Врач неторопливым шагом приблизился к барьеру. По дороге он подмигнул мне. По знаку помощника прокурора агент принес изрядно потрепанный желтый шелковый пуховик. Из дыры, очевидно, сделанной врачом, торчали перья.
У судьи Андерсона от удивления округлились глаза. Я медленно повернулся, чтобы посмотреть в зал. Роза Дулич прикрыла глаза рукой: казалось, что она плакала. Виктор, который обнимал ее за плечи, был совершенно белым, но держался с достоинством. Флосси сидела рядом с ним.
Мой взгляд перешел на широко открытую большую дверь в глубине зала. Там находились Джемс и Майк. Они стояли, скрестив руки на груди, с очень решительным видом. Полицейский врач начал свои показания.
— Постараюсь быть кратким, Ваша Честь, — начал он, — По просьбе одного из свидетелей, который привел мне весьма веские доводы, я произвел повторный осмотр тела Мэри Лоувел. Должен признаться, что мое первое заключение было неверным. Я допустил грубейшую ошибку. Сейчас я с полным правом утверждаю, что смерть Мэри Лоувел произошла не вследствие повешения. Ее повесили уже мертвой.
Судья от неожиданности подскочил на месте. Его сразу покрасневшие глаза вопросительно уставились на помощника прокурора, который оставался невозмутимым, со странной улыбкой на губах.
— Вы хотите сказать, что было совершено преступление, не так ли? — спросил судья!
С очень важным видом Эрнест поклонился и ответил:
— Решать должен не я, Ваша честь. Вы будете делать выводы на основании свидетельств.
Магистрат вдруг побагровел и хлопнул по столу правой рукой.
— Продолжайте, прошу вас, — сказал он.
— Этот пуховик имеет следы, позволяющие прийти к заключению, что с его помощью была задушена Мэри Лоувел. Тщательное обследование тела позволило мне обнаружить между зубами и под ногтями жертвы ворсинки желтого шелка, которые, при лабораторном анализе, подтвердили свою принадлежность к этому пуховику. Мэри Лоувел сильно сопротивлялась насилию: она кусала и царапала в отчаянии этот шелк. С другой стороны, очень внимательное обследование трупа и полосы вокруг шеи от веревки позволяет утверждать, что следы на теле жертвы появились уже после ее смерти. Я предоставляю вам судить самому…
Судья Андерсон казался совершенно ошеломленным. Он слегка приподнялся на стуле, чтобы посмотреть на вещь, лежащую перед ним на столе, которую врач называл пуховиком.
— Почему же этот… этот пуховик такой мокрый? — наконец проговорил он. — Что это, результат ваших лабораторных исследований?
— Нет, — ответил Эрнест.
— Ваша честь, — вмешался помощник прокурора. — Теперь я попрошу вас выслушать свидетеля Питера Ларма, который сможет дать вам исчерпывающие объяснения по этому вопросу.
Немного нервничая, судья Андерсон распорядился:
— Вызовите свидетеля Питера Ларма.
Я подошел к барьеру и быстро объявил о себе все, что полагается в таких случаях, и о своей профессии. Судья привел меня к присяге, и я начал давать показания:
— В прошлую пятницу, — начал я, — Роберт Лоувел поручил мне проделать одну работу, которую я пока не считаю нужным открывать, так как она не имеет никакого отношения к тому делу, которым мы здесь занимаемся. Работа, которая мне была поручена, вынуждала меня, провести конец недели в Хобби-Хаузе. Я приехал туда вместе со своей секретаршей, в прошлую пятницу, около семи часов вечера. Мистер Роберт Лоувел и его друг Виктор Дулич появились на вилле в субботу утром, что как раз совпало с моим пробуждением. Я немедленно спустился вниз, чтобы приветствовать моего клиента, который и познакомил меня с Виктором Дуличем.
Наш клиент направился к своей жене. Миссис Лоувел не оказалось в спальной комнате, и кровать ее, была не тронута. В результате поисков, которые последовали за этим, мы обнаружили ее висевшей на трубе в гараже.
В тот момент я, как и все остальные, подумал, что она сама покончила с собой. Потом, два часа спустя, когда я уже собирался покинуть Хобби-Хауз и возвратиться в Нью-Йорк, меня вдруг поразили некоторые детали. Как вам известно, миссис Лоувел была маленького роста. Я решил проделать некоторый эксперимент.
Я влез на ту самую скамейку, которую мы нашли опрокинутой под ее ногами и, несмотря на мой рост в метр восемьдесят сантиметров, с большим трудом дотянулся до трубы, на которой якобы повесилась миссис Лоувел. А следы, оставленные веревкой на пыльной трубе, были очень отчетливыми: Если бы миссис Лоувел сама закинула веревку на трубу, ей определенно понадобилось бы это делать несколько раз, если ей вообще удалось бы это сделать.
Во всяком случае, пыль была бы стерта с трубы на довольно большом расстоянии. С другой стороны, и сделанные на месте происшествия фотографий показывают, о чем хорошо известно полиции, что тело почти не касалось стены, очень шершавой и плохо оштукатуренной.
