События ночи, видимо, очень отразились на моей нервной системе, потому что я, вскочив с кровати, первым делом схватил свой «вальтер», который лежал на ночном столике.
Я нашел Майка на кухне. Он опорожнил холодильник и теперь с фантастической быстротой разбивал яйца. С полным ртом он приветствовал мое появление кивком головы. Потом жестом предложил мне занять место по другую сторону стола и последовать его примеру. Я был страшно голоден и сел за стол.
Майк Сорел, мой второй помощник, был весьма любопытным субъектом, маленьким и коренастым, с круглым лицом, на котором располагались беспрестанно бегающие глаза. Его рот был полуоткрыт, обнажая почерневшие зубы. Чтобы дополнить эту картину, надо еще сказать, что он весьма экстравагантно одевался. Он всегда любил кричащие цвета и странные формы. В этот день на нем были надеты габардиновый костюм оливкового цвета, розовая карамельного цвета рубашка и кроваво-красный галстук, на котором была изображена девица в бикини. Он поймал мой взгляд и похлопал себя по этому изображению.
— Она совершенно потрясающая, патрон! Надо видеть ее ночью!
Потом, сразу перейдя на серьезный тон, сообщил, что утром звонил Джемс и что, узнав о происшествиях этой ночи, он решил, что будет полезным отправиться в контору и узнать, нет ли там каких-либо новостей.
Я встал, набрал номер телефона агентства. Он оказался занят. Я вернулся на кухню, проглотил чудовищную порцию яичницы, потом пошел в комнату и сел за телефон. На этот раз мне повезло. Грубый голос Джемса произвел на меня тонизирующее воздействие. Я спросил, с кем это он говорил, и он ответил, что это был некий Тони.
У меня невольно вырвался возглас удовлетворения, а Джемс стал объяснять:
— Этот тип хотел обязательно вас видеть. Я сказал ему, на всякий случай, чтобы он через полчаса пришел сюда, что вы к этому времени будете здесь. Я как раз собирался позвонить вам и предупредить.
— Отлично. Если он появится в агентстве раньше меня, то обязательно заставь его подождать. А теперь расскажи мне немного о слежке, которую я поручил тебе вчера вечером.
Джемс стал как-то подозрительно кашлять. Это был дурной признак.
— Не надо на меня сердиться, патрон… — ответил он виноватым тоном. — Уверяю вас, я не делал никаких глупостей. Я очень быстро помчался по указанному адресу, но никто не пожелал ответить на мои звонки. Я вытащил белый билет…
Возразить было нечего. В конце концов, не исключено, что Роберт Лоувел не поехал к себе домой, выйдя от Коры Вилнер. Я уверил его, что это не так уж важно, и сказал, что через полчаса собираюсь быть в агентстве.
Я оделся, взял свой пистолет и отправился за невозмутимым Майком, который продолжал есть, сидя за столом на кухне.
Мы спустились вниз и сели в мою машину, которая стояла на улице, и на большой скорости поехали в агентство.
Нам понадобилось не больше четверти часа, чтобы покрыть расстояние от моего дома до конторы.
В это воскресенье Нью-Йорк был необыкновенно спокоен. Пройдя пешком по тротуару по Пятьдесят второй улице, я купил воскресный выпуск газеты. Мы вошли в здание и стали подниматься по лестнице. Я взглянул на крупные буквы газетных заголовков, и у меня подкосились ноги.
Под заголовком, требующим смерти безбожным шоферам, находилась фотография молодой женщины, лежащей на шоссе вдоль тротуара. Я сразу узнал ее, еще не читая то, что было сказано ниже. Рано утром, возвращаясь к себе, в пансионат в Квинсе, Полли Асланд была раздавлена машиной, водитель которой даже не счел нужным остановиться.
— Эй, что это с вами, патрон? — удивленно спросил Майк. Потом, увидев выражение моего лица, он сразу же замолчал. Я медленно двинулся вверх по лестнице.
Два раза в течение ночи меня пытались убить. Так же попытались убить и Полли, и эта попытка удалась… Тут определенно должна была быть связь. «Полли, вероятно, сказала мне что-то очень важное, или, во всяком случае, убийца предполагал, что она могла сказать что-то очень важное», — подумал я.
Карабкаясь по ступенькам позади Майка, я пытался восстановить в своей памяти слово за словом все фразы, которыми мы обменялись с Полли с того момента, когда я ее нашел в. «Терпсихоре».
Джемс сидел в секретариате, поглощенный чтением романа для молодых девиц.
Этот грубый малый, как ни странно, имел слабость к сентиментальным романам. Может быть, именно эта его слабость позволила ему покорить Флосси.
Он заявил, что Тони уже здесь.
Увидев меня, юноша вскочил со своего места и разразился рыданиями.
Я взял его за руку, провел в свой кабинет, закрыв поплотнее дверь, подтолкнул в кресло, а сам остался стоять рядом. Очень осторожно я рассказал ему, как мы нашли его мать повешенной в гараже.
Он, не переставая, плакал, и я убедился в том, что мои предварительные подозрения относительно его участия в убийстве не имели под собой никакой почвы. Не мог бы он так плакать, если бы не любил так сильно свою мать.
