Махнув рукой Василию залезать внутрь, я стал подавать ему пустые мешки. Затем здоровяку снова пришлось поработать ломиком, отдирая заколоченные крышки у ящиков. И лишь после этого мы смогли начать наполнять мешки лежащими в ящиках меховыми шкурами. Поначалу мы также вздрагивали, когда выдираемые гвозди скрипели, выходя из досок. Но любой страх со временем притупляется, и уже на третьем вскрываемом ящике дрожь прошла. Зато появилась деловая сосредоточенность.
Набитые шкурами мешки мы пока просто выкидывали из вагона. Запасливый Василий догадался взять бечевку, так что и чем завязывать мешки нам было.
Чтобы вскрыть все ящики и набить добытыми из них шкурами мешки ушло не меньше часа. А скорее даже больше. Ночь постепенно подходила к концу. Летние ночи короткие и небосвод уже начинал светлеть, когда мы с этим закончили. Дальше предстояло перетаскать все мешки от вагона к телеге и сгрузить их туда.
Когда мы закончили, спины и у меня и у детины были мокрыми, а одежду хоть выжимай. Мешки со шкурами оказались не таким уж и легкими, как я думал. Перетаскивать их под вагонами было бы отдельной морокой, если бы благодаря посветлевшему небу я не заметил, что у некоторых вагонов есть сбоку площадки-балконы. Небольшой выступ в метр шириной с лесенкой с обеих сторон от вагона, на котором спокойно можно стоять. С него же был обычный вход-дверь в вагон. Вот через такую площадку мы и таскали мешки, чтобы не подлазить под вагоны и не обдирать бока и не рисковать пропороть свою ношу.
После такого подвига доехать на телеге до арендованного склада и перекидать мешки в него было уже сущей мелочью.
Распрощавшись со своими подельниками, когда мы выехали на улицы города, я отправился домой. Надо поспать хотя бы пару часов, а то глаза уже слипались, и все тело гудело от непривычной нагрузки.
Дом Марины Сергеевны оказался заперт изнутри на щеколду и мне пришлось долбиться минут десять, пока она не открыла, перебудив наверное всех обитальцев.
— Григорий Мстиславович? Что-то случилось? Вы не ночевали и пришли в такую рань...
— Были дела, — постарался я ответить максимально туманно.
— Понимаю, служба, — закивала купчиха.
Я не стал опровергать ее предположение, а наоборот — кивнул и прижал палец к губам, намекая, что распространяться об этом не стоит.
Уже перед тем как зайти в свою комнату, я все же сообразил попросить Марину Сергеевну разбудить меня через три часа. А то сам я точно не встану.
— Хорошо, попрошу Юлю, — донесся до меня ее голос, когда я рухнул на кровать и провалился в сон.
Мне снилась Ольга. Она звала меня, просила помочь. Издали противно хихикал Марат Осипович и грозил мне пальцем, приговаривая «а я все зна-аю-ю!» Затем откуда-то выскакивал испуганный Сашка и кричал, что нас видели, и полиция уже поймала Василия. Я просыпался, суматошно оглядывался, понимал, что я в своей комнате, за дверью гремит посудой Марина Сергеевна, успокаивался и опять проваливался в беспокойный сон.
Постепенно кошмары пропадали, уступая место более приятным событиям прошедшего дня. Баня, разговор с Ольгой и наш поцелуй, после которого мы и переместились на кровать. Он был настолько реален, что я будто чувствовал прикосновение ее влажных губ. Они неуклюже тычутся в мои, прося ласки, и с радостью отвечаю им...
Сон оборвался и я открыл глаза, чтобы увидеть лицо наклонившейся Юли, тянущейся губами ко мне.
Глава 18
— Ты что делаешь? — от неожиданности я выставил перед собой руку, и Юля врезалась в нее своим носом.
— Ай, — обиженно отпрыгнула она, зажав пострадавшее место.
Я сел на кровати и требовательно смотрел на нее, ожидая ответа.
— Вы-ы... Вы мне нравитесь, — отняв руку от лица, с вызовом глянула она на меня.
— Ты еще маленькая.
— Мне почти пятнадцать! — вскинулась девчонка. — Через год смогу официально замуж пойти!
— Без меня, — отрезал я чаяния Юли и указал ей на дверь.
Та обиженно поджала губы. В уголках глаз стали собираться слезы и, не выдержав, она выскочила за дверь, на ходу окончательно разревевшись.
Я почувствовал себя не в своей тарелке от произошедшего, и даже не знал, как реагировать на чувства девчонки. Да и недосып сказался. Будь я готов к чему-то подобному, то постарался бы отказать не так резко. Но для меня Юля ребенок и по-другому я к ней сейчас не могу относиться.
Потерев лицо руками, прогоняя остатки сонливости, я встал и отправился на улицу, чтобы ополоснуться и окончательно прийти в себя.
Когда вернулся, из-за двери в комнату Юли еще доносился горький плач. Вот ведь вляпался в подростковую влюбленность!
Чтобы отрешиться от этой ситуации, я пошел к себе в комнату и прикинул, что мне необходимо сделать сегодня. И первым на очереди тут же встала проблема, что сегодня понедельник, мой новый начальник Агапонов ждет от меня отчет, а у меня он еще не написан!
