В конце концов нам пришлось позвонить Лайлу.
– Извините, – сказал он. – Забыл. Был занят.
Дэвид Лайл сгибался под грузом прожитых лет – подозреваю, что ему было под двести. Лицо его покрывали глубокие морщины, седая борода торчала во все стороны, а голос звучал, пожалуй, слишком громко. Осторожно опустившись в большое кресло, он посмотрел затуманенным взглядом на Алекса, потом по сторонам и, наконец, на меня.
– Кто эта женщина? – спросил он.
– Чейз, это профессор Лайл, – сказал Алекс. – Профессор, это Чейз Колпат, мой компаньон.
Лайл задумчиво разглядывал меня – вероятно, раздумывал над тем, хочет ли он говорить в моем присутствии. Похоже, он решил, что угрозы я не представляю.
– Вы прекрасно выглядите, дорогая, – сказал он, после чего обратился к Алексу, не сводя с меня взгляда: – Если бы я знал про госпожу Колпат, то предпочел бы увидеться с вами лично.
– Спасибо, профессор, – ответила я. – Вы очень любезны.
Он попытался улыбнуться, но тут же судорожно закашлялся, словно что-то проглотил.
– С вами все в порядке? – спросил Алекс.
Как ни странно, но в таких случаях обычно задают именно этот вопрос. Постепенно Лайл отдышался, выставил перед собой ладонь и кивнул.
– Простите, – сказал он. – У меня аллергия, которая проявляется как раз в это время года. – Он глубоко вздохнул и откашлялся. – Так о чем мы с вами говорили, Джозеф?
– Алекс, профессор. Меня зовут Алекс.
– Ах да, извините. – Он коснулся пальцами виска. – Годы уже не те. Итак, чем я могу помочь?
– Мы говорили о вашем старом друге Уильяме Винтере.
– Да, Билл… Трудно поверить, как давно это было…
– Вам его не хватает?
– Еще как. Господи, таких людей больше нет. Слишком рано он умер.
– Не знаете, что с ним случилось?
– Я видел только официальные сообщения. Отправился в экспедицию, бог знает куда, и не вернулся. Он полетел вместе с Кристофером Робином.
– Они искали что-то, связанное с появлениями неопознанных кораблей возле космических станций?
– Что? – Лайл приложил ладонь к уху, намекая, что Алексу следует говорить громче.
– Они выясняли, почему неопознанные корабли появляются у космических станций?
Профессор рассмеялся и долго не мог остановиться, что в итоге закончилось очередным приступом кашля. Наконец он снова поднял руку – мол, со мной все в порядке, нужно только потерпеть.
– Неопознанные корабли? Огни в небе? Да, конечно. Именно их он хотел найти – загадочные объекты, которые появляются и исчезают. А в итоге нашел собственную смерть.
– И все-таки, что именно они искали, профессор?
– Не знаю, что он рассчитывал найти. Он не любил это обсуждать.
– Почему?
– Вероятно, считал, что подобные разговоры сочтут глупостью.
– Вы знаете, куда они летали?
Он поколебался, прикусив губу.
– Не на Индикар?
– Значит, вы знаете?
– Да, знаем. Так куда? На Вильянуэву?
Лайл мог ничего не говорить – достаточно было видеть, как он отреагировал на эти слова. Закрыв глаза, он утер губы тыльной стороной ладони, и на его посеревшем лице отразилась боль.
– Зачем, профессор? Зачем они летали на Вильянуэву?
– Господи, Джозеф, я не знаю.
– Совсем никаких предположений?
– Он уверял, что расскажет по возвращении, что потом мы отправимся туда и вместе все отпразднуем. Так он сказал.
– Профессор, у вас должны быть хоть какие-то предположения. Зачем они туда летали?
– Могу лишь предположить, что это было связано с теми таинственными явлениями.
– Неопознанными кораблями?
– Да.
– Что именно он говорил?
– Алекс, прошло почти полвека. Или даже больше? Годы летят так быстро… – Он явно испытывал боль, если не физическую, то душевную. – Позднее, уже после смерти Билла, я спрашивал Робина, что произошло, но он молчал. Черт побери, он не хотел ничего говорить, хотя я потерял друга. Просто покачал головой, сказал, что я все равно не поверю, и ушел. – Похоже, Лайл окончательно обессилел. – Впрочем, кажется, было еще кое-что. Перед отлетом Билл сказал…
– Что он сказал, профессор?
– Что если повезет, они найдут это в церквях.
– О чем шла речь?
– Не знаю. – Он утомленно откинулся на спинку кресла. – Я захотел объяснений, но Билл лишь рассмеялся и сказал, что на это будет время потом. Вот уж действительно… – Он судорожно втянул ртом воздух, лязгнув зубами. – Я просил его не лететь, говорил, что может случиться всякое. Но он не собирался отступать.
– В церквях, – нахмурившись, проговорил Алекс. – Он так и сказал – «в церквях»? Не «в церкви»?
– Именно так. – Лайл покачал головой. – Одному богу известно, что он имел в виду.
За все время профессор ни разу не улыбнулся.
