— Вы открыли огонь из револьвера по студентам! — продолжил Роман Наумович. — Ранили одного из них! Причем серьезно! Кирилл Посеребренный теперь минимум месяц не сможет на занятия ходить!
— Он из бедной семьи? — тут же уточнил я.
Мой вопрос сбил набиравшего воздуха в грудь Истринова и заставил сказать не то, что он хотел.
— Нет, но какое это имеет значение?
— Самое прямое. Если его семья обеспечена, то они могут себе позволить настой регенерации. Я сам однажды испытал на себе его применение. Стоит недешево, зато больницу студент покинет в тот же день.
— Это не имеет значения, — все же Истринов смог взять себя в руки и вернуться к изначально задуманному «наезду». — Вы не имеете права стрелять в учащихся. Я требую увольнения Григория Мстиславовича с должности. Он превысил свои полномочия!
— Забавно, — сложил я руки на груди и посмотрел на декана факультета точных наук как на бабочку под микроскопом.
Тот от моего взгляда поежился, но отступать явно был не намерен.
— Забавно, — повторил я. — Я так понимаю, все уже в курсе, что произошло? — ответом мне были кивки ученых мужей. Несколько спокойных и парочка настороженных. — Тогда мне непонятна ваша реакция, — вернулся я к Истринову. — Если все в курсе, то знают, что это студенты напали на меня. С оружием в руках. И я защищался. Причем первый выстрел был предупредительным — в воздух. Меня не послушали и вот тогда, защищая свою жизнь, я и выстрелил уже по нападавшим. Но и тогда я бил не насмерть. Да и произошло это после занятий, то есть, когда я уже не выполнял свои обязанности наставника. И вот тут вы мне заявляете, что это я напал и нарушил свои обязанности. Это и выглядит забавным. Вы либо не в курсе события, либо являетесь подстрекателем тех студентов, а сейчас пытаетесь их выгородить.
— Да как вы... — декан захлебнулся воздухом от возмущения и не смог выдавить ни слова.
На помощь ему пришел ректор.
— Григорий Мстиславович, давайте не будем делать скоропалительных выводов. Полагаю, Роман Наумович так близко принял событие к сердцу, потому что один из студентов подает определенные надежды на его факультете и в какой-то степени является протеже нашего коллеги.
Я хотел сказать что, когда такие же скоропалительные выводы сделал сам Истринов, ректор что-то молчал, но не стал. Не зачем сейчас начинать бодаться еще и с ним. Все же до этого он меня поддерживал, а совсем без союзников среди руководства института мне не обойтись. Вместо этого я сказал иное:
— Тогда предлагаю дождаться официальной бумаги из полиции. Они разберутся, кто виноват, а кто жертва.
— Эти разберутся, как же, — вернувший дар речи, пробурчал Истринов.
Но его запал уже иссяк, так что я лишь смерил его взглядом и отвернулся.
— Тогда так и поступим, — произнес ректор.
— Но до этого момента я требую поставить задержанных студентов «на карандаш» и сделать им выговор, — жестко заявил я, подавшись грудью вперед.
— Но-о... — растерялся ректор.
— Пока что устный, — снова облокотившись на спинку стула, «смягчился» я. — Оставлять подобное безнаказанным не следует! Полиция конечно разберется, но их бумага лишь подтвердит сказанное мной. И позволит отчислить нападавших. При необходимости.
Я то давил на деканов, описывая самые жесткие последствия для учащихся, а значит и для репутации института, то «делал шаг назад», позволяя им облегченно выдохнуть. Это давало мне вести разговор и фактически ставить свои условия. А то вон до чего дошли! Меня же обвинять удумали!
— Да, устный выговор сделать стоит, — поспешно согласился Игорь Александрович. — Коллеги. Раз мы выяснили вопрос, то предлагаю больше не задерживаться и идти к студентам.
Деканы стали подниматься со своих мест, и двинулись к выходу. Лишь «лохматый» декан философов Пирожков, проходя мимо меня, пожал руку и тихо сказал:
— Так и надо с этими недорослями!
Чтож. Пожалуй, пока что инцидент исчерпан. Посмотрим, что будет на занятиях.
— Илья Иванович, — предупредительно постучав в дверь, заглянул к купцу его помощник.
— А-а-а, Потап. Заходи, — махнул своей лапищей Посеребренный из-за стола.
— Я выяснил, что произошло вчера вечером с вашим сыном, и кто в него стрелял.
Помощник встал перед столом купца, ожидая его разрешения говорить.
— Рассказывай.
— Пятеро студентов, один из которых ваш сын, напали после занятий на нового наставника по дисциплине, — уже на этих словах купец нахмурился, но перебивать помощника не стал. — У того оказался с собой револьвер, которым он сначала выстрелил в воздух, а когда не помогло, выстрелил в вашего сына.
— Почему в него?
— По словам других студентов, именно ваш сын был тем, кто и подбил их «поучить уму нового преподавателя». И во время нападения именно он скомандовал нападать на наставника.
— Замена растет, — гордо раздулся купец. И тут же сдулся. — Жаль, что не думает, как дело провернуть, прежде чем его начинать. Ну а кто этот наставник?
