Тот не стал расспрашивать, что и почему, если уж внук просит о помощи, значит, действительно нужно, Жиль всегда и со всем справлялся сам.
Но Жан де Краон задумчиво протянул:
– Жиль, это очень большие деньги, таких просто в кошеле или в сундуках у меня нет. Нужно продать что-то, а это не быстро.
Почувствовав, что лед тронулся, Жиль с надеждой попросил:
– Она у Филиппа Бургундского! Нужно хотя бы пообещать, что мы заплатим, чтобы не отдавал никому другому.
Жан де Краон удивился:
– Что, есть готовые платить?
– Конечно! Годоны предложили герцогу именно ту сумму, которую я назвал.
– Чтобы годонам досталась наша Дева?! Не бывать этому!
Жиль понял, что дед деньги даст и довольно скоро, в сердце появилась надежда.
– Я могу написать Филиппу Бургундскому о вашем поручительстве?
– Пожалуй, – старый барон кряхтя поднялся. – Что-то кости ломит, видно, завтра быть дождю.
Жиль готов был расцеловать деда в обе его морщинистые щеки.
К Филиппу Бургундскому полетело письмо с предложением… двенадцати тысяч ливров за пленную девушку! Жиль решил, что добавит свои средства к дедовым, чтобы перебить все предложения наверняка. Старый барон такое решение одобрил.
Деньги были быстро собраны, дед не стал объяснять, где достал столь огромную сумму, скорее всего, взял в долг, чтобы потом расплатиться своими владениями. Потянулись долгие дни ожидания…
Филипп Бургундский не стал даже удостаивать ответом взбалмошного, как он считал, барона. Потребовать сумасшедшие деньги за зазнавшуюся девчонку – это одно, а выплачивать – совсем другое. Англичане не станут платить из своей казны, соберут с той же Нормандии, они уже объявили новый налог именно для выкупа Девы. И барон глуп, если предлагал за нее собственные средства, тем более даже за названную им сумму (куда больше предложенной англичанами) отдавать Деву герцог не собирался. Кроме просто денежной выгоды, существовала и другая. Король Карл недвусмысленно дал понять, что предпочел бы, чтобы Дева вообще никогда больше не появлялась ему на глаза, а Бедфорд и кардинал Винчестерский будут благодарны союзнику за такой подарок, пусть оплаченный ими же. Все три стороны – французского короля, английского регента и герцога Бургундии – вполне устраивал предложенный вариант – продажа Девы англичанам.
Филипп Бургундский бросил письмо барона де Ре в камин и усмехнулся, наблюдая, как оно сворачивается в огне. Если барону очень хочется выкупить девчонку, то пусть торгуется с англичанами, хотя те едва ли уступят и за двадцать тысяч, им важен процесс над Девой, доказательство ее отнюдь не божественной силы…
Переговоры между англичанами и Бургундцем шли полтора месяца. Жанне о них и об уступках, на которые шли годоны, чтобы заполучить ее себе, сообщил сир Эймон де Маси, отчего-то зачастивший в замок Боревуар. Хозяева принимали его с радостью, развлечений в далеком Боревуаре не слишком много… Жанне же показалось, что она встретила у молодого рыцаря понимание и поддержку. Девушка так и не научилась отличать зерна от плевел, если барон де Ре обращался с ней как с равной, годоны были готовы выложить огромные деньги, а обе Жанны – тетка и жена Жана Люксембургского – были к ней добры, вовсе не означало, что ее принимают как равную. Разочарование в рыцаре оказалось болезненным, он вовсе не собирался помогать Деве бежать, чтобы продолжить борьбу с врагами Франции! Жанна привлекала его как девушка, Эймон де Маси надеялся, что попавшая в непростое положение, она окажется куда сговорчивей, а уж возможность потом похвастаться, что эта Дева никакая и не дева, и вовсе казалась ему заманчивой…
Ошарашенный сокрушительным отпором, Эймон выпалил о почти заплаченном выкупе! Жанна поняла, почему в последнее время дамы в замке словно избегают ее, а хозяин прячет глаза при встрече. Но Жанну это обеспокоило меньше, девушка испытала приступ бешеной ярости. Продать ее как лошадь или корову, да еще и годонам?! Стало совсем не до глупого Эймона. Кроме того, в последние дни бургундцы все время говорили о скором падении Компьеня, а еще о том, что всех жителей, включая детей, предадут смерти! Девушка рвалась душой в осажденный Компьень.
Утром ее нашли окровавленной под окнами башни. Никто так и не понял, просто ли она выбросилась или пыталась бежать, связав порванную простыню… Выхаживали Жанну всем семейством. Женщинам просто было жаль девушку, а хозяин боялся гнева Филиппа Бургундского.
Жанна с трудом разлепила глаза, пытаясь понять, где находится. Вокруг незнакомая обстановка, непривычные запахи. Но тут же над ней склонилась Жанна де Линьи, тетка Жана Люксембургского:
– Вы очнулись, дитя мое. Лежите тихо, вам нельзя шевелиться, вы слишком разбились.
Обе дамы ухаживали за Жанной, как могли. Сам владелец замка в это время умчался обратно к Компьеню, ведь именно он командовал осадой города.
Жанна де Линьи убеждала Деву:
– Нет, нет, вы не должны беспокоиться, мой племянник никогда не допустит убийства невинных детей! – Немного тише она добавила: – А я не допущу, чтобы он продал вас проклятым годонам! Пока я жива, этого не будет!