Порывшись в своих вещах, нашел стопку бумаги и принялся набрасывать свои мысли, что появились после посещения института. Затем на отдельных листках описал нападение на меня. Особенно пришлось поломать голову над тем, почему я вдруг оказался на складах. Но в итоге повернул дело так, словно я специально решил заманить туда моих преследователей, если они все еще ходят за мной, а Сашку взял с собой, как проводника, чтобы не заблудиться в лабиринте складской зоны.
Облегченно выдохнув, я собрался, пригладил костюм, который после ночных похождений поначалу сидел на мне колом, и отправился в управление.
— Так-так-так, — нацепив на нос очки без душек, ротмистр Агапонов принялся читать мой отчет. — Хм-м... Уже столкнулись с проявлением бунтарства. Ну, это ожидаемо. Определили направление, в котором будете дальше работать...
Тут он оторвался от отчета и благосклонно посмотрел на меня.
— Хвалю, — добавил он к взгляду свое одобрение и снова вернулся к чтению. — А вот это уже лишнее, — добрался он до моих выводов о том, почему вообще случилась моя стычка с тремя студентами. — Ну что за нелепая идея? Опиум повышает агрессивность и склонность к неповиновению? Вам самому-то не смешно? Его между прочим врачи домохозяйкам прописывают от головных болей. И что-то я не вижу их толп под императорским дворцом! Наоборот, женщины успокаиваются и меньше устраивают скандалов своим мужьям. Вы сходите к нашим докторам, ознакомьтесь с вопросом, и тогда не будете выдвигать таких абсурдных идей и показывать свою некомпетентность. В остальном — хвалю. А это что? — взял он пару листков, что я подал ему отдельно.
— Отчет о нападении на меня в субботу вечером и задержании двух преступников.
— Ну-ка, кто ж там на вас снова напал-то?
Пожевав губами, Агапонов углубился в чтение. Закончив, отложил листки и задумчиво посмотрел на меня. Затем потянулся к стоящему у него на столе телефонному аппарату, черному с прямоугольной трубкой, и набрал чей-то номер.
— Савелий Лукич? Здравствуйте, Агапонов беспокоит. Расскажите в двух словах о случае с Бологовским? Вы к нему своего человека приставили?.. Ага... Хорошо, спасибо, Савелий Лукич.
Вникнув в детали ситуации, ротмистр однако не положил трубку, а продолжил кому-то названивать.
— Ротмистр Агапонов. Олег Вячеславович, посмотрите пожалуйста, кто у вас дежурил в ночь с субботы на воскресенье?.. Хорошо, а он сделал запись о задержании и допросе двух напавших на нашего сотрудника преступников?.. И где они сейчас?.. Вот как? Спасибо, Олег Вячеславович.
Положив трубку, Алексей Петрович выдохнул и снова обратил на меня внимание.
— Ну и беспокойный же вы подчиненный, Григорий Мстиславович. То, что с вами произошло, обычно только через месяц самое раннее у других бывает. Но это ладно. Преступников, что напали на вас, сейчас держат в третьем отделении полиции. Тут чисто уголовное преступление, не наш, как вы понимаете, профиль. Но вам туда придется подойти для дачи показаний, и желательно уже сегодня.
На этом ротмистр меня и отпустил, пожелав напоследок более спокойной службы. А я, перед тем как отправиться в полицейский участок, все же заскочил в казармы роты быстрого реагирования и поинтересовался, есть ли у них курсы по фехтованию и стрельбе. Дежурный офицер указал мне на стенд рядом с собой, где висело расписание занятий,добавил, что для фехтования мне необходимо иметь личное оружие, а для нормального обучения стрельбе запастись купюрами. Управление на обучение своих сотрудников выделяло лишь по десятку патронов в неделю, что позволяло лишь не забыть, с какой стороны револьвер держать, но катастрофически не хватало для выработки навыка точной стрельбы.
Полицейский участок номер три мало чем отличался от своего «собрата», где я оказался при прибытии в Москву. Вот только в этот раз я уже был не задержанным, а потерпевшим, так что дежурный городовой на входе связался со следователем, которому передали дело о нападении на меня, и указал направление, куда идти.
— Здравствуйте, — постучавшись, я зашел в кабинет следователя. — Григорий Мстиславович Бологовский. Я по делу о нападении на меня.
Кабинет был небольшим, около трех метров в длину и четырех в ширину. Одно окно, занавешенное тюлью, стол самого следователя, над которым висели портреты императора и министра внутренних дел. Напротив стоял длинный во всю стену стеллаж.
— Коллежский секретарь Парфенов, Павел Евстегнеевич, — встал из-за своего стола хозяин кабинета.
Шатен, короткий ежик волос, скуластое лицо и запавшие от недосыпа глаза. Голос тихий, смотрит на меня равнодушно.
— Вы из жандармерии? — уточнил он.
— Да.
— Пока новостей у меня для вас нет. Оба задержанных находятся в камере предварительного допроса. Во всем сознались, вину признают. А вот заказчика покушения мы пока не нашли.
— Что от меня требуется?
— Да собственно немного. Вот, подпишите заявление, — достал он из стопки бумаг на краю своего стола один листок.
Я бегло пробежался по написанному. Ничего нового там не было, лишь заявление о нападении, написанное от моего лица, на основе которого нужно открыть дело.