Он говорил все, что кричат балаганные зазывалы, предлагая публике свои услуги — выступает ли испанский Фигаро или французский парикмахер. У него была та же самоуверенность, то же знание человеческих слабостей, те же затасканные остроты, то же забавное фиглярство и изворотливость, а туземцы слушали с таким же изумлением, любопытством и доверчивостью, что и зеваки цивилизованного мира.
Вот почему не прошло и десяти минут, как завороженные зрители столпились вокруг нашего Фигаро, устроившегося на площади в «ложе», то есть в лавчонке, служившей и кабаком.
Эта «ложа» принадлежала бразильцу, жителю Табатинги. Здесь за несколько ватемов (местная монета стоимостью в 20 рейсов или 6 сантимов) жители могли пить туземные напитки, чаще всего «ассаи». Это довольно густой ликер, изготовленный из пальмовых плодов, и пьют его из «куй», то есть из половинки выдолбленной тыквы, — такими сосудами широко пользуются в бассейне Амазонки.
Теперь мужчины и женщины спешили занять место на табуретке перед цирюльником, причем мужчины торопились не меньше, чем дамы. Ножницам Фрагозо приходилось бездействовать, ибо не могло быть и речи о том, чтобы остричь эти роскошные шапки волос, отличавшиеся тонкостью и густотой. Но зато его гребню и щипцам, которые уже накалялись на жаровне в углу, предстояла немалая работа.
А как наш мастер подзадоривал толпу!
— Глядите, глядите, друзья мои! — кричал он. — Вы увидите, как прочно будет держаться завивка, только не сомните ее, когда ляжете спать. Она продержится целый год, а ведь это самые модные прически в Белене и в Рио-де-Жанейро! Королевские фрейлины и те причесаны не лучше! И обратите внимание — я не жалею помады!
Что и говорить, помады он не жалел! Правда, он брал просто немного топленого сала и подмешивал к нему сок душистых цветов, но смесь эта застывала, как цемент!
Воистину сооружения, созданные рукой Фрагозо, можно было бы назвать волосяными дворцами, в которых сочетались все архитектурные стили. Локоны, кольца, завитки, косички, кудряшки, волны, штопоры, букли — всему находилось место. И никакой подделки: ни накладных волос, ни валиков, ни фальшивых шиньонов! Волосы у туземцев не какая-нибудь чахлая лесная поросль, истощенная частыми вырубками, это, скорее, густой лес во всей его девственной силе. Однако Фрагозо не пренебрегал и украшениями: он добавлял то несколько живых цветов, то две-три длинные рыбные кости, то кое-какие медные или костяные побрякушки, которые приносили ему местные щеголихи. Уж наверно щеголихи времен Директории,[26] позавидовали бы изысканности этих причудливых причесок, уложенных в три, а то и в четыре яруса, и сам великий Леонар[27] пожалуй, преклонился бы перед своим заморским соперником.
Вот тут-то ватемы и рейсы — единственные деньги, на которые жители Амазонки обменивают свои товары, — потекли в карманы Фрагозо, который принимал их с явным удовольствием. Однако вскоре стало очевидно, что до наступления вечера он не успеет обслужить клиентов, которые все прибывали. У входа в «ложу» теперь толпились не только жители Табатинги. Весть о приезде Фрагозо мгновенно облетела округу. Туземцы стекались со всех сторон: индейцы Тикуна — с левого берега; Майоруна — с правого; пришли и те, кто жил на берегах Кажуру, и те, кто поселился в деревнях на Жавари.
На площади выстроился длинный хвост нетерпеливых клиентов. Счастливцы и счастливицы, побывавшие в руках у Фрагозо, гордо ходили из дома в дом, хвастаясь своей прической, но двигались с опаской, совсем как большие дети, какими они и были.
Понятно, что, когда пробило полдень, наш занятый по горло Фигаро не мог улучить минуту, чтобы сбегать позавтракать на жангаду, и ему пришлось ограничиться стаканчиком ассаи, горстью вареной тапиоки и черепашьими яйцами, которые он глотал между делом, продолжая орудовать щипцами.
Кабатчик тоже немало заработал, ведь каждая прическа обильно обмывалась напитками из погребов его «ложи». Воистину приезд знаменитого Фрагозо — штатного и сверхштатного парикмахера племен Верхней Амазонки — был для Табатинги крупным событием!
13. Торрес
В пять часов вечера Фрагозо трудился по-прежнему; он выбился из сил и боялся, как бы ему не пришлось провести здесь всю ночь, чтобы обслужить ожидающих клиентов.
В эту минуту на площадь вышел какой-то незнакомец и, увидев сборище туземцев, подошел к кабачку.
Несколько минут он внимательно и недоверчиво разглядывал Фрагозо. По-видимому, этот осмотр его удовлетворил, потому что он вошел в кабачок.
Незнакомцу было лет тридцать пять. Довольно изящный дорожный костюм подчеркивал статность его фигуры. Но густая черная борода, которой, как видно, давно не касались ножницы, и слишком длинные волосы настоятельно требовали вмешательства парикмахера.
— Здорово, приятель! — сказал он, слегка хлопнув Фрагозо по плечу.
Фрагозо обернулся, услышав эти слова, произнесенные на чистом бразильском языке, а не на смешанном местном наречии.
— Соотечественник? — спросил он, продолжая трудиться над непокорным завитком на голове индианки.
— Да, — ответил незнакомец, — соотечественник, который нуждается в ваших услугах.
— С моим удовольствием, сию минутку! — сказал Фрагозо. — Как только я обслужу эту даму.
И он закончил прическу двумя взмахами щипцов.
Хотя новоприбывший не имел права занять освободившееся место, он уселся на табуретку, что не вызвало возражений среди туземцев, вынужденных уступить ему очередь.
Фрагозо отложил щипцы и взялся за ножницы, спросив, по обычаю, своих собратьев:
— Что прикажете?
— Подстричь бороду и волосы, — ответил незнакомец.
— Слушаюсь. — И Фрагозо запустил гребень в густые волосы своего клиента.
Ножницы тотчас принялись за дело.
— Вы прибыли издалека? — заговорил Фрагозо, который не мог работать и не болтать.
— Из окрестностей Икитоса.
— Скажите, и я тоже! — воскликнул Фрагозо. — Я спустился по Амазонке от Икитоса до Табатинги. Разрешите узнать ваше имя?
— Пожалуйста, — ответил незнакомец. — Меня зовут Торрес.
Когда волосы клиента были острижены «по последней моде», Фрагозо перешел к его бороде, но, взглянув ему прямо в лицо, невольно остановился; однако он тут же снова заработал ножницами и наконец спросил:
— Послушайте, господин Торрес… ваше лицо мне знакомо! Не встречались ли мы где-нибудь с вами?
— Не думаю, — поспешно ответил Торрес.
— Стало быть, я ошибаюсь.
И Фрагозо снова углубился в работу.
Минуту спустя Торрес вернулся к разговору, прерванному вопросом Фрагозо.
— На чем вы ехали из Икитоса?
— От Икитоса до Табатинги?
— Да.
— На громадном деревянном плоту, по приглашению достойного хозяина фазенды, который плывет по Амазонке со всей своей семьей.
— Ах вот как! — откликнулся Торрес. — Вам повезло, приятель. Кабы ваш хозяин согласился взять и меня…
— А разве вы тоже собираетесь спуститься вниз по реке?
— Вот именно.
— До Пара?
— Нет, только до Манауса, там у меня дела.
— Ну что же, мой хозяин человек любезный. Я думаю, он охотно окажет вам эту услугу.
— Вы думаете?
— Могу сказать, я в этом уверен.
— А как зовут этого владельца фазенды? — небрежно спросил Торрес.
— Жоам Гарраль, — ответил Фрагозо и, отвернувшись, пробормотал про себя: — Ей-богу, я где-то видел это лицо!
Торрес был не из тех, кто прекращает разговор, который его интересует, да еще но серьезной причине.
— Значит, — продолжал он, — вы думаете, что Жоам Гарраль согласится взять меня с собой?
— Повторяю, я в этом не сомневаюсь. То, что он сделал для такого бездомного бродяги, как я, он, конечно, не откажется сделать и для вас, своего соотечественника.
— Он плывет один на своей жангаде?
— Нет, я же вам только что сказал — он плывет со всей своей семьей, и все они прекрасные люди, уверяю вас, а также с экипажем из индейцев и негров — рабочих фазенды.
— А он богат, этот Жоам Гарраль?
— Еще бы, даже очень. Строевой лес, из которого связана жангада, вместе с товарами, которые на ней везут, уже составят целое состояние.
— Значит, Жоам Гарраль только что пересек бразильскую границу вместе со всей своей семьей? — повторил Торрес.
— Ну да, — подтвердил Фрагозо, — с женой, сыном, дочерью и ее женихом.
— Так у него есть дочь?
— Да, и притом красавица.
— И она собирается замуж?
— За славного молодого человека, военного врача из Беленского гарнизона.
— Отлично! — сказал, улыбаясь, Торрес. — Значит, это почти что свадебное путешествие.
— Путешествие свадебное, увеселительное и деловое, — сказал Фрагозо. — Госпожа Якита Гарраль и ее дочь никогда не были на бразильской земле, а Жоам Гарраль первый раз пересек границу с тех пор, как поселился на ферме старого Магальянса.
— Я полагаю, что их сопровождает и кое-кто из прислуги?
— Разумеется. Старая Сибела — она пятьдесят лет прожила на ферме, и прелестная мулатка Лина — скорее подруга, чем горничная молодой хозяйки. Ах, что за милый характер! Какое сердце, какие глаза! И обо всем имеет собственное суждение — например, о лианах…
Сев на своего конька, Фрагозо, наверно, еще долго не мог бы остановиться, изливая свои восторги по адресу Лины, если бы Торрес не встал с табуретки, чтобы дать место следующему клиенту.
— Что я вам должен? — спросил он у цирюльника.
— Ничего, — ответил Фрагозо. — Какие могут быть счеты между земляками, встретившимися на границе?
— Однако я хотел бы… — возразил Торрес.
— Ладно, ладно, сосчитаемся потом, на жангаде.
— Не знаю, право, осмелюсь ли я просить Жоама Гарраля принять меня.
— Не робейте! Если хотите, я поговорю с ним, он наверное будет рад оказать вам услугу.
В эту минуту Маноэль и Бенито, отправившиеся после обеда в город, зашли посмотреть, как Фрагозо справляется с работой, и показались на пороге «ложи».