Четверть часа спустя я уже ехала в такси к комплексу многоквартирных домов, расположенному неподалеку от входа на киностудию «Атлас». Комплекс представлял собой сооружения из железобетона, в которых сочетались элементы стилей модерн и брутализм 1970-х годов. Всего было три отдельных здания, высотой в семь-восемь этажей. Я попросила таксиста высадить меня у корпуса Б. Расплатившись с водителем, я поднялась по бетонной лестнице к квартире № 402. Чтобы успокоиться, сделала глубокий вдох и позвонила в дверь, не ожидая ничего хорошего: подумала, либо дома никого нет, либо меня встретит разгневанная женщина, которая не захочет со мной общаться, скажет, чтобы я убиралась восвояси и никогда здесь не появлялась.
Но после третьего звонка дверь отворилась. На пороге стояла женщина, на удивление высокая и стильная, но дико худая, с лицом, которое некогда было прекрасным, а теперь морщинистым и оплывшим. В одной руке она держала дымящуюся сигарету, в другой – бокал розового вина.
– Итак, – произнесла она прокуренным голосом, – наконец-то ты здесь.
– Вы знаете, кто я такая? – спросила я.
– Разумеется. Ты – другая жена.
Глава 17
– Полагаю, ты немного пьешь, – сказала Фанза.
– Да, немного, – подтвердила я.
– А я пью много.
Она жестом предложила мне сесть на диван с обивкой из коричневого вельвета. Я находилась в скромной однокомнатной квартире. Бетонные стены, выкрашенные в белый цвет. Кресло-качалка из гнутой древесины. Абстрактные полотна с композициями из разбрызганных красок. Старый ковер. Несколько фотографий в рамках, на которых запечатлена Самира на разных этапах взросления. Кондиционер, неплохо охлаждавший воздух, но работавший с тихим жужжанием. Парочка ламп, которые, как и все остальное убранство, казались устаревшими лет на двадцать. Балкон с видом на наступающую пустыню.
Заметив, что я разглядываю комнату, где всюду стояли пустые бокалы из-под вина, подносы с грязной посудой и вообще царил беспорядок, Фанза кашлянула, как заядлая курильщица, и сказала:
– Я тебя сюда не приглашала и за бардак извиняться не собираюсь. В свое оправдание могу лишь сказать, что в апреле у меня изменились личные обстоятельства и мне в срочном порядке пришлось искать другую квартиру. Порой жизнь – это цепь разочарований. Особенно в том, что касается мужчин, ты не согласна?
И она снова закашлялась.
– С вами все хорошо? – спросила я.
– Нет, конечно.
Худая, как палка, она была одета в черные холщовые штаны и черную холщовую рубашку; ее тонкие запястья обвивали штук девять золотых и медных браслетов. Седина еще не тронула ее длинные прямые иссиня-черные волосы. Но кожа была загрубевшая, и на зубах виднелся коричневый налет от табака.
Она исчезла на кухне и через минуту вернулась с охлажденной бутылкой розового вина и вторым бокалом.
– Марокканское, но хорошее.
– Как и почти все вина, что я здесь пила.
– Значит, Малыш Пол взял в жены молодую женщину, – произнесла она, снова закурив.
– Не такая уж я молодая.
– Лет на двадцать моложе меня… по моим меркам, девчонка. Но важно не это, а то, что ты – его жена.
– Как и вы.
– Вообще-то наш брак продлился всего минут десять, наверно… а потом был аннулирован.
– Аннулирован? В самом деле?
– Ты удивлена?
– Мне сказали, что вы до сих пор его жена.
– Тот, кто это сказал – и я догадываюсь кто, – просто хотел задурить тебе голову. Я определенно бывшая жена Пола.
Фаиза плеснула в бокал вина и протянула его мне. Я подняла бокал, но она в ответ сдержанно кивнула, заявив:
– Не будем притворяться подругами. И потом, через сорок минут мне урок давать – разговорный английский. Конечно, общение с тобой на разговорном английском помогло бы мне в профессиональном плане, но твое присутствие не вызывает у меня особого восторга.
Я извинилась за то, что явилась к ней без предупреждения и приглашения.
– Но я очень волнуюсь за Пола.
– Угораздило же тебя связаться с этим козлом. Да, да, он самый настоящий козел. Козел, которому следовало бы ногу себе прострелить из «Калашникова», перезарядить и еще раз разрядить в себя всю обойму.
Фаизу снова стал душить кашель. Когда приступ прошел, она вином смочила горло и сказала:
– Мне всегда говорили, что курение до добра не доведет. Но без сигарет моя жизнь была бы еще более невыносимой. Хотя ты, наверно, вообще никогда не курила. Наверно, ты из тех американок, кто посещает спортзал шесть дней в неделю.
– Я знаю, что Пол к вам приходил, – произнесла я, не поддаваясь на провокацию.
– Пол приходил ко мне с просьбой. Умолял, чтобы я помогла ему наладить отношения с дочерью. Естественно, я отказалась.
Я глотнула вина, тщательно подбирая слова:
– Я понимаю, почему вы прогнали его. Ведь он долгие годы не вспоминал ни о вас, ни о вашей дочери. Прошу вас, поймите меня правильно: до вчерашнего дня я даже не подозревала о вашем с Самирой существовании. Однако Пол сейчас находится в состоянии тяжелейшего психического расстройства, и он пропал.