Как утверждалось, Вильянуэва была прекрасной планетой: неизменный климат, сила тяжести, очень близкая к стандартной, плодородная почва, биосистема, легко приспосабливаемая к человеческим нуждам. По легенде, именно на Вильянуэве проросло первое инопланетное лимонное дерево. Здесь прекрасно себя чувствовали и домашние животные – кошки, собаки, попугаи. Спутник планеты выглядел еще красивее, чем земная Луна, поскольку обладал атмосферой и излучал более мягкое свечение. Обширные океаны, густые леса и покрытые снежными шапками горы сразу же покоряли тех, кто прилетал на планету. Вильянуэва идеально подходила на роль форпоста, но ее перспективы как колонии выглядели весьма туманно.
Когда в третьем тысячелетии прибыли первые исследовательские корабли, о пылевом облаке, вероятно, уже знали. Традиция, однако, это отрицает: исследователи будто бы высадились в мирной зеленой долине, где купались в хрустальных источниках, слушали шумящий в деревьях ветер и устраивали вечеринки под сверкающей луной. Лишь позднее они обнаружили, что планета движется к собственной гибели со скоростью, равной примерно двадцати миллионам километров в день. До вхождения в опасную зону оставалось еще много веков, но рано или поздно небо должно было потемнеть, а цветы и кустарники – замерзнуть навсегда. Но пока что планета выглядела настоящим раем. Некоторые первопроходцы, видимо, решили, что времени более чем достаточно: они сами, их дети и внуки успеют пожить в этом мире. Не надо было лишь основывать постоянную колонию.
Планету назвали Вильянуэва – Новое Поселение, из-за сходства с идеальной Землей, как она виделась каждому, – чудесный мир-сад, где днем всегда прохладно и всегда поют птицы. И они поступили так же, как поступил бы на их месте любой, – несмотря на облако, начали строить дома. На Вильянуэву стали заворачивать те, кто путешествовал по Рукаву Ориона: люди на несколько дней выбирались из тогдашних тесных, спартанских кораблей и нежились под тропическим ветерком на прекрасной, любимой всеми планете.
Появилась и орбитальная станция, которую назвали Фелисити – Счастье: на ней обосновались казино и секс-клубы. Поселения на земле продолжали расширяться, и люди все прибывали. До облака было еще слишком далеко, чтобы беспокоиться всерьез.
Поселения пускали корни, превращаясь в города. Население росло. Для молодых семей переселение на планету было возможностью начать все сначала, или приключением, или шансом обрести идеальное место для воспитания детей. Тысяча лет, восемьсот лет – не важно, времени еще много. Пусть эти проблемы волнуют других.
Оценки численности населения планеты на тот момент, когда неминуемое случилось, разнятся; большинство историков говорят о миллиарде человек. К тому времени Вильянуэва стала полностью независимой и процветала так, как никто и не мечтал. Даже когда внешние планеты начали входить в облако, население – резкого сокращения которого ожидали все – продолжало расти. Небо темнело, становилось холоднее, но организованных попыток покинуть планету не предпринималось. Все указывало на то, что люди рассчитывали переждать бедствие, оставаясь дома и доверившись Господу – при том, что Вильянуэве предстояло пробыть в облаке свыше трехсот лет.
Сегодня само слово «Вильянуэва» является синонимом катастрофы.
Из-за противодействия пылевого облака Фелисити потеряла орбитальную скорость, вошла в смертельную спираль и рухнула в океан. Люди к тому времени еще зависели от сельского хозяйства, но сельскохозяйственные угодья погибли. Когда они наконец попытались бежать с планеты, было уже слишком поздно. На Вильянуэву отправили припасы и технику. А когда три столетия спустя она вышла из облака – небольшого по космическим масштабам, – там не осталось никого.
Потом случилось странное. Разумеется, местная цивилизация по тогдашним стандартам была высокотехнологичной и располагала самыми совершенными на тот момент автоматизированными системами. Сегодня они, конечно, кажутся примитивными. Но возможно, эта примитивность пошла им на пользу – они были проще и поэтому устойчивее к климатическим условиям, которые постоянно ухудшались. Поэтому не вполне правильно говорить, что после выхода планеты из облака, с другой его стороны, там не осталось никого: техника никуда не делась и продолжала функционировать. Системы поддержки обновляли сами себя. Как замечает Марси Ли в «Последних днях», проблема заключалась в том, что никому не пришло в голову выключить свет.
Я знаю, что это вовсе не кажется проблемой. Но посланная после катастрофы команда спасателей встретила неожиданное сопротивление – похоже, техника не желала своего отключения. Несколько человек сгорели от высоковольтного разряда, а одного техника зашибла насмерть оторвавшаяся трансмиссия. Одновременно с «несчастным случаем» по коммуникаторам спасателей раздалось предупреждение о том, что они зашли на чужую территорию и должны немедленно ее покинуть.
Последующие попытки завершились с тем же результатом. Ходили истории, будто те, кто высаживался на Вильянуэве с целью поживиться, становились жертвами «несчастных случаев» либо исчезали навсегда. Команда, отправленная для уничтожения системы управления данными, оказалась заперта в подземной камере, а когда они попытались с помощью взрыва проделать дыру в двери, на них обрушились стены – прямо как в романе ужасов Викки Грин. В конце концов власти решили, что разумнее закрыть доступ на планету. Вильянуэву запретили посещать. На ее орбиту вывели спутники, предупреждавшие путешественников, что каждый, кто пожелает высадиться на планету, будет действовать на свой страх и риск.