«Я не один, нас тысяча», – писал Пиранделло. Снова и снова появляются тысячи неявных противников Готье, если хорошенько вспомнить. Школьник слишком рано ворвался в закрытый мир. В середине восьмидесятых годов этот наглец совершенно не вписывался в систему общепринятых взглядов. В новогодний вечер, например, он отправлял живую индюшку в подарок главным редакторам известных модных журналов. В редакцию «Вог», располагавшуюся на площади Пале-Бурбон, от солидных модных домов приходили посылки с шелком, кашемиром и дорогой кожей. Представьте себе лица «воговцев», когда перед ними оказывалась особь с птичьего двора! В редакции «Мари Клэр» некоторые даже обиделись, посчитав такой жест Готье женоненавистническим намеком на то, что их считают гусынями. Другие же дамы, добросердечные и практичные, избавлялись от мясистого крылатого подарка, отсылая его в благотворительные католические комитеты. В «Либерасьон» с юмором было и вовсе худо, так что в ответ Жан-Поль получил оттуда резкое письмо оскорбительного характера. «По сути, проблема состояла в том, что я сам никогда в жизни не видел живых индеек, – размышляет об этом случае кутюрье. – А между тем эта птица выглядит совершенно чудовищно: это такой маленький динозавр с безобразным зобом и страшными движениями, который все время жутко кричит».
Легкомысленный школьник культивировал абсурдистское отношение к жизни. Например, он решил, наконец, брать уроки вождения. Но в день экзамена Жан-Поль вдруг вспомнил, что в аэропорту Руасси его ждет самолет! Он рассказал об этом обстоятельстве экзаменатору, уже вооружившемуся ручкой и блокнотом. Участливый преподаватель согласился немного изменить ход экзамена, потерял аванс, и гонка началась. Ученик управлял, как мог, белым автомобилем, мчавшим к аэропорту. В тот день Готье не получил права, но зато он улетел вовремя!
А недавно он нанял яхту и взял с собой в круиз вдоль побережья Греции Анну и Айтиз. Неожиданно пассажиров разбудила сирена. Мотор загорелся, были спущены на воду спасательные лодки, всех попросили сесть в них, взяв с собой только паспорта. На борту паника. В этот момент Жан-Поль выходит из своей каюты с двумя сумками, набитыми до отказа, и просит капитана помочь ему спустить их в лодки. В сумках были полсотни номеров «Harper’s Bazzar», «Vogue», «Dazed and confused» – то, с чем он обычно работал. «А паспорт он даже не взял, – со смехом рассказывает Анна. – Вот так Жан-Поль подготовился к плаванию!» Гастрономические странствия, по правде говоря, случались чаще. «Ради вкусной еды он был способен пройти километры, причем в какой угодно компании», – уверяет Айтиз, которая при первых же признаках хандры бросается готовить ему суфле. Поездка в Лондон. Они вдвоем обедают в «Хард-рок-кафе», но воспоминание о чудесном сэндвиче с беконом, который он пробовал четыре года назад, не позволяет ему насладиться едой. В результате он уходит из ресторана и тащит за собой Айтиз. Они направляются к Портобелло, где в конце концов он и находит желанный деликатес. За капризами следуют подарки. Избалованный мальчик любит, чтобы его любили. «Щедрость Жан-Поля безгранична, – подтверждает Фредерик. – В этом он простой, импульсивный, прямолинейный». Изящное платье-«галстук» из набивного джерси, мешковатый тренч, бледно-зеленая пелерина – всем своим музам он дарил созданные им самим вещи. После недолгого отпуска всем сотрудникам на улице Сен-Мартен доставались баскские сладости и мыло из Прованса. По настроению, во время пробежки по магазинам для Айтиз покупались шейный платок «Сен-Лоран», сумка «Эрмес» или серьги. «Маленькие подарки укрепляют дружбу, а большие ее компрометируют», – пишет Поль Моран в своей книге «Аллюр Коко Шанель».
Пятидесятисемилетняя Эвелин любуется великолепным бриллиантовым перстнем в виде черепа, подаренным ей недавно кузеном. «До того как в 1996 году начала работать с ним, я была замужем и жила в пригороде, работала в банке. Выглядела немного старомодно. Он меня считал рохлей, – шутливо рассказывает она. – Он совершенно меня преобразил, с головы до ног». Высокая блондинка, в черном приталенном пальто от Готье… Эвелин признанный семейный мемуарист. На семидесятипятилетие дяди Жан-Поль устроил всем сюрприз – поездку на Сицилию. Для Рене, Луизон и их дочери Эвелин. И вот они уже в Таормине. Только что завершился прекрасный обед. Неожиданно всегда энергичный Жан-Поль решает подняться на высокий холм, невзирая на сорокаградусную жару. Эвелин следует за ним, едва поспевая на высоких каблуках и задыхаясь в белом костюме. Как опытная няня, она всегда носит с собой блокнот и три цветных карандаша, чтобы в случае чего отвлечь капризного ребенка. Они уселись на мулов. Их глазам открылась неподвижная картина древней красоты: глубокая синева моря и неба, угрожающая чернота Этны и белые скалы. «Вдруг я слышу: “Стой, не двигайся!”, – рассказывает Эвелин. – И вот как был верхом, используя мою спину в качестве упора, он четверть часа зарисовывал в блокнот то, что видел вокруг». Подобная сцена повторилась, но уже не в реалиях фильма Пазолини, а типично по-парижски. Хозяин одного столичного бистро собирал бумажные салфетки, на которых Жан-Поль набрасывал красавиц, чьи силуэты напоминали песочные часы. Однажды этот человек попросил автора их подписать. Мода – странное искусство, которое хитрые рестораторы умеют использовать.
Что сложнее всего? Не сдаваться на волю своей старой возлюбленной, одиночеству, этой цепкой сирене, чьи песни влекут к себе сердца одаренных детей. Его мудрые музы, Эвелин, Фредерик, Айтиз, Анна, не позволяют ему поддаваться ее очарованию. Юноша с Кикладских островов, красивый грек, новый возлюбленный, появившийся в его жизни, тоже не позволит этому случиться. Если бы Жан-Шарль де Кастельбажак рисовал портрет этого нежного мечтателя, он изобразил бы мягкой пастелью улыбку в небесах. Этот образ очень подходит Жан-Полю Готье. «Он обладает всеми качествами людей, которые отдают себя другим и которым нечего больше доказывать, – говорит Жан-Шарль. – На самом деле именно такие люди и есть герои нашего времени».