В принципе так и получилось. Поднявшись еще на этаж, я увидел длинный коридор во все здание, поделенный «пополам» зарешеченной дверью. С «той» стороны двери у коридора были окна, выходящие во внутренний двор и двери в кабинеты служащих полиции напротив них. С «этой» — только двери в кабинеты. Доведя меня до одного из них, фельдфебель приказал мне встать лицом к стене, а сам постучался и доложил о том, что привел заключенного. О как! Уже не задержанный, а заключенный? А этот мужик хоть разницу-то между этими понятиями знает? Или хочет на меня страх нагнать?
В кабинете меня встретил упитанный мужчина тридцати пяти — сорока лет. Лысина на голове обрамлена была венчиком жидких светлых волос, а под мясистым носом скромно притулились короткие редкие усы. Из-за стола он даже не попытался встать, вяло махнув толстой рукой на табурет, стоящий в паре метров от входа прямо посередине между дверью и столом.
Мой конвоир подтолкнул меня к табурету и, когда я сел на него, встал у меня за спиной.
— Ну и кто вы будете? — громко высморкавшись в широкий светлый платок, лениво спросил меня так и не представившийся полицейский.
— Вы изъяли мои документы. Там все написано, — процедил я. — Вообще не понимаю, по какому праву вы задержали дворянина!
— А это мы и хотим выяснить, — удивил меня титулярный советник, — дворянин вы, или кто еще там… Вы хоть знаете, за что попали к нам?
— Понятия не имею.
— Ну, это все так поначалу говорят, — вздохнул офицер и вяло пошевелил пальцами.
В следующий миг мне в ухо прилетел кулак моего конвоира, скинув меня с табурета на пол. Вздернув мое тело и усадив обратно, служака продолжил молча стоять, словно ничего только что не произошло.
— Так вы ответите на вопрос? — лениво уточнил следователь.
— Я не знаю, за что вы меня задержали, — зло выдохнул я. — Я Григорий Мстиславович Бологовский. Дворянин. Член Русского географического общества. Приехал сюда по заданию общества — исследовать отдаленные уголки Аляски.
Рассказывать про принадлежность к жандармерии после посещения управления что-то мне резко расхотелось. А вот ссылка на уважаемое и на самом деле весомое общество мне показалась более уместной. Все же в нем состоят даже члены императорской фамилии.
— Не врите, — поморщился советник, а мне снова прилетел удар от фельдфебеля, снесший меня на пол.
Когда меня вернули на место, в голове шумело, а из носа пошла кровь — неудачно упал.
— Григорий Бологовский мертв. Нет смысла выдавать себя за мертвеца, — пояснил мне свои «сомнения» следователь. — Поэтому говорите, кто вы такой и почему представляетесь чужим именем.
— Не знаю, с чего вы решили, будто я мертв, однако другого ответа вы от меня не услышите.
— Матвей, уведи его. Пусть еще подумает, — помахал рукой перед собой советник, брезгливо поморщившись.
Также грубо, как привел, фельдфебель вернул меня в камеру. А дальше потекли тяжелые и томительные часы моего заточения. Никто не приходил. Даже еды не приносили. В окошке под потолком померк свет, показывая, что наступила ночь, и я забылся тревожным сном.
Утром пришел все тот же фельдфебель, отконвоировав меня к уже знакомому и до сих пор не представившемуся следователю. Все повторилось по кругу с той лишь разницей, что теперь их интересовало, откуда у меня браслет. Сослался на то, что при исследовании племени алеутов получил его в дар. Не поверили и вернули в камеру. Хорошо хоть напоследок воды принесли. Хоть напился.
В чем-то этот следователь был прав. Когда сидишь в одиночной камере. Без воды, еды, наедине с собственными мыслями часами в итоге можешь согласиться на что угодно. Даже оговорить себя, лишь бы эта мука закончилась. Я не знаю, сколько бы я выдержал такую пытку, но на третий день мое пребывание в камере закончилось.
Началось все уже нестандартно. Пришедший фельдфебель Матвей на этот раз не бил меня, а довольно вежливо попросил покинуть камеру. Это меня сразу насторожило, но в то же время вселило робкую надежду. Когда мы пришли в кабинет титулярного советника, там он оказался не один, а в компании какого-то мужчины. Подтянутый незнакомец с тростью в руках и котелком на голове удивленно вскинул бровь, увидев на моих руках «перчатки», после чего произошла интересная пантомима. Толстяк-следователь покрылся испариной и зло сверкнул глазами в сторону фельдфебеля. Тот суетливо полез в карман, промахнулся, но все же исправился, достал ключи и вскрыл небольшой замок в районе моих запястий. Перчатки с грохотом упали на пол под звук моего облегченного вздоха.
— Я подожду вас снаружи, Григорий Мстиславович, — учтиво сказал незнакомец и, не прощаясь со следователем, вышел из кабинета.
— Моя личность подтверждена? — ехидно посмотрел я на толстяка.
— Да, конечно, — уже не лениво, а очень активно и с испугом в глазах закивал тот.
— Тогда… — протянул я, медленно поворачиваясь к фельдфебелю. — Хэк!
Смачный апперкот отправил того «полежать», а я сам чуть не упал на пол. Все же три дня голодовки не прошли даром, истощив организм. Но удержался. А ударил я его хорошо — вложив в кулак весь вес своего тела, как учили в десантуре в «той» жизни.