Жанна слабо улыбнулась, смешно надеяться, что у Жана Люксембургского вдруг проснется совесть. Но мадемуазель де Линьи покачала головой и заговорщически сообщила:
– Жан ждет от меня огромное наследство, ради него он выполнит все, что бы я ни потребовала. Он не отдаст вас, дитя мое, пока я жива, этого не случится, даже если бы все годоны сразу явились со своими пушками под стены Боревуара! И вам не следовало прыгать из окна, рискуя жизнью.
Через несколько дней она же сообщила, что Компьень не просто держится, но ее любимый племянник потерпел сокрушительное поражение от французов. Отряды Ла Гира, Потона Ксентрайля и других разбили отряды Жана Люксембургского под Компьенем, а сами горожане атаковали с крепостных стен. Осада Компьеня была снята!
Мадемуазель подмигнула:
– Впервые я радуюсь поражению своего племянника!
Это было настоящим подарком для девушки, она душой рвалась к своим друзьям, туда, где бились Ла Гир с ее прежними соратниками. Казалось, Франция проснулась…
Но для Жанны эта победа, как ни странно, означала худшее. После разгрома под Компьенем Филиппу Бургундскому понадобились новые отряды, а денег для их найма не было… И он потребовал у вассала пленницу.
Жану Люксембургскому пришлось выдержать вторую битву у себя в замке. Обе дамы стеной встали на защиту все еще больной Жанны, а тетка заявила прямо:
– Отдашь девочку, не получишь наследство!
Жану пришлось уступить, но он лишь протянул время, потому что тетка сама едва дышала. То, что она доживает последние дни, не было секретом ни для кого. Мадемуазель Жанна де Линьи умерла в середине ноября 1430 года. Больше Жана Люксембургского ничто не сдерживало.
Служанка с изумлением прислушалась, из-за двери доносилось не просто рыдание, супруги разговаривали на повышенных тонах! Такое бывало не часто, атмосфера в замке всегда была доброжелательной. Но в последнее время все изменилось, как только привезли эту Деву, замок наводнили грубые солдаты, норовившие ущипнуть или потискать в любом укромном уголке, хозяйка и старая мадемуазель часто плакали, а потом мадемуазель и вовсе померла. Хозяин вернулся с войны мрачный и злой, теперь вон слезы, чего тоже никогда не бывало, Жан Люксембургский любил жену и старался ее не расстраивать. С чего бы хозяйке плакать?
Жанна Бетюнская действительно рыдала, стоя на коленях перед супругом. Она умоляла не совершать поступок, за который его проклянут потомки! Но ничего не помогло, задержать Деву или попытаться ее не отдать означало подвергнуть разорению свои собственные земли, а ему на помощь не придут французы, не защитит Ла Гир или та же Дева. Замок Боревуар глубоко в тылу в Пикардии, даже если бы и хотел, Жан Люксембургский ничего не смог бы сделать. Но он не хотел, тетка умерла, оставив племяннику свое наследство, бояться теперь было нечего, а пребывание в замке неугомонной Девы только осложняло и без того не очень простую жизнь. Чем скорее ее увезут, тем лучше.
Деву под усиленной охраной отправили окружным путем в Руан. Именно там было назначено проведение суда над ней. Во главе судебной комиссии стоял епископ Бовеский Кошон, имевший собственные претензии к Жанне. Именно из-за ее наступления он потерял и доход в Бове, и теплое местечко в Реймсе. Теперь ему было обещано епископство в Руане, и ради такого жирного куска Кошон готов засудить кого угодно, даже посланницу Господа. Он не верил ни в какие божественные Голоса, ни в какое предназначение девчонки, это все выдумки хитрого Шартра, чтобы поднять солдат на штурм крепостей. Но де Шартр слишком заигрался, Дева вышла из-под контроля и следом за Орлеаном отправилась воевать по всей Франции. Хотя Кошон был готов отдать должное хитрости епископа Реймсского: получив свое место в религиозной столице Франции, тот сумел ловко опорочить девчонку, ведь везде было объявлено, что Дева, будучи орудием Господним, превысила Его волю и принялась воевать самостоятельно, чем и навлекла гнев Господень и на себя, и на всех, кто продолжал бездумно ее поддерживать. Кошон только вздыхал, ловок епископ Шартр, ох, ловок!
Будь они с де Шартром союзниками, какие дела могли вершить… Но судьба развела двух хитрецов по разные стороны, один был с королем Карлом, другой – с англичанами. И теперь Кошону предстояло доказать, что Дева вовсе не посланница Господа, а ведьма, слышавшая дьявольские голоса. Епископ был совершенно уверен, что сумеет это сделать, слишком большой куш сулило такое дело в случае успеха.
Для Жанны началась совсем другая жизнь, это были самые тяжелые полгода. Теперь никто не сочувствовал девушке, никто не поддерживал. Мало того, когда ее передали англичанам, закончилось и вообще человеческое обращение, теперь Дева ехала в кандалах, а потом и вовсе в железной клетке!
Это был особый род пытки – поместить человека в железную клетку, в которой ни выпрямиться, ни лечь он не мог. Жанну спасал ее маленький рост, хотя разогнуться все равно не получалось, а руки, ноги и шея прикованы цепями к прутьям, от чего даже сменить положение проблема. Сначала она уговаривала сама себя: ничего, спать в латах было не легче, но она же вытерпела! Правда, в латах пришлось мучиться всего пару дней, и вокруг были друзья, готовые поддержать. А здесь неволя, железо и враги, от одних взглядов которых можно умереть.