Вы должны также хорошо знать, что повесившиеся люди сильно дергаются перед смертью. Миссис Лоувел, безусловно, должна была бы сильно поцарапаться о стену во время конвульсий, тем более, что на ней была надета лишь ночная рубашка, а по свидетельству медицинского эксперта, на теле трупа не было обнаружено ни малейшей царапины, никаких следов ударов.
Вот я и решил, что миссис Лоувел была мертва или находилась без сознания в тот момент, когда ее повесили.
Судья вдруг перебил меня.
— Это ваши личные впечатления и соображения?
— Безусловно, Ваша Честь, — ответил я. — Но вернувшись в Нью-Йорк и испытывая чисто профессиональное любопытство, я произвел небольшое расследование. И в течение одного субботнего вечера на меня четыре раза покушались.
Мертвая тишина воцарилась в зале. Судья побледнел,
— Вы хотите подать жалобу? — быстро спросил он.
Я покачал головой.
— Все в свое время, Ваша Честь. Когда мы покончим с этим делом и убийца будет уличен, вы поймете, что совершенно бесполезно мне подавать на него жалобу.
После этого я подробно объяснил, каким образом происходили покушения. Я подчеркнул использование ножа во время первого покушения, о хитрости, употреблённой, чтобы вытянуть меня на балкон, во втором покушении. История с мяукающим котом заставила судью скептически поджать губы. Тогда я достал из кармана газету и показал ему заметку о несчастном случае с Полли Асланд. Я высказал свое мнение о том, что покушения на мою жизнь и смерть этой молодой девушки находятся в прямой связи.
Потом я рассказал о том, как увидел машину Лоувелов на дороге при моем посещении Хобби-Хауза, в результате которого я обнаружил роковые следы на пуховике. Я продолжал, ничего не скрывая, о третьем покушении, с мяуканьем кота и с метанием, ножа. Но я пока старательно избегал делать выводы,
Когда я закончил, судья долгое время оставался задумчивым. Потом его слезящиеся глаза устремились на помощника прокурора.
— Я думаю, — наконец сказал он, — что надо немедленно удостовериться относительно персоны садовника Асланда.
— В этом нет необходимости, Ваша Честь, — сказал я. — Возвращаясь из Хобби-Хауза, это было приблизительно часа два тому назад, я явился жертвой происшествия, которое тоже считаю следствием очередного преступления. Герберт Асланд находился связанным на заднем сиденье моей машины. Машина теперь покоится на дне лагуны на глубине пяти или шести метров. Я нырял туда три раза, но не смог вытащить из машины Асланда.
При этих словах лицо судьи прояснилось.
— В сущности, — сказал он, — если все эти ваши заявления подтвердятся следствием, которое я прикажу произвести, Герберт Асланд будет считаться убийцей, и судебное разбирательство на этом и закончится.
Я поднял руку:
— Я еще не закончил, Ваша Честь. Я вам сказал, что последнее происшествие со мной носит тоже преступный характер. Вы знаете сами, какой густой туман лежал все эти три дня. Чтобы спокойнее и безопаснее ехать по дорогам, многие автомобилисты применяют известный всем трюк. Они придерживаются одной из линий, разделяющих дорогу на равные части. И я уверен, что несчастный случай с Лоувелами и со мной спровоцирован одним и тем же человеком. Чья-то преступная рука проложила на дороге ленту такой же ширины и яркости, что и настоящие разделительные линии. Это погубило Лоувелов, а меня снесло в лагуну.
Судья Андерсон пожал плечами.
— Все просто, как в полицейском романе, — сказал он.
Я оставался совершенно невозмутимым.
— Совершенно уверен, Ваша Честь, что мы можем еще обнаружить эту ленту.
Я осторожно обернулся назад. С порога широко раскрытой двери Джемс и Майк делали мне утвердительные знаки.
Судья обратился ко мне с вопросом:
— Асланд напал на вас сразу же после вашего приезда в Хобби-Хауз?
— Нет, Ваша Честь. Прошло по крайней мере полчаса между тем моментом, когда я проник в поместье, и тем, когда Асланд напал на меня.
— Но тогда, — продолжал судья, — у Асланда было вполне достаточно времени, чтобы растянуть ленту, если считать, что ваша история правдива, а затем вернуться в поместье и напасть на вас.
Я возразил:
— Зачем же тогда он напал на меня, если уже приготовил все для моей гибели без, малейшего для себя риска?
Действительно, аргументы судьи Андерсона таяли на глазах у всех. Он стал искать помощи у помощника прокурора, внимательный взгляд которого был устремлен в глубину зала.
Я быстро повернулся… В зале произошло небольшое смятение, Вильям Глен, помощник прокурора, резко протянул вперед руку и закричал:
— Задержите ее!
Джемс и Майк, стоявшие у двери, преградили выход из зала.
— Кто эта женщина? — удивленно спросил судья.
Я объяснил ему:
— Это миссис Роза Дулич, жена Виктора Дулича.
— Почему же вы хотели убежать? — спросил ее судья.
Роза снова обрела свой апломб. Она ответила оскорбленным тоном:
— Мне просто необходимо выйти, Ваша Честь.
Судья вдруг стал пунцовым, но тут вмешался помощник прокурора.
— Министерство юстиции желает, — сказал он, — чтобы эту женщину немедленно выслушали.
— Принято.