чтобы ее к нему привели, — сказано в протоколе второго публичного допроса Жанны в Руане, — она отправилась туда и сказала, что хочет идти во Францию. Герцог расспрашивал ее, как ему восстановить свое здоровье, но она ему ответила, что ничего об этом не знает. О своей поездке (во Францию) она говорила мало; однако же, сказала герцогу, чтобы он дал ей своего сына и людей, которые проводят ее во Францию, и она будет молить бога об его здоровье». Сыном герцога Жанна называла его зятя, Рене Анжуйского.
Некоторые подробности разговора Жанны с Карлом Лотарингским сообщила на процессе реабилитации Маргарита Ла Турульд, вдова королевского советника Рено де Булинье. В ее доме в Бурже Жанна провела осенью 1429 г., после коронационного похода, около трех недель. Маргарита сблизилась со своей почетной гостьей, и та ей о многом рассказывала. Зашла у них речь и о визите Жанны к герцогу Лотарингскому. По словам Маргариты, герцог позвал к себе Жанну потому, что был болен, а Жанна заявила ему, что он не выздоровеет до тех пор, «пока не исправится» и не воссоединится со своей добродетельной супругой. Скандальное поведение герцога, открыто сожительство-вавшего с некоей Ализон Дюмей, ни для кого не было секретом, а зная характер Жанны и ее отношение к по-добным вещам, можно не сомневаться, что она выложила ему все напрямик» [7]. Одним словом, не нужно искать тайн там, где их нет.
4. Упоминание об участии Жанны в рыцарском турнире в Нанси взято из «Бюллетеня общества археологии и Лотарингского исторического музея», и серьезными специалистами его достоверность подвергается сомнению. Уместно также вспомнить о том, что во время поездки в Нанси при Жанне никаких доспехов и гербов не было. Первые свои латы Жанна получит позже — в Туре.
5. Аудиенции у Иоланды Анжуйской добился Бертран де Пуланжи, Жанна на ней не присутствовала. Теща Карла VII действительно проявляла интерес к загадочной девушке, о которой уже ползли слухи, как о Деве из знаменитого пророчества, и подробно расспросила о ней де Пуланжи. Вполне возможно, что она внесла свою лепту в то, чтобы убедить Карла принять Жанну.
«По традиции Жанну должны были задержать стражники у ворот Шинона для выяснения личности, затем ей предстояло бы объяснение с дежурным офицером, затем — с губернатором, и только после этого ей назначили бы аудиенцию у короля, если бы, конечно, ее допустили к нему. Некоторые знатные дворяне иной раз не по одному дню дожидались аудиенции. А тут простая крестьянка. И все же Жанне не пришлось проходить через все эти процедуры. Никто не требовал удостоверять ее личность. По всей видимости, Жанну в Шиноне знали и ждали. Ждали с нетерпением. [6]
Ответим на эту сентенцию цитатой из книги историков, работающих с реальными историческими документами, а не вторичными, весьма сомнительными источниками: «Король приказал своим советникам отправиться на постоялый двор, где остановилась Жанна, и расспросить ее: зачем она приехала и чего просит? Жанна колеблется; она хочет говорить о своей миссии только в присутствии короля, но, так как на ответе настаивают, она, в конце концов, говорит, что у нее два поручения от Царя Небесного. Во-первых, снять осаду с Орлеана, а затем проводить короля в Реймс, дабы он был там миропомазан и коронован. Установив это, советники вернулись к королю. Их мнения разделились. Одни считали, что эта девица явно сумасшедшая и поэтому ее следует без обиняков выпроводить, другие полагали, что королю следует, по крайней мере, выслушать Деву. Вполне вероятно, что Карл окончательно принял решение и согласился принять ее в замке лишь после того, как получил послание Робера де Бодрикура, отправленное вскоре после отъезда маленького отряда и подтверждающее сказанное Жанной и ее спутниками. Если бы не заверения капитана, не так давно вновь доказавшего свою преданность королю, недоверчивый и подозрительный Карл не принял бы Жанну.
Подумать только, что пришлось преодолеть этой девочке: долгое трудное путешествие по территориям, которые в другие времена назвали бы «оккупированной зоной», переправа вброд через вздувшиеся от паводка реки; а сколько раз можно было наскочить на вражеские гарнизоны и военные отряды в пути и на остановках! И все это надлежащим образом подтверждено закаленным в боях капитаном далекой крепости; все говорит в пользу того, что надо хотя бы переговорить с девушкой. Задним числом понимаешь мудрость Жанны, которая сначала отправилась в путь со своими двумя спутниками, затем вернулась в Вокулёр и заявила: «Не так нам пристало удаляться». Настойчивость, с которой она стремилась переговорить с Робером де Бодрикуром, теперь кажется вполне оправданной: ей было необходимо ручательство капитана» [4].
В качестве аргумента в пользу версии королевского происхождения ревизионисты выдвигают почему-то фразу, сказанную Жанной во время знакомства с герцогом Алансонским:
«Уже на следующий день после официального представления при шенонском дворе Жанна беседовала с дофином Карлом, причем — и это отмечают все свидетели — сидела рядом с ним, что могла себе позволить лишь принцесса крови. При появлении герцога Алансонского она бесцеремонно поинтересовалась:
— А это кто такой?
