Дулич с большим чувством поцеловал свою жену, а Лоувел счел необходимым дать несколько туманных объяснений по поводу дел, которые задержали их в Нью-Йорке. Потом, сгорбив плечи, со своим обычным бегающим взглядом за стеклами очков, он сказал:
— Я пойду разбужу Мэри и переоденусь.
Он удалился. Я почувствовал себя лишним и хотел последовать за ним, но тут Дулич повернулся ко мне. Он сказал, что они выехали из Нью-Йорка в половине шестого и задержались из-за тумана. Едва он успел рассказать об этом, как появился Лоувел, белый, как полотно.
— Где же Мэри? — спросил он глядя на Розу,
Она почему-то вздрогнула и лежала плечами.
— Не знаю… Может быть, она уже вышла. Я только что проснулась.
Лоувел пробормотал:
— Постель ее не тронута.
По моей спине поползли мурашки. Со вчерашнего вечера у меня были предчувствия, что должна случиться какая-то беда. Тяжелое молчание повисло над нами, потом испуганный Лоувел повернулся и сказал:
— Я пойду и посмотрю, тут ли они.
Мы машинально последовали за ним. В конце коридора мы все остановились, предоставив ему возможность одному зайти к своему сыну. С нижнего этажа он несколько раз окликнул его, но не получил никакого ответа. Мы услышали, как он, с рискам сломать себе шею, помчался по металлической лестнице наверх. Потом послышался его испуганный вскрик:
— Постель Тони также не тронута!
Он бросился к Розе:
— Объясните же мне, ради бага! Вы же должны знать, где она!
Я вмешался и сказал спокойный голосом:
— Не надо так волноваться и беспокоиться, мистер Лоувел. Объяснение, вероятно, самое простое… Ваша жена и ваш сын, возможно, решили совершить утреннюю прогулку на машине.
Он бросил на меня благодарный взгляд.
— Да, — сказал он. — Машина… Вы правы… Если они ушли из дома, то, конечно, отправились не пешком.
Он пронесся между нами, как стрела, и зараженные его беспокойством, мы последовали за ним,
На мне была только легкая пижама, и сильнейшая дрожь пробрала меня, как только мы вышли во двор.
Лоувел опередил нас и уже открыл дверь гаража. Мы увидели, как он остановился, словно вкопанный, превратившись в статую. Потом поднес обе руки к лицу и испустил страшный вопль, который тогда мне показался похожим на мяуканье влюбленного кота. Двумя прыжками я подскочил к нему.
Мэри Лоувел, в одной ночной рубашке, висела на какой-то трубе, проходящей по потолку. Мы смотрели на труп с ужасом, а он медленно поворачивался на веревке…
Я первый обратил внимание, что машины в гараже не было. Не моей, а той, которую я видел здесь накануне. И мне показалось, что мы скоро обнаружим и исчезновение Тони. Я пока не видел никакой связи между этими происшествиями и не мог себе представить, что этот юноша удрал, зная, что его мать мертва.
Мне казалось, что Мэри Лоувел повесилась, когда узнала, что ее сын сбежал с Полли Асланд. Я теперь горько сожалел о том, что не запер парня и не остался с ним, вместо того чтобы развлекаться с Розой Дулич. Но зло уже совершилось.
Роберт Лоувел громко плакал, закрыв лицо руками. Роза превратилась в статую отчаяния. Ее темные расширенные глаза, казалось, не могли оторваться от повешенной женщины.
Я посмотрел на. Виктора Дулича. Его лицо выражало только вежливое удивление. Этот тип, видимо, обладал железными нервами.
Я медленно подошел к трупу, который продолжал поворачиваться. Рядом лежала опрокинутая скамеечка: тело почти касалось оштукатуренной стены. Мой взгляд проследил за трубой, на которой она висела. Она начиналась почти посредине гаража и заканчивалась большим соплом. Это была автоматическая установка, какие можно часто встретить в больших магазинах. В случае пожара, как только температура превысит восемьдесят градусов, из сопла польется вода.
Стоя перед телом, я задавал себе вопрос: почему Мэри Лоувел пришла именно сюда, чтобы повеситься и в таком виде? Машинальным жестом я ощупал ее лодыжки. Они были холодными, как змеиная кожа. Я стал ощупывать дальше, пытаясь заставить шевелиться пальцы, но все было уже бесполезно.
Я услышал протестующий голос Виктора Дулича:
— Вы бы лучше ни до чего не дотрагивались. Я думаю, надо известить полицию.
— Я сам займусь этим, — автоматически ответил я, повернулся и пошел прочь, оставив их на месте. Я все еще был под впечатлением виденного, и мысли с бешенной быстротой проносились в моем мозгу. Я пока не пытался сделать какое-либо заключение, знал по опыту, что необходимо время, чтобы все улеглось в голове и мысли упорядочились.
Я отправился звонить по телефону в кабинет Роберта Лоувела. Мой клиент, вероятно, был большой педант, и у него должны были быть записаны все необходимые телефоны.
Действительно, у телефонного аппарата лежал лист бумаги с нужными телефонами, начиная с полиции и кончая пожарным бюро.
Было еще слишком рано, и мне удалось связаться лишь с секретаршей в комиссариате в Бетеле. Я объяснил ей, в чем состоит дело, и она ответила, что немедленно предупредит помощника прокурора и все необходимые люди будут на месте не позже, чем через полчаса, ну, может, чуть больше.
