В то время пара быстро шла к признанию. Но Ив Сен-Лоран и Пьер Берже принадлежали к другому поколению. Они вызывали уважение, обладали связями и властью. Они не хотели продвигать наших голубков. На них самих взирали отстраненно, почти со страхом, их ставили в один ряд с архивами великих писателей, в крайнем случае, воспринимали как музейные экспонаты. А Жан-Полю и Франсису было всего лишь по двадцать семь лет. Они сформировались в современном, лишенном комплексов Париже, где царила полная свобода. Гомосексуальные пары наводняли Ле-Аль, «Queen au Sept» и ночами разгуливали по столице. Ничего изнеженного в этих двоих не было. Ни преувеличенной страсти, ни показухи, их сексуальные отношения не вызывали никакой реакции. Колин МакДауэлл, ведущий колонки моды в «Санди таймс», тем не менее отметил, что Жан-Поль нарушил табу, признав свою гомосексуальность. Прежде это считалось нормой в мире Высокой моды – причем только в мире Высокой моды, где гетеросексуальные пары были редкостью, – однако об этом было принято молчать, скрывать очевидное и все отрицать.
Все знали о связях Кристиана Диора, но об этом не говорили вслух. То же самое относится и к Карлу Лагерфельду, Джорджо Армани, Джанни Версаче и Валентино. Существовал негласный закон молчания, и журналисты его уважали. Катрин Лардер, которая довольно быстро стала подругой Жан-Поля, описывает его как очаровательного молодого человека, очень сдержанного, хорошо воспитанного, лишенного какого бы то ни было жеманства. «Его гомосексуальность была совершенно не очевидна», – добавляет она. А Фарида сразу же поняла, что двух обворожительных молодых модельеров связывают любовные отношения. «Но они ничего не афишировали, – утверждает она. – Никакой показухи». И все же это была история любви, которая длилась пятнадцать лет… пока смерть их не разлучила.
Килт, или Двойная клетка
В обществе существует запрет на феминизацию мужского костюма.
«Нескромное обаяние Жан-Поля» потрясло современную моду. Стиль, который он придумал – его знаменитый гениальный look, – заключал в себе двойственный смысл. Полосатая матросская майка, как у главного героя фильма Фассбиндера «Керель», стала довольно ярким символом. Стрижка «ежик» и обесцвеченные волосы подчеркивали гей-стилистику. Дополнявший этот образ килт, так сказать, ставил жирную точку. В тот год Франсуа Миттеран устроил в Елисейском дворце прием для парижских дизайнеров и модельеров. «Это хулиган Франсис пошел туда в юбке, а не я, – рассказывает Жан-Поль. – Как раз перед нами вошел Луи Ферро, и президент приветствовал его, а потом шепнул: “Я часто ношу ваши галстуки”. Когда подошла наша очередь, мы точно знали: он не скажет, что носит наши килты!» Готье in and out был всегда такой, какой он есть на самом деле. Его сильнейшим оружием были улыбка, добродушный юмор и умение сопереживать. Он был не способен на агрессивные выпады и обезоруживал критикующих его недоброжелателей, гомофобов и любителей скандалов неизменно спокойным и благодушным отношением. Катрин Лардер так говорит об этой манере поведения, делавшей его неуязвимым: «Это не было ни позой, ни расчетом. Он просто обнаружил, что именно это больше всего ему подходит. “Матросский” джемпер появился, потому что он обожал классику, даже у Шанель производились такие вещи. К тому же так он одевал свою первую модель. Она у меня, эта облезлая плюшевая реликвия, и ее зовут Жан-Поль».
У него не было денег, чтобы организовать большую рекламную кампанию, поэтому свою марку он продвигал, используя body language[95] и себя в качестве живой рекламы. Достаточно было трех ключевых элементов, чтобы определить стиль Готье. Никогда прежде творец не сливался так полно со своими творениями. Маркетинг, реклама – ничто из этого не могло рассказать о нем лучше, чем он сам. Всего одного взгляда на Готье оказывалось достаточно, чтобы поддаться его влиянию, его желанию и уму, которые явственно проявлялись в стиле одежды. Его тельняшки продавались как горячие булочки, одна за другой. «Его стиль – это просто продолжение его самого», – повторяет Фарида. Это кутюрье, который знал и понимал жизнь улиц, их язык, который умел найти простой и доступный способ разговаривать с людьми, но при этом он всегда оставался на территории мечты. Трудно было не уступить. Готье, как Монте-Кристо, совершенно покорил столицу, петля затянулась. «Он безусловная звезда, абсолютная знаменитость, любимец прессы, – утверждает Оливье Сайяр. – Монтана, например, довольно невыразителен в интервью, а вот у Жан-Поля невероятный талант держаться перед микрофоном или камерой. Неудивительно, что его часто снимали для телевидения. Оказалось, что он умеет отлично рекламировать и продавать, к тому же он прекрасный оратор. Служа себе, он служил моде, и, конечно, было очевидно, что лучше него самого никто о его работе не расскажет».