— Как очнется, пусть еще будет благодарен, что легко отделался за рукоприкладство к дворянину, — заявил я толстяку.
Тот снова закивал как болванчик.
— А вот вы… — хищно вперил я в него свой взгляд, отчего полицейский даже как-то сжался и стал меньше в своем кресле.
— В-вы же понимаете. Служба, — проблеял он. — Вас привел сам господин Герасимов и сказал, что вы шпион. Я не мог сомневаться в его словах. Моя задача была — допросить вас, чтобы вы во всем сознались.
— Ага, в таких условиях любой сознается, — легко кивнул я. — Даже невиновный. Ну, с господином Герасимовым я сам поговорю. А вот ваши методы допроса… да еще при знании, что перед вами дворянин…
— Но шпионаж… — жалобно протянул толстяк.
— Не отменяет правил отношения к дворянам! — жестко перебил я его.
— Но…
— Никаких «но»! — снова перебил я его. — И что же мы будем с вами делать? — оперся я руками на его стол, нависая над толстяком.
Хотя ход был не столько психологическим, а просто от боязни упасть. Все же вложился я в удар знатно, и сил осталось всего чуть.
— Я-я… могу вам чем-то помочь? — выдавил тот из себя улыбку.
— Теперь ты мне должен! — поставил я его перед фактом.
Лекции по агентурной работе и вербовке не прошли даром, и сейчас я активно применял их на практике.
— Я с тебя три шкуры спущу, за эти дни, проведенные мной в камере! А если попробуешь отказаться… — сделал я паузу, наблюдая, как по виску толстяка потекла капля пота. — То это прекрасное место покажется тебе раем, фантазия у меня богатая, — мстительно закончил я.
Толстяк обреченно кивнул, соглашаясь с моим требованием. Отлепившись от стола, я осторожно, чтобы не упасть, развернулся и пошел к выходу. Сейчас бы еще покушать и жизнь вообще заиграет красками!
Когда я вышел из здания полицейского участка и с наслаждением вдохнул свежий воздух, рядом деликатно кашлянули.
— Григорий Мстиславович, — приподнял котелок мужчина, который вызволил меня из этой передряги. — Позвольте представиться, Аристарх Вениаминович Белов. К вашим услугам.
— Григорий Мстиславович Бологовский. Приятно познакомиться, — кивнул я ему в ответ. — А вы…?
— Не здесь, — слегка растянув губы в подобии намека на улыбку, покачал головой он. — Я вижу, вы голодны. Здесь неподалеку есть небольшая кофейня. Там нам будет удобнее. Хотя долго посидеть не удастся. Мне было настоятельно рекомендовано доставить вас как можно раньше.
— Кем?
На вопрос Аристарх Вениаминович лишь вновь слегка покачал головой. Шифруется, только непонятно, от кого.
До кофейни и правда было недалеко — всего метров пятьдесят. Брать много я не стал, хоть и хотелось навалить себе полный стол еды. Обошелся чашкой кофе и тремя булочками с вареньем. И лишь когда умял первую, вновь задал свои вопросы Белову.
— Я ваш коллега, как вы должны были понять, — начал отвечать мужчина. — Работаю с осведомителями. Ну а так как большинство из них является штатными осведомителями полиции, то нет ничего удивительного, что мы «прикрылись» их именем. Город у нас не такой уж и большой, как может показаться. Пусть приезжих много, но основные жители все на виду. Вот и приходится крутиться.
— Хорошо придумано, — уважительно кивнул я.
— Поели? Тогда идемте. Илларион Сергеевич не любит, когда сильно опаздывают.
До здания управления жандармерии идти было от кофейни еще ближе, чем от полицейского участка. Поэтому у местного начальства мы оказались уже через пять минут.
Главу местного отделения жандармерии звали Илларион Сергеевич Бальт. Был он майором, что на ступеньку выше простого ротмистра, имел слегка шальной взгляд человека, привыкшего, что его приказы выполняются, даже самые нелепые. Рядом с ним обнаружился и мой обидчик — тот самый Павел Алексеевич.
— Григорий Мстиславович, — расплылся в улыбке Илларион Сергеевич, — рад, что вы снова с нами. Прошу прощения за Павла, он принял вас за шпиона.
— С чего бы это? — хмуро покосился я на рыжего Павла.
— Так по нашей информации все, кто ехал в поезде, где числились и вы, погибли. Нам даже ваш чемодан прислали. Да и в газетах все об этом писали. Ну и что тогда должен был подумать Паша? Хорошо хоть все разъяснилось. Из Москвы пришло письмо с вашим точным описанием и подтверждением, что вы в нашем городе.
Не зря я значит тогда телеграмму Агапонову послал! Иначе еще неизвестно, чем все могло кончиться. Но если в газетах писали о погибших, то могли и список вывесить, кто был в поезде? И что будет, если эта информация дойдет до Ольги? Или мальчишек? А Лида увидит? Как она среагирует? Хотя насчет Ольги и пацанов можно не переживать — они мою телеграмму получат и успокоятся. Но вот Лида… и вот кстати, а если дед посчитает меня мертвым — что он предпримет? Вопросы у меня лишь множатся, а ответов что-то не видать.