– Дай бог, чтобы на этот раз уж навсегда. Я не осуждаю людей, склонных к саморазрушению. Это личный выбор. Вот я, например, выкуриваю по сорок сигарет в день. Только я приношу вред одной себе. А Пол, разрушая себя, губит всех на своем пути. Вчера вечером, выставляя его за дверь, я сказала ему, что он окажет всем огромную услугу, если покончит с собой.
Пауза.
– Ваша ненависть не знает границ, – наконец промолвила я.
– А ты, можно подумать, мать Тереза.
– Да, я, скорей всего, разведусь с Полом, когда мы вернемся в Штаты. Но прежде я должна увезти его домой. Подальше от Бен Хассана.
– Этот жирный боров… он может стать для тебя и лучшим другом, и самым страшным кошмаром.
– Вы по-прежнему поддерживаете с ним связь?
– Учитывая, что он, возможно, убил моего отца и двух моих братьев? Что ж, я его не осуждаю.
– Так их больше нет?
– Да, они все теперь в земле. Надеюсь, ответ ты получила. Стоял ли за этим Бен Хассан? Большой вопрос. – Фанза плеснула еще вина в наши бокалы и продолжила: – Если их убил Бен Хассан, я не стала бы его осуждать. После того как он помог Полу избежать вынужденного брака – кажется, так у вас говорят? – они искалечили ему руки, поставили крест на его карьере художника. В наказание полиция и суд взяли с них только небольшой денежный штраф. А Бен Хассан с тех пор не мог держать в руке кисть. Отец поступил как самый настоящий головорез, и я до того была возмущена его поведением, что сразу же порвала всякие отношения и с ним, и с братьями. Эти вообще были тупыми марионетками, делали все, что говорил отец. Например, переломали пальцы человеку, который провинился лишь в том, что оказал помощь своему другу.
– А вас саму чувство вины не мучило? Если верить рассказу Бен Хассана, который он поведал мне вчера вечером, вы, явившись к Полу, пригрозили, что вас убьют, если он на вас не женится…
Фаиза затушила окурок в пепельнице:
– Ты вообще представляешь, что значит быть женщиной на Востоке? Родные и слышать ничего не желали, как только выяснилось, что я беременна. Умышленно ли я забеременела? Скажем так: мы были неосторожны. Нет, я не предохранялась. И надеялась, что Пол женится на мне и увезет меня из Марокко в Штаты. Так что с моей стороны это был исключительно корыстный расчет. Но в ту пору мы с Полом любили друг друга… по крайней мере, какое-то время. Я даже сказала ему: «Женись на мне, сделай мне грин-карту, и, как только мы приедем в Штаты, я пойду своим путем». Пол колебался, и я совершила роковую ошибку, сообщив о беременности отцу. С того момента мы были обречены. Папа просто не способен был действовать тонко и умно. Всегда пускал в ход тяжелую артиллерию. Он любой ценой должен был добиться своего и наказывал всякого, кто пытался ему помешать. Что и произошло с беднягой Бен Хассаном.
– И в конечном счете он убил ваших братьев и отца?
– Как я уже говорила, до сих пор ничего не известно. Мой отец погиб в автомобильной катастрофе, где-то между Касабланкой и Марракешем. В машине он был один. Согласно отчету полиции, у его «мерседеса» отказали тормоза. Им не удалось установить, копался в них кто-то или нет, но бытовало мнение, что кто-то ослабил тормозные колодки, и поэтому, когда перед отцом выскочил мотоцикл и он нажал на тормоза, результатом стала авария. Он потерял управление машиной. «Мерседес» трижды перевернулся и затем загорелся. Все детали так сильно обгорели, что невозможно было установить, подстроена авария или нет. Мотоциклиста, разумеется, не нашли. Но сам факт, что автокатастрофа произошла ночью на пустой дороге… в общем, и я, и многие другие считали, что это было тщательно спланированное преступление. Настолько тщательно спланированное, что у полиции даже не нашлось оснований, чтобы возбудить дело.
Потом лет семь спустя погиб мой брат Абдулла – якобы повесился в своем доме на Коста-дель-Соль. Абдулла неплохо преуспел в торговле ковровыми покрытиями и линолеумом. Довольно поздно – ему было за сорок – он женился на очень красивой, но очень глупой женщине, растил двух дочерей, в которых души не чаял, возился с ними, когда бывал дома, что случалось не часто. Часть своего бизнеса он перенес в Испанию, где купил petit bourgeois домик на берегу моря – никакого вкуса у человека – и не выказывал никаких признаков того, что у него депрессия или что он психически неустойчив. Труп обнаружила его любовница, девушка из местного бара. Какое-то время она считалась главной подозреваемой. Но дело в том, что Абдулла с годами сильно растолстел, стал почти таким же, как Бен Хассан. Так что едва ли она сумела бы повесить его. Подозрение вызвало то, что в тот вечер он принял большую дозу снотворного – целых три таблетки. Девушку и ее парня многие месяцы подозревали в сговоре с целью убийства. Но я всегда была убеждена, что за всем этим стоит Бен Хассан.
– Почему вы не уведомили полицию о своих подозрениях?