Во Франции нет бензина, но есть Готье. Ему подражали, его образ модельера в униформе беспрестанно копировали. Аззедин Алайя в синей робе маоистского рабочего, Карл Лагерфельд – элегантный господин эпохи Просвещения, Джон Гальяно в пиратских обносках с корабля «Диор»: это было золотое время моды, когда она говорила с людьми посредством облика самих модельеров. Они становились пиктограммами, посланниками своего искусства, живыми примерами своего стиля. Постоянно занимаясь чужим внешним видом, они решили всегда оставаться в придуманном костюме – символе своей философии. Они чувствовали себя белым листом, на котором сами же писали историю моды. Готье, с успехом работавший для женщин, наконец проявил себя и в мужской моде, рекламируя свой собственный килт. Ecce homo[96]. Коллекция «Мужчина-объект» увидела свет в 1984 году. В списках приглашенных гостей, полученных журналами, значилось имя Жан-Клода Ван Дамма, будущей звезды кинобоевиков. «Мужчины должны принять свою хрупкость и уязвимость», – говорит кутюрье в интервью самым популярным женским журналам десятилетия. «Грань между мужественностью и женственностью довольно размыта», – продолжал он, уже отвечая на вопросы остальной прессы. Эту фрейдистскую тенденцию, по Винникотту[97], он попытался объяснить так: «Мужественность не в костюме, она в голове», а потом растолковал: «Носить юбку – вовсе не уловка трансвестита, вот лифчик – это да!»
Ох! Такой номер не прошел бы даже в форме циркового представления. Эта граница охранялась строго, и перейти ее ему не удалось бы никогда. Ни один из его мужчин-моделей ни разу не выходил на подиум в знаменитом бюстгальтере с остроконечными чашечками. В остальном его бодибилдеры, азиатские, арабские и ирландские мачо подчинялись его фантазиям и появлялись в самых причудливых образах. Эти счастливчики получили шанс щеголять в нежно-розовом и бледно-зеленом, надевать вышитые туники, жемчуга и кружевные болеро, которые прекрасно оттеняли их рельефные накачанные бицепсы. Он прошелся по всем архетипам гей-культуры. Матросы Фассбиндера, многочисленные персонажи а-ля Village People[98]: полицейский, строительный рабочий, байкер и даже индеец, который встречает в этом «западном барокко» ковбоя в плавках из черной лайкры, бандане и «стетсоне». Некоторые зрители увидели в этом скрытый намек на транссексуальность, на вечную сагу трансвеститов, открыто воспеваемых модой травести. Готье такое видение отвергал. Он не сражался ни за что и не продвигал никакой образ жизни: Готье смещал акценты и менял систему знаков в культуре. По его словам, кодекса мужского соблазнения не существовало и его следовало изобрести.
Тем, кто обвинял его в переносе эстетики кабаре «Мишу», вотчины трансвеститов, на территорию прет-а-порте, он отвечал, что его махараджи, тореро и денди нравятся как раз женщинам, а не мужчинам. И если юбку, прикрывающую волосатые мужские бедра, впервые увидели во время его шоу, иронически названного «Мужчина-объект», произошло это именно потому, что Готье первый понял: общество стало меняться. Дамы-директора воплощали в жизнь свой бизнес-план. Они стали занимать ведущие посты в компаниях и брать на себя роль добытчика в семье. Отцы нового времени были уже готовы сложить знаки своего внешнего превосходства и сдать оружие. Смена ролей их не пугала, они были не против взять на себя роль безмолвного объекта, которая прежде отводилась женщинам. Готье предвосхитил эту тенденцию, а потом он ее закрепил. Это было его второй натурой. Он не мог не идти на шаг впереди общества.
Спустя несколько лет героиня Гленн Клоуз терроризировала несчастную жертву в исполнении Майкла Дугласа в «Роковом влечении», а Деми Мур утвердила тенденцию в фильме «Разоблачение».
Молодой Майкл Дуглас, сын Кирка, запомнившегося всем в необычайно мужественном образе Спартака, играет ставшего жертвой своего влечения мужчину, которым манипулирует и которого используют. Волею судьбы и по рождению он являл собой непререкаемый символ мужественности, но в этих ролях Дуглас-младший показал слабость его героев и их готовность исполнять все капризы партнерш. Эти образы добровольной жертвы, услужливой и податливой, подтверждали идею Готье. Мужчина-предмет существовал, и Майкл Дуглас, звезда Голливуда, прославлял этот образ! В своих удивительных комиксах от-кутюр Готье вывел также супергероев, гомо и гетеро, би, транс, мужчин-детей и мужчин-мачо. Вдохновение он черпал в молодежной культуре, Жан-Поль показывал, как происходит взросление и проходит детство: сначала комикс «Железные ноги», потом «Заключенный» и «Фантомас», культовые серии для нескольких поколений. Его коллекции «Французский жиголо», «Казанова в гимназии» и «Латинские любовники» пародировали стереотипы. Он снова стал использовать такие символические образы, как «Танцор фламенко» и «Рыцари и всадники». Ему предстояло еще сильнее поразить своих поклонников добродушной дерзостью и ироническим видением мира. Нигде, ни на одном другом показе вы не увидели бы модель с растаманскими косичками, одетую в белую горностаевую мини-юбку и разные сапоги, прекрасного юношу-индуса в норковой пелерине на ремне за спиной и на каблуках или новых «Братьев Жак»