Годоны в недоумении останавливаются.
Что произошло? Откуда этот шквал? Почему зайцы превратились во львов? О!.. Снова эта ведьма! Она летит вихрем со знаменем наперевес! Вероятно, за ней большие силы!..
И недолго думая годоны показали тыл. Им и в голову не пришло, что отряд, перед которым они отступают, намного меньше их войска и вполовину хуже вооружен.
Только перед самым фортом англичане остановились.
Год дэм! Так, чего доброго, враг у них на плечах ввалится в крепость и овладеет ею!
Снова посыпались стрелы.
Но Жанна с теми ничтожными силами, которыми располагала, и не рассчитывала взять форт с налета. Важно было лишь продержаться до прихода подкрепления. Все чаще и чаще оглядывалась девушка на переправу. Наконец она различила черную массу рыцарей, над которой трепетало знамя Дюнуа. За рыцарями тянулась артиллерия.
Слава Богу! Еще одно испытание осталось позади!
Форт Огюстен был взят, когда солнце садилось. Мастер Монтеклер несколькими удачными выстрелами расчистил путь осаждающим. Жанна взобралась на насыпь одной из первых и установила там свое знамя. В проходах между рвами завязались жестокие схватки. Но судьба форта была решена. Годоны не могли долго противостоять бешеному натиску наступающих. Силы были слишком неравными. Захватив двор, ополченцы и рыцари стали штурмовать монастырские здания. Англичане пытались прорваться и уйти в Турель. Это удалось немногим. Большинство было перебито, остальные взяты в плен.
А с наступлением темноты над бывшим монастырем вспыхнул гигантский костер. Это по приказанию Жанны ополченцы подожгли крепость, чтобы остановить грабеж, которому предавались упоенные победой солдаты.
К ночи, оставив лошадей и оруженосцев в Портеро, капитаны вернулись в город. Ополченцы и стрелки, напротив, пожелали ночевать на отвоеванной территории.
Жанна колебалась. Ей очень хотелось остаться с солдатами, чтобы завтра с раннего утра приступить к штурму Турели.
Но она безумно устала. Во время наступления она поранила ногу; рана напоминала о себе, требуя перевязки и покоя. Девушка решила, что ее силы завтра днем будут нужнее, чем эта ночь, проведенная без сна на позициях. К тому же, зная повадки господ капитанов, она боялась, что утром, по примеру сегодняшнего, ей все равно пришлось бы возвращаться в Орлеан, подгонять тех, кто предпочитал почивать на лаврах.
Предчувствие не обмануло Жанну. В то время когда она заканчивала скромный ужин, в дверь постучали. Вошел дворянин, не пожелавший назвать своего имени. Он заявил, что прислан по поручению совета.
– Капитаны уверены, что только милостью Божией одержана эта победа. Но теперь англичане знают о малочисленности французских войск. Поскольку город полон продовольствия, армия сможет отлично продержаться, дожидаясь помощи от короля. Поэтому совет считает излишним предпринимать наступление в ближайшее время.
Жанна остолбенела. Кусок застрял у нее в горле. Прошло некоторое время, прежде чем девушка обрела дар речи.
Так вот оно что! Господа хотят все загубить! По злобе на то, что Жанна разоблачила их преступный план и вырвала из их рук руководство, они готовы пойти на измену, на страшное преступление перед страной и народом!
И аргументы-то каковы! Малочисленность французских войск! Но ведь французская армия вместе с силами горожан превышает годонов по крайней мере в два раза! Да, «город полон продовольствия»; значит, это продовольствие нужно все сожрать, значит, город нужно разорить, а бедняков пустить по миру? Прекрасная идея! Господа хотят «дожидаться помощи от короля». Но это чепуха! Какую помощь пришлет дофин, если здесь сейчас собрано все, что можно было собрать?! Зато через день-другой подойдут войска Фастольфа, и тогда все изменится. Тогда прощай, Турель, прощай, победа! Уж не этого ли ждут и желают господа капитаны?
Жанна берет себя в руки. Голос ее звучит спокойно и уверенно.
– Пойдите и скажите тем, кто вас послал: у них был свой совет, а у меня свой. Капитаны полагают, что вчерашняя победа одержана лишь Божией милостью? Так пусть они не сомневаются: эта милость продлится и впредь. А все попытки сорвать наступление не приведут ни к чему.
Ночь была суматошной.
Казалось, половина города страдала бессонницей. Не смущаясь темноты, люди сновали по улицам, перетаскивали продовольствие, фураж, боеприпасы. Башня святого Самсона раскрыла свои недра. Чего здесь только не было: снаряды и охапки стрел, ящики со свинцовыми пулями и бочонками пороха, пики, секиры, боевые палицы, фашины, пушки, луки, арбалеты и осадные лестницы! Все это волокли к пристани. Лодки, беспрестанно курсируя от одного берега к другому, перевозили тяжелые грузы.
А раннее утро принесло известие, поразившее громом: весь труд оказался напрасным. Благородные капитаны извещали, что наступление отменяется.
Что было делать? Куда идти? Горожане знали одно лишь место, где можно было получить совет, утешение, облегчение в горе: дом казначея Буше. Там жила Дева. Только Дева могла разрушить козни капитанов.
И люди пошли к Деве.
