — требует она. — Все равно куда, лишь бы отсюда. И… да, мне надо позвонить. Марине позвонить, что ли… Или сразу Алексею? Нет. Марине. Откуда сейчас позвонить можно? Таксофоны где-то ведь есть?..
— Да ну, таксофоны… Звони.
Одной рукой завожу машину, другой протягиваю ей телефон.
— Хорошо, что у тебя сотовый, — кивает Варя. — А меня всегда жаба давила его заводить, даже когда лишние деньги были… Какая тут система? Просто цифры набирать, или сначала кнопку нажать какую-то?.. И поехали, поехали отсюда, скорее. Сейчас какие-нибудь менты с пожарными примчатся, решат, что мы с тобой и есть самые страшные злодеи-поджигатели. Им так удобнее. Всем так удобнее, а у меня еще и регистрации московской нет… Поехали!
— Сначала набираешь номер, потом нажимаешь кнопку с зеленой точкой, — говорю, трогаясь с места.
— Ясно.
— Марина! — кричит Варя в трубку. — Маринушка! Кафе взорвали… Да, только что. Я в порядке… Нет, грохнуло в зале, а мы были в комнате… Да, в машине, едем уже… Не знаю куда. Куда-нибудь подальше… Да, забрала… Нет, не вызывала никого, я же… Ага. Где-нибудь, найду, сейчас разберусь… Да, конечно!
Поворачивается ко мне.
— Какой у тебя номер? Чтобы Марина могла мне перезвонить…
Диктую цифры, она повторяет. Невидимая Марина на другом конце несуществующего провода, надо понимать, их записывает. Поразительно все-таки: взрыв, пожар, катастрофа, а три взрослых человека больше всего на свете озабочены необходимостью записать некую последовательность чисел.
Бред собачий. Но так почти всегда бывает.
— Она сейчас позвонит Леше — ну, сыну, — объясняет Варя, возвращая мне трубку. — Потом перезвонит, может, я к ней поеду… Нет, это плохо. Не надо ей со мной сейчас возиться. Если это Лешины проблемы, Маринушке лучше бы совсем потеряться, на какое-то время…
— Лешины проблемы? — переспрашиваю.
— Сын Маринкин какой-то бизнес-фигней мается, — объясняет Варя. — Мутная рыба. Кафе открыто на его деньги. А нравы у них там понятно какие… Я потому и решила сбежать. Не хочу связываться… А уж тебе с этой дрянью связываться совсем ни к чему. Влип ты со мной!
— Ну, зато на «ты» перешли, — замечаю меланхолично. — А так сколько бы еще церемонились…
Варя начинает смеяться. Тоненький, с привзвизгом истерический смех — но все лучше, чем слезы. А какая-то разрядка ей сейчас нужна. Позарез.
Да и мне, честно говоря, не помешала бы разрядка. Но я ладно, я перетопчусь до лучших времен.
Смех, впрочем, почти сразу переходит в тихий, но горестный рев.
— Господи, — бормочет Варя. — Господи, господи, да что же это?.. Вот она Маринкина «Башня»! Вот она… Но зачем это все?.. Пиздец какой-то сраный… Зима, ночь на дворе, мне работать надо, ничего не понимаю, зачем?!
Но она быстро берет себя в руки. В рекордно короткие сроки. Ее минута слабости длилась секунд сорок, не больше.
— Мы сейчас где? — спрашивает, шмыгая носом.
— На Садовом, не узнаешь? — я стараюсь говорить бодро и оптимистично, но фальшивлю, как малахольный педиатр в разгар эпидемии дифтерита. — Сейчас будем сворачивать на Проспект Мира. Поедем ко мне.
— Гадать? — она снова начинает смеяться. — Ну да, я же так и не отработала свой ужин…
— Чай пить, разговоры разговаривать. Про Михэаля тебе расскажу, если еще интересно… А вот гаданий с меня на сегодня хватит. Да и с тебя, пожалуй. Потом как-нибудь.
— Может быть, Марина позвонит, — нерешительно возражает Варя. — Я у нее могу переночевать. Или у Наташки, она на Менделеевской живет…
— Ты сейчас заснешь? — спрашиваю.
— Ну, вот прямо сейчас — вряд ли…
— И я — вряд ли. Поэтому поехали пить чай и успокаиваться. Захочешь, я потом тебя куда-нибудь отвезу. Мне не трудно, я ночная птица. После полуночи только и просыпаюсь толком.
— Я тоже сова, — откликается Варя. — Ложусь под утро, почти всегда…
— Вот и славно, — говорю. И, помолчав, добавляю: — Я, стыдно сказать, совсем не маньяк. Более безопасного занятия, чем отправиться ночью ко мне в гости, выдумать невозможно.