— Мой кузен Алансон.
— Добро пожаловать! — благожелательно проговорила Жанна. — Чем больше будет нас, в ком течет кровь Франции, тем лучше…» [8]
Здесь мы имеем намеренное искажение слов Жанны. Приведем воспоминание самого Жана д`Алансона: «Когда Жанна приехала к королю, тот был в городе Шиноне, а я в городке Сен-Флоран (около Сомюра); я охотился на перепелок, когда прибыл гонец и сказал мне, что к королю приехала Дева, утверждающая, что она ниспослана Богом изгнать англичан и снять осаду этих англичан с Орлеана; вот почему на следующий день я отправился к королю, пребывавшему в городе Шиноне, и увидел там Жанну, разговаривающую с королем. В тот момент, когда я подошел, Жанна спросила, кто я, и король ответил, что я герцог Алансонский. Тогда Жанна сказала: «Вам добро пожаловать, чем больше людей королевской крови Франции соберется вместе, тем будет лучше».
Как видим, первоначальная фраза несколько отличается от той, которую приводят ревизионисты, причем это небольшое отличие коренным образом меняет смысл. Р. Перну по этому поводу пишет: «Иногда ответ Жанны трактовали неправильно (единственно из-за ошибки в переводе, ведь она определенно сказала: «Quanto plures erunt», т. е. «чем больше их будет»)»[4].
Теперь давайте вернемся к гербу Жанны д`Арк. Ранее мы немного коснулись темы аноблирования Жанны, указав, что в конце 1429 года Карл присвоил семье Жанны и ей самой дворянские права и даровал герб с изображением королевских лилий.
«Дарованный Жанне дофином герб не имеет ни малейшего отношения к гербу д'Арков, указывая на совсем иное, куда более высокое происхождение».[5]
«Этот герб воспроизведен в книге Ж. Песма «Жанна Д' Арк не была сожжена» (П. - 1960 г.), Э. Вейль-Рейналя «Двойная тайна Жанны Девственницы» (П. - 1972 г.), а так же описан Ж. Жакоби в его исследовании «Знатность и герб Жанны Д' Арк»: «щит с лазурным полем, в котором две золотые лилии и серебряный меч с золотым эфесом острием вверх, увенчанный золотой короной». Специалисты считают, что такие короны помещались на гербах «принцев крови» (А. Лаббит. «Начальный трактат о гербе», П. Жубер. «Лилии и львы, введение в искусство герба».). Что касается меча, то многие специалисты склонны видеть в нем пресловутую «темную полосу незаконнорожденности»…
…Герб Жанны говорил о королевской крови и ничего не говорил о незаконнорожденности, только намекал, так как вместо классической «темной полосы» была использована символическая композиция, расшифровка которой являлась непосильной задачей для большинства».[6]
Следует отметить здесь, что сама Жанна не придавала никакого значения полученному дворянству, что явствует из руанских протоколов: «Спрошен-ная, имела ли она щит и герб, отвечала, что не имела ни того, ни другого, но что король даровал ее братьям герб, а именно щит лазоревого цвета с двумя лилиями и мечом посередине… Затем она сказала, что сей герб был да-рован королем ее братьям без всякой просьбы с ее стороны или откровения».
Хочется задать ревизионистам вопрос: если данный герб был пожалован не одной Жанне, а и ее родным, то не следует ли из этого, что в жилах всей семьи д`Арк текла королевская кровь?
Разберемся теперь с еще одним «доказательством». Наши псевдоисторики пытаются подвести под свою теорию прозвище Жанны — Орлеанская Дева:
«Под прозвищем Орлеанская Девственница она была известна задолго до того, как освободила город Орлеан. Архиепископ Амбренский в письме к Карлу VII (март 1428 года) уже называет ее Орлеанской Девственницей, а, между прочим, она еще преспокойно обретается в тот момент в Лотарингии, еще никто не знает (или не должен знать), что, прежде всего, она собирается освободить Орлеан. В данном случае прозвище Жанны выглядит, как указание на принадлежность к Орлеанскому дому»[6].
Исследуя вопрос возникновения прозвища «Орлеанская Дева», В.И.Райцес пишет: «Это выражение встречается впервые в тексте 1555 г., а через двадцать лет, в 1576 г., можно было уже прочесть: «Жанна д'Арк, именуемая обычно Орлеанской девой» [7]. Режин Перну соглашается с этим утверждением: «Выражение «Орлеанская Дева» появляется в XVI веке…» [4]. Райцес также пишет: «Немногочисленные исследователи, занимавшиеся вопросом о появлении термина «Орлеанская дева», связывают это понятие с местным культом Жанны в Орлеане. Известно, что сразу же после освобождения там стали ежегодно отмечать это событие торжественной процессией; эта традиция сохранилась до наших дней. В начале XVI в. на Орлеанском мосту был сооружен первый памятник Жанне д'Арк. Орлеан был единственным городом, в котором память о Жанне по-стоянно поддерживалась и материально воплощалась; естественно, что и само представление о Деве все более ассоциировалось с тем местом, где она совершила свой первый подвиг» [7].