— Григорий Бологовский. Из тверских дворян, — еще больше печали вселил в своего работодателя помощник. — Род из угасающих. От них осталось лишь три человека. Сам Григорий, его младшая сестра и дед — глава рода. В Москве у них связей вроде нет, вот только нынешний глава рода, Борис Леонидович Бологовский, раньше был генералом. Кое-какие связи вполне могли остаться. Тем более что в институт Григория приняли по рекомендации. Чьей — выяснить не удалось. Сам Григорий — бывший поручик, ушел в отставку по ранению. Служил на границе, имеет боевой опыт.
— Мда-а... С кондачка не решишь, что тут делать, — задумался Илья Иванович.
Пусть по словам помощника конфликт спровоцировал его сын, но для купца это было неважным. В их деле без конфликтов и чуть ли не открытых войн капитал не нажить. Так что пускай учится, шишки зарабатывает. Потом пригодится. А вот спускать кому бы то ни было нападение на сына он не собирался. И жене обещал, и репутацию растерять можно, если противники прознают, что о младшего Посеребренного «ноги вытер» простой учитель.
— Значит, силой мы его сейчас наказать не можем. Тогда будем бить по тому, что более ценно у дворян, — тяжелым взглядом посмотрел он на помощника. — Ударим по его чести!
Глава 21
— Смотри, непотопляемый какой-то, — расслышал я один из возгласов, когда медленно шел по коридору института.
Но стоило мне обернуться, не удержавшийся студент тут же замолчал. А так как стоял он не один, а в компании еще из троих сокурсников, понять, кто именно воскликнул, я не смог. Но это и не сильно важно. Главное иное — учащиеся начинают воспринимать меня всерьез. Это стало понятно не только и не столько по этому возгласу, сколько по взглядам окружающих. А они изменились. Интерес сменился легкой опаской. Те, кто поддерживал меня раньше тайком, стали уже более открыто улыбаться, когда я смотрел на них, а пару раз со мной даже здоровались. Большой прогресс!
Единственное, что меня смущало — сумка с вещами, с которой я так и таскался весь день. Деть ее было некуда, а новое жилье я так и не нашел. Но до одного случая я почти не обращал на нее внимания, стараясь просто не забыть. Однако когда я попытался посетить одно из занятий, чтобы привычно просидеть на нем до конца учебного дня, то преподаватель, очевидно единомышленник Истринова, попытался выставить меня вон. И основанием этого решения как раз и стало наличие сумки в моих руках.
— Личные вещи студенты оставляют дома, — исподлобья смотрел на меня молодой учитель, что только недавно сам был студентом, а тут каким-то образом сумел прорваться на преподавательскую должность.
— Вы так с барышнями своими разговаривайте, — с ходу заявил я ему. — Что и куда я ношу, вас не касается, — отрезал я. Хамить и я прекрасно умею, да и настроение не к черту.
Молодой препод, с шикарными бакенбардами, как у иных генералов, да императоров, скрежетнул зубами, но развивать спор не решился. И правильно! Но на заметку я его взял и фамилию запомнил.
Отсидев же занятие, я решил дать институтской общественности успокоиться, а самому отправиться на поиск жилья. Но чтобы соблюсти приличия, сначала пошел к ректору. Предупредить о своем отсутствии, ну и узнать его мнение, как ко мне будут относиться дальше, тоже интересно.
— Григорий Мстиславович? Что-то опять случилось? — всполошился Игорь Александрович.
— Слава богу, нет, — успокоил я его.
Тот даже скрывать своих чувств не стал, громко и облегченно выдохнув и откинувшись на своем стуле.
— Так по какому вы вопросу?
— Хочу узнать, что вы думаете — чего мне стоит ожидать от студентов и преподавателей? И мне не совсем понятна ваша позиция — почему на претензии Истринова ко мне вы никак не отреагировали, а на мои, совершенно справедливые, к нему — тут же постарались все замять?
Глаза Котельникова забегали по рабочему столу.
— Понимаете ли, Григорий Мстиславович, — начал он, боясь поднять на меня взгляд, — управлять таким коллективом, как преподаватели учебного заведения, не так-то и просто. Сор из избы мы стараемся не выносить, а за своих бьемся до последнего, даже если считаем их не правыми. А вы, уж не обижайтесь, но все еще не стали частью коллектива. Но надеюсь, вскоре это пройдет, — тут же попытался он меня «успокоить», словно для меня это имело значение. — Я полностью с вами согласен, прощать подобное вопиющее нападение со стороны учащихся нельзя ни в коем случае! А то в другой раз они уже не на вас, а на кого иного нападут. Покажется им, что их знания были оценены некорректно — и решат пойти «проверенным путем». Так что, ваше требование устроить им выговор, пусть и устный, я полностью поддерживаю и даже сейчас пишу соответствующие письма родным студентов, чтобы они повлияли на своих чад.
Ага. Так вывернул, словно это я смягчил наказание для студентов до устного выговора, а не они своим внешним видом показывали, что более суровое наказание не потерпят. Ну и жук! Понятно, почему он на своем посту. Хитрый и скользкий. А ведь поначалу показался мне открытым и честным.