Немного успокоившись, он ответил на все вопросы, которые я задал ему. Он объяснил, что удрал из дома потому, что был уверен, что я расскажу его отцу, каким образом он собирался обзавестись деньгами и о том, что он доставал из сейфа ожерелье. Я заверил его, что он очень ошибается и что его отец ничего бы не узнал. Потом я стал убеждать его, что совершенно необходимо известить отца. Он не возражал.
Я прошел за свой письменный стол, набрал номер телефона и спросил Хобби-Хауз, хотя был совершенно уверен в том, что Роберта Лоувела там нет.
После нескольких минут ожидания телефонистка сказала, что никто не отвечает. Я возразил, что уверен в присутствии там моего корреспондента, и попросил еще раз позвонить. Но все было безрезультатным… Хобби-Хауз не отвечал.
Тогда я набрал номер телефона Роберта Лоувела в Нью-Йорке. Через десять секунд я услышал голос моего клиента.
— Я только что звонил в Хобби-Хауз, — пояснил я, — и никто там мне не ответил. Вот почему я и позволил себе позвонить вам…
Он перебил меня и сказал равнодушным тоном:
— Там сейчас действительно никого нет. Тело моей жены перенесли в похоронное бюро в Ветеле. Дуличи вернулись в Нью-Йорк вчера днем. Им совершенно не хотелось в такое время находиться на вилле, и это, конечно, вполне понятно.
— Тони здесь, в моем кабинете, — заявил я ему без всяких предисловий — Он очень переживает, и я думаю, что вы должны быть к нему снисходительны…
Наступило короткое молчание, потом Лоувел проговорил голосом, в котором чувствовалось сильное волнение:
— Скажите ему, что я сейчас приеду и что я полностью прощаю его. У меня нет никакого желания устраивать скандал.
— Согласен, — сказал я. — Когда вы будете здесь?
— Через пятнадцать-двадцать минут…
Я повесил трубку и объявил эту новость Тони.
Не имея ни малейшего желания провести вместе с ним эти четверть часа, я отвел его обратно, в приемную и попросил Джемса и Майка, чтобы они присмотрели за ним. Я снова занял свое место за столом, достал дольку шоколада, сунул ее в рот и закурил сигарету. Потом стал думать о судьбе бедной Полли.
Так я просидел уже полчаса и все никак не мог обнаружить ни малейшего намека на то, что могло бы навести меня на след. А между тем, главный узел этого дела, безусловно, находился тут, в этом я был вполне уверен. Не без причины же убийца решил отделаться от молодой девушки. Ведь все нападения на меня произошли после того, как я ее покинул.
Раздался звонок, и я услышал, что Джемс пошел открывать. Это был Роберт Лоувел. Джемс проводил его прямо в приемную и оставил там наедине с сыном. Они оставались вместе десять минут. На всякий случай я включил микрофон, позволяющий мне слышать все, что говорилось в приемной. Но я не слышал ничего интересного для себя. Так, небольшой кусок мелодрамы, и больше ничего.
Потом Джемс сообщил мне, что Лоувел-старший желает меня видеть. Я встал ему навстречу. Его лицо выражало сильную печаль, а глаза были полны слез. Он стал мне даже более симпатичным.
Меня несколько беспокоило то обстоятельство, что я тогда так бесцеремонно вломился к Коре Вилнер, но я все же надеялся, что Лоувел не признает меня по тому описанию, которое ему дала его любовница. Я знал, что совсем не так-то просто неискушенному человеку дать правильное описание личности другого человека. И скоро я убедился в этом. Успокоившись, Лоувел приступил к своим объяснениям:
— Дело очень запутывается… Для того чтобы вы смогли лучше понять это, мне нужно будет ввести вас в курс некоторых вещей…
Он мне тут же признался в том, что солгал, говоря, что он покинул Нью-Йорк ранним утром в субботу, и повторил с некоторыми вариациями то, что я уже слышал из уст Коры Вилнер. Он рассказал, что к Коре приходил «офицер полиции», который намекнул ей, что Мэри Лоувел не покончила с собой, а что ее убили.
— Я сам не верю ни одному этому слову, — уверял Лоувел. — Но все же я вынужден считаться с мнением полиции. Я не знаю, каким образом они узнали, что я провел ночь с пятницы на субботу в Ветеле в компании моей секретарши. Если они думаю, что было совершено преступление, то мое положение становится очень трудным. У меня могут быть большие неприятности… Я уже так и слышу, как они говорят: «Вы были любовником Коры Вилнер, вы хотели устроить свою жизнь с ней, и вы уничтожили свою жену!»
Его лицо побледнело, на висках выступили капельки пота. Он смотрел все время мне прямо в лицо и его глаза, глаза лягушки, умоляли о помощи. Но так как я оставался молчаливым, он с жаром продолжал:
— Если то, что они говорят, — правда. Если Мэри была убита, то только Роза может быть виновной в этом преступлении. Только она была тогда на вилле, не считая вас и моего сына, который к тому времени, вероятно, уже удрал.
Безусловно, он по какой-то, пока еще неизвестной мне причине, жаждал крови Розы Дулич. Очень хотелось бы знать, почему? Я состроил неопределенную гримасу и проговорил равнодушным тоном:
— Я совершенно не могу согласиться с вами, сэр, и сейчас скажу, почему. Вы заплатили мне, чтобы я стал любовником Розы Дулич…