Я вернулся в гараж.
Роберт Лоувел сидел на крыле моей машины и по-прежнему громко плакал. Дуличи о чем-то спорили тихими голосами. Я объявил, что полиция будет здесь через полчаса, и отправился в свою комнату.
Флосси одевалась и весело напевала какой-то джазовый мотив, что почему-то привело меня в ярость. Совсем не подумав о том, что она еще не могла знать о совершившейся драме, я ядовито заметил:
— Сейчас совсем не время петь.
Она резко повернулась, очень удивленная.
— Что это с вами, патрон? Это появление мужа привело вас в такое состояние?
Без лишних предисловий, я объявил:
— Мы только что обнаружили Мэри Лоувел повешенной в гараже.
Она замерла и оставалась некоторое время неподвижной, молчаливой, как скала. Потом, несколько оправившись от неожиданности, уверенным тоном проговорила:
— Я знала, что произойдет нечто в этом роде. Вы, патрон, может быть, не заметили, но атмосфера в этом, доме была какая-то странная.
Она говорила со мной, как профессор говорит с несмышленым студентом. Я немедленно вошел в эту игру и спросил ее робким тоном:
— Можно узнать твое мнение об этом?
Она надела платье и ответила уверенным тоном:
— Все очень просто, патрон! Эта женщина определенно повесилась не сама…
Я покачал головой.
— Вот как? И кто же, по-твоему, помог ей?
Она нахмурила брови, подумала некоторое время и посмотрела на свои пальцы.
— Я знаю пока только одно, что это сделала не я. Но и не вы. Трудно поверить, что это мог сделать, юноша… Остается Роза Дулич…
Я стал смеяться.
— Тысяча извинений, мистер детектив в юбке, но у Розы Дулич имеется несомненное алиби, которое зовется Питером Лармом… С того момента, когда Мэри Лоувел последний раз видели живой, и до того момента, когда мы обнаружили ее труп, Роза Дулич, можно прямо сказать, не покидала меня.
Но Флосси не хотела отказываться от своего мнения.
Пытаясь влезть в свои туфельки, не утруждая себя наклоном, она возразила:
— Если не она, значит кто-то другой.
Я быстро покончил с этим.
— Уйди отсюда, мне ведь тоже нужно одеться.
— Мне и здесь хорошо, — сказала она.
Я рассердился.
— Дубовая голова, разве ты не понимаешь, что тебе следует понаблюдать за остальными, пока я буду одеваться?
Она сразу же переменила тон и ответила:
— Бегу. Ничто не помешает мне…
Едва за ней закрылась дверь, как я сбросил с себя пижаму, отправился в ванную комнату, быстро проделал все необходимые процедуры и надел свой костюм для дороги, считая, что наш уик-энд в Хобби-Хауз на этом закончился. Потом я осмотрел наши чемоданы и решил, что мы сможем, как только потребуется, немедленно тронуться обратно.
Глава 5
В восемь часов два больших черных лимузина подкатили к дому и остановились у входа во двор. Из них вышла целая куча народа, некоторые из них в форме.
Дуличи и Лоувел все еще были в гараже. Я направился к человеку с седыми волосами, который очень вежливо представился:
— Вильям Глен, помощник прокурора.
Другой тип, на коротких ножках, с головой быка, подошел и, протянув руку, раздавил мне фаланги пальцев:
— Стефан Милс, офицер полиции в Ветеле, — сказал он при этом. — Это вы вдовец?
Нельзя было быть более деликатным. Я ответил, глядя на помощника прокурора:
— Нет. Мое имя Питер Ларм. Я руковожу в Нью-Йорке «Детективным агентством»…,
Как по волшебству, лица обоих мужнин приняли замкнутое выражение. С неожиданной враждебностью Милс грубо спросил меня:
— А позвольте вас спросить, почему вы здесь?
Я сделал безразличный жест рукой.
— Минуту, — сказал я, — мы не в кинематографе. Я был нанят Робертом Лоувелом, мужем покойной, для одного дела, о котором я расскажу вам, если сочту нужным. Вместо того, чтобы пытаться сделать мне неприятность, подумайте о том, что я провел здесь ночь и что я смогу быть вам полезен.
Помощник прокурора, казалось, понял. Он положил свою холеную руку на плечо флика и легонько подтолкнул его.
— Пошли, Стефан. Этот частный абсолютно прав. Он сможет нам помочь.
Милс заворчал, потом сжал кулаки и фыркнул, как охотничья собака.
— Где тело?
— Прежде, чем вы увидитесь с остальными, — сказал я, — я хочу попросить вас не выдавать моей истинной роли непосвященным в это людям. Только один Роберт Лоувел в курсе дела. Остальные считают меня его другом.
— Согласен, — ответил помощник прокурора.
Я проводил его к гаражу. Группа фликов из нижних чинов шла за нами следом. Я быстро представил Глену и Милсу Лоувела, Дуличей и Флосси, потом Милс быстро отдал нужные в таких случаях распоряжения. Фотографы достали свои аппараты, остальные полицейские стали шарить повсюду, измеряя что-то и осматривая все вокруг.
Неожиданно помощник прокурора, который находился рядом со мной, повернул голову и поинтересовался: