В нашем экскурсе в историю доктор Чен как бы мимоходом обратил мое внимание, что уже в давние времена для идентификации брали отпечатки пальцев; они ставились на арендных и торговых соглашениях. В древней «Книге исправления зла» говорится и о группах крови, и об установлении родства по крови.
Более тысячи лет назад китайская медицина применяла гормональные препараты — козлиный желудок, пуповину или вытяжку из половых органов быка. Книга «Тысяча золотых лекарств» (VII в.) рекомендует употреблять печень различных животных.
— Кто смеялся, а кто морщился от отвращения, когда слышал, что традиционная китайская медицина рекомендует пить мочу новорожденных при анемии или чахотке, — продолжает профессор. — Но теперь, когда установили, что моча младенца действительно содержит различные ценные гормоны, одна японская фирма производит вакцину из очищенной мочи.
Наиболее интересные «нововведения» профессор применяет, назначая лечебное питание…
Китайская хирургия не имеет выдающихся достижений; усилия врачей были направлены скорее на то, чтобы снабдить больного препаратами, ускорявшими сращивание костей. Для меня самыми любопытными были, пожалуй, замечания профессора о «психологической гигиене», о старинном искусстве «вдыхания нового и выдыхания старого».
Умение не поддаваться импульсам, умение расслабиться может сейчас показаться трюизмом, но профессор уверяет, что это качество глубоко укоренилось в психологии китайцев и передается из поколения в поколение. Затем мне показывают снимок металлической модели человеческого тела, на которой учатся искусству иглоукалывания. Я никогда не перестану удивляться этой науке; от врача, вводящего 285 раз иглу в тело человека, требуется прекрасное знание анатомии. Нельзя не удивляться мудрости книги «Канон медицины», изданной при императоре Хуан-ди (2697 лет до н. э.). Она написана тушью на бамбуковых дощечках. Иероглиф «врач» изображала композиция из ланцета для пускания крови и сосуда. За 4300 лет до открытия Вильяма Гарвея эта книга учила: «Вся кровь в теле контролируется сердцем, кровь бежит по замкнутому кругу и никогда не останавливается…»
— Профессор, чем можно объяснить, что после столь бурного развития медицины в Китае наступил застой?
— Дело, видите ли, в том, что порох Марко Поло привез из Китая, но оружие было лучше в Европе…
Я не получил точного ответа и на свой вопрос, как можно поставить диагноз, прослушав пульс. Переводчик, пошептавшись с профессором, ответил мне, что это результат многолетнего опыта и сноровки. Я собрался уходить, но профессор пожелал выразить смысл нашей беседы так, как он ее понимает. Я записал слова переводчика на магнитофон: «Профессор просит, чтобы уважаемый чужестранец принял к сведению его глубокую веру в то, что будущее будет соперничать с прошлым. Он уверен, что ученые всего мира будут черпать свои знания из сокровищницы китайской медицины, которая скрывает в себе богатые и неиспользованные залежи мудрости…»
Мы обменялись поклонами; в приемной я укладываю в сумку магнитофон и другую аппаратуру. Из кабинета доносится голос профессора, диктующий ассистентке, снова стучат костяшки, ловкие пальцы что-то перемешивают…
— Это прекрасный врач, — говорит мне переводчик, — и пока господин крутил ленту, я записался к нему на прием…
Место действия: деревня в провинции Пампанга, в 65 милях к северу от Манилы. Действующее лицо: 35-летний Эусебио Либрес, по профессии чистильщик обуви. Зрители: четыреста крестьян. Краткое содержание пьесы: Эусебио Либрес двенадцать лет болел неизвестной болезнью. Когда она прошла, он решил в знак благодарности распять себя на кресте. Эусебио лег на деревянный крест, и ему начали вбивать в ладони гвозди; родные плакали. Товарищи давали ему эфир. Крест подняли. Эусебио повис на кресте на высоте четырех метров от земли. Он висел, одетый в белые одежды, с терновым венком на голове. Его родные стояли на коленях и молились. Через несколько минут крест опустили на землю; у Эусебио, который был без сознания, вытащили гвозди и отнесли домой, где его ждали врачи. Время действия: страстная пятница 1967 года.
Негриты считают, что оспой заболевает тот, кто убил животное или срубил дерево, принадлежащее демону.-
Доктор Фердинанд Блюментритт в своем фундаментальном труде «Мифологический словарь Филиппин» пишет, что тирураи Минданао верят в дьявольский дух, вызывающий болезни, здесь известный под названием «саитан».
На некоторых островах архипелага бытует поверье, что кожные болезни вызываются прикосновением невидимой ладони, что нюхать цветы вредно для здоровья, потому что злой дух через нос входит в человека, сжирает носовую перегородку и нос проваливается.
Все семь дней недели, круглый год, день и ночь по великой артерии Манилы — проспекту Рисаля — течет пестрая толпа людей. Вплотную, одна за другой, несутся машины — роскошные лимузины и расцвеченные всеми цветами радуги микроавтобусы, переделанные из американских джипов. У водителей буйная фантазия, поэтому надо быть особенно внимательным при переходе улицы. Внимание, зеленый свет! Мы бежим на другую сторону. Это заняло буквально считанные минуты. В эти считанные минуты где-то на Филиппