Теперь уже настала моя очередь затаить дыхание. С пересохшим горлом я спросил:
— И… известно почему она…
Ее лицо приняло гневное выражение.
— Герберт слишком мучил ее.
Я все больше заинтересовывался.
— Герберт, это ведь твой отец?
Она отрицательно покачала головой.
— Нет… Когда он женился на моей матери, мне было уже три года. Он меня просто удочерил и дал свое имя… Но он мне не отец…
Эта девочка была мне симпатична, и я порадовался за нее. Я представил себе этого Асланда, приготовившегося выколоть глаза птичке как раз в тот момент, когда я пришел к нему в дом. Такого родителя не пожелаешь своему злейшему врагу. Я вернулся к интересующему меня вопросу:
— Давай вернемся к Тони…
Она, казалось, не слышала. В течение нескольких секунд она смотрела на меня какими-то изменившимися глазами, потом резко спросила:
— Ведь вы мистер Ларм, не правда ли? Это я вам вчера вечером открывала ворота в Хобби-Хаузе?
Я ответил утвердительным кивком головы. Потом, поняв, что она уже убедилась в этом, я объяснил:
— Я частный детектив. Приехал в Хобби-Хауз по просьбе мистера Лоувела. Не могу тебе объяснить, зачем… Теперь же ищу Тони. Я знаю, что вчера вечером он встретился с тобой в парке. Я хочу, чтобы ты мне объяснила…
Она откинула голову на сиденье машины.
— Я видела Тони вчера вечером, — сказала она. — Видно, вам по этому поводу наговорили Бог знает что… Это все неправда. Я не любовница Тони и никогда не была его любовницей. Мне просто было очень жаль его, мне хотелось подарить ему дружбу, в которой он так нуждался. Его физические недостатки очень угнетали его. Он страдал комплексом неполноценности…
Я сухо перебил ее:
— Почему ты говоришь о нем в прошедшем времени?
Она вздрогнула и казалась совершенно ошеломленной.
— Я не знаю, — сказала она. — Вы сами же сказали, что он исчез.
Я пристально посмотрел на нее. Она казалась вполне правдивой.
— Продолжай… Итак, в котором же часу ты рассталась с Тони?
— Около полуночи. — Она немного поколебалась, потом продолжала каким-то неуверенным тоном: — Думаю, что будет лучше, если я ничего от вас не скрою. Вчера вечером Тони умолял меня уехать с ним. Он говорил, что может достать денег, и хотел, чтобы мы уехали на восток, где нас не станут искать.
— А он не сказал вам, откуда же он достанет эти деньги?
Она покачала головой.
— Я и не интересовалась. Только сказала ему, что он сошел с ума и что все это совершенно невозможно. Его горячность меня пугала. Я боялась, как бы он не выкинул какую-нибудь страшную глупость. Мои опасения были не беспочвенны…
— Не беспочвенны? Поясни, пожалуйста.
— Я только легла в постель, когда миссис Лоувел постучала в мою дверь. Было немногим больше часа ночи. Она устроила ужасную сцену моему отчиму. Тонн сказал ей про свое намерение уехать вместе со мной.
Задерживая дыхание, я стал осторожно расспрашивать:
— Ты помнишь подробности того, что говорила миссис Лоувел?
Без малейшего колебания Полли ответила:
— Она была уверена в том, что мы с отчимом пытаемся завлечь Тони в свои сети. Я никогда не видела миссис Лоувел в таком состоянии… Она сказала моему отчиму, чтобы тот немедленно складывал свои вещи и что мистер Лоувел и мистер Дулич оформят его отставку как только приедут сюда ранним утром.
Она, по всей видимости, не отдавала себе отчет в важности сведений, которые она мне сообщала. Если я уже подозревал Герберта Аслана в совершении преступления, то теперь явилась и причина для этого. Теперь я держал его в руках. С задумчивым видом я спросил:
— А потом что ты сделала?
Она быстро ответила:
— Я… — Потом вдруг остановилась, бросила на меня любопытный взгляд и продолжала уже более спокойно: — Я очень устала, и даже после такой безобразной сцены все же заснула. Мне надо было встать очень рано, чтобы попасть на поезд в Ветере.
Я включил доску приборов, и свет упал на расстроенное лицо Полли.
— В начале первого, — сказал я, — я поехал к твоему жилищу на Лакония-стрит в Квинсе. Управляющая сказала мне, что не видела вас уже в течение всей недели.
— Это верно… — голос ее был спокоен. — Одна из моих подруг уехала из Нью-Йорка и предложила мне свою комнату. Это позволяет мне избегать неприятностей каждую ночь, когда я после работы возвращаюсь домой.
Безусловно, это были все сведения, которые она могла мне дать. Я включил мотор и проговорил весело:
— Мое приглашение пообедай остается в силе. Ты не очень на меня сердишься?
Она положила руку на мой локоть и ответила, смеясь:
— Нет… Я не злопамятна. Вы, вероятно, просто ошиблись на мой счет… Ведь вы делаете свою работу… Я очень хочу пообедать с вами. — И добавила немного странным тоном: — При всех обстоятельствах… Вы ведь оплатили мой прогул… Мой вечер принадлежит вам.
Я резко затормозил, повернула и обнял ее.
— Оплата твоего прогула дает мне право поцеловать тебя? — улыбаясь, спросил я.
— Рискните, — ответила она, — и вы узнаете…
Я рискнул… И с полным успехом.
— А миссис Дулич не будет ревновать? — спросила она лукаво.
Я быстро тронулся с места, не ответив.
Глава 7
Сна не было. Болели ноги, и мое возбужденное состояние не давало возможности забыться. Необходимо было принять снотворное.
Я открыл глаза. Светящиеся стрелки часов, стоящих на моем ночном столике, показывали три часа утра. Я вернулся совсем недавно. Свидание с Полли несколько затянулось. Она пригласила меня к себе домой, вероятно, чтобы я не очень сожалел о потерянных долларах, и мы провели там около двух изумительно приятных часов.
Я откинул простыни, встал, включил лампу на ночном столике и направился в ванную комнату в поисках снотворного. В эту минуту зазвонил телефон. Я снял трубку.
— Питер Ларм слушает…
Молчание, потом чей-то голос прошептал:
— Очень счастлив, что смог вас застать. Это Роберт Лоувел у телефона.
Я инстинктивно сжался. Вероятно, Кора Вилнер обо всем рассказала ему и по данному ею описанию он узнал меня. Необходимо тщательно продумать дальнейшую игру. Он продолжал:
— Я хочу немедленно увидеться с вами. У меня есть совершенно сенсационное сообщение…
Не скрывая своего дурного настроения, я спросил:
— Почему вы не говорите громче?
— Кое-кто… кое-кто не должен ничего знать, именно тот, кто находится в соседней комнате. Я знаю, что беспокою вас, но обстоятельства вынуждают меня к тому. Я вас вознагражу за все как следует… Через двадцать минут в вашей конторе, идет?
Я с трудом сдержался. Действительно, ночь пропала окончательно.
— Через полчаса. Мне же нужно время одеться, — ответил я мрачно.
— Согласен.
Я повесил трубку.
В очень плохом настроении я оделся и вышел из помещения, не позабыв захватить с собой маленький «Вальтер Р-33», совершенно новый, недавно приобретенный по случаю.
Чертыхаясь, я доехал до здания, в котором находился наш офис, открыл дверь своим ключом, и оставил ее немного приоткрытой. Ночью ни один из лифтов не работал, и я вынужден был подниматься по лестнице пешком, освещая себе путь карманным фонариком.
Пустынное и темное помещение производило мрачное и даже тревожное впечатление. Я беспрепятственно вошел в свою контору, включил свет в вестибюле и прошел в свой кабинет.
Устроившись в кресле на своем месте, я достал шоколад, сунул его в рот и закурил сигарету. Мне захотелось основательно все обдумать.
После возвращения из Нью-Джерси, начиная с полудня, я получил некоторое количество сведений, которые мне необходимо систематизировать, чтобы сделать какой-то вывод. Но мозг мой отказывался работать. Усталость давала себя знать.
Я находился тут уже добрых десять минут, ни о чем не думая, пожевывая шоколад, смешивая его вкус с табачным дымом. Внезапно погас свет.
Мой взгляд тут же устремился на открытую дверь в секретариат. И там была сплошная тьма. Света не было и в вестибюле. Потом в моем мозгу что-то щелкнуло, мускулы напряглись до предела.
Быстрый и молчаливый, как кот, я выскользнул из своего кресла, быстро вынул изо рта сигарету и положил ее на этажерку позади себя, направив ее горящий конец к двери.
После этого я неслышными шагами обошел письменный стол, дошел до стены со стороны секретариата и прижался к ней.
Все чувства мгновенно обострились, и я усиленно начал прислушиваться к звукам, которых инстинктивно ждал.
Тишина была полнейшая. Между тем, я чувствовал несомненную опасность. Я начал сожалеть о том, что повсюду распорядился постлать ковры, которые заглушали звук шагов, но тут до моего слуха все же донесся еле слышный шум трущейся материи.
Я бы солгал, если бы стал утверждать, что чувствовал себя совершенно нормально. Угроза неизвестной опасности, полнейшая темнота — это могло бы потрясти какие угодно, даже самые крепчайшие нервы.
Я задержал дыхание, достал тихонько из кармана свой «вальтер» и снял его с предохранителя. Потом с ужасом подумал, заряжен ли он… Не могло быть и речи о том, чтобы проверить это. Характерный щелчок пистолета сразу же мог насторожить противника и обнаружить мое присутствие. Я видел красный конец сигареты, которая лежала на этажерке позади моего письменного стола.
Все должно было начаться в эти мгновения. Неизвестный был совсем уже близко, должно быть в двух шагах от двери. С напряженными до предела нервами я застыл неподвижно, как камень.
Неожиданно раздался какой-то новый шорох, короткий свист и глухой удар. Красная точка сигареты исчезла. Я был до такой степени напряжен, что мне понадобилось, по крайней мере, две секунды, чтобы овладеть своим телом.
Я понял… Было слишком поздно, кто-то уже убегал со всех ног. Я собирался броситься за ним в погоню, но тут заметил, что ноги меня не слушаются. Мне совсем не стыдно в этом признаться. Я весь покрылся холодным потом. Старый инстинкт самосохранения, который живет в каждом нормальном человеке, дал о себе знать. Колоссальным усилием воли я вернул обычное хладнокровие. Но теперь разум подсказывал мне, что слишком поздно заниматься преследованием. В темном здании у меня нет ни малейшего шанса на успех.