Жанна успокоила прибывших. То, что она наметила, будет выполнено. Штурм начнется сейчас же. Без промедления. Капитаны? Ну, это им не удастся!
Напрасно хозяйка умоляла девушку позавтракать, напрасно соблазняла ее только что принесенной свежей рыбой.
Жанна рассмеялась:
– Сохраните ее к вечеру. Я приведу с собой голодного годона, и он получит свою долю.
Уже спускаясь с лестницы, она прибавила:
– Вечером мы вернемся через мост.
Девушка еще раз окидывает взглядом поле боя. Шагов на сто – сто пятьдесят ровная местность, без единого кустика, без бугорка. Потом ров. За ним – высокая насыпь. За насыпью – деревянный настил. И только за настилом – Турель…
Прежде чем подойти к крепости, наступающие должны преодолеть три этапа.
Сначала – до спуска в ров. В это время осажденные простреливают равнину огнем своих батарей.
Второй этап – ров. Здесь еще хуже. Враг бьет на близком расстоянии, как по мишени.
Наконец – насыпь. Это труднее всего. Насыпь очень крутая. Нужно поставить лестницы и взобраться наверх. А в это время тебя будут осыпать стрелами и камнями, поливать кипятком, растопленной смолой и кипящим маслом…
Да, это потруднее, чем Сен-Лу или Огюстен. Турель внушает трепет, кажется неприступной. Орлеанцы хорошо помнят, что прямыми атаками англичане взять ее не смогли.
И все же взять ее можно!
Наступающие подавляют числом. Необходимы лишь смелость и слаженность действий. До тех пор пока вперед вырываются отдельные отряды, а остальные, большинство, стоят и ждут, толку не будет. Надо, чтобы все ударили дружно и одновременно. Кроме того, надо, чтобы люди поняли сложность положения Турели. Ведь крепость находится меж двух огней: между наступающими и городом. В Орлеане осталась часть ополчения и почти вся артиллерия. Орлеанцы внимательно следят за левым берегом. Как только начнется общий штурм, они ударят с противоположной стороны. Этого двойного удара годоны наверняка не выдержат.
Девушка обходит ряды, пытается вселить бодрость в солдат. Она уговаривает рыцарей и начальников городских сил. Ее слушают, ее понимают.
Но нужно показать пример.
Нужно воодушевить этих людей, нужно наглядно убедить их, что стрелы и пули для храбрых не так уж страшны. Жанна берет на плечо осадную лестницу:
– Кто меня любит, за мной!
Она не оглядывается, но чувствует, что за ней идут, потом бегут.
– Вперед!
Вот и ров. Вот и насыпь. Еще одно усилие… Приставив лестницу, Жанна опускает ногу на первую ступеньку.
В этот момент стрела вонзается ей в тело, угодив точно в щель между правым наплечником и панцирем.
От резкого толчка девушка теряет равновесие и падает на руки подбежавших солдат.
…Она лежит на траве. Рядом валяются латы. Над ней – верный Мюго, Паскерель и д'Олон. Кругом солдаты, рыцари, ополченцы. Она горько плачет, плачет навзрыд, по-женски. От боли? Нет, хотя очень больно: стрела вошла в плечо на пол-ладони. Девушка плачет от досады, от огорчения, от страха, что сорван штурм, сорван из-за нее.
И как произошло все это? Ведь еще минута, и французы были бы наверху! Задние ряды тотчас бы подтянулись, а из Орлеана ударили пушки! И тогда конец годонам!
Но после того как она упала, наступление захлебнулось. Ее вынесли из боя, а солдаты и рыцари побежали прочь от Турели.
И вот теперь, лежа здесь, она слышит, что говорят. Ктото из капитанов рассказывает, как ободрились англичане. Еще бы! Они считают ее ведьмой, а ведь известно, что ведьма, потерявшая часть крови, теряет и свою силу.
Такого Жанна не может слушать. Она опирается на левую руку и садится. Слезы высыхают. Схватив торчащий обломок стрелы и морщась от боли, она быстрым рывком выдергивает его из раны. Кто-то из солдат предлагает заговорить кровь. Но Жанна отказывается. Бывалые воины приготовляют тампон из тряпки, пропитывают его смесью сала и оливкового масла и накладывают на рану. Кровь удается остановить. Тогда плечо тщательно перевязывают.
И вот она уже на ногах. Она приказывает надеть на себя латы и шлем. Она должна немедленно вернуться в строй. Наступление будет продолжено!
Капитаны не верят глазам. Гокур жадно глотает воздух. Дюнуа силится улыбнуться. Ла Гир одобрительно кивает.
К девушке подходит монсеньор Батар.
Сегодня она проявила величайший героизм – он поздравляет ее от всего сердца. Все ею восхищены. Все поражены ее мужеством, выносливостью, презрением к смерти. Но не достаточно ли для одного раза? Пусть она обратит взор на положение солнца: через два-три часа начнутся сумерки. А она едва держится на ногах, люди устали и проголодались – нельзя забывать, что многие из них провели ночь без сна. Поэтому он, Дюнуа, отдал распоряжение трубить отход. Надо отвести людей в Орлеан и дать им отдых. Штурм можно будет продолжить завтра, послезавтра или в иной подходящий день. Во всяком случае, утро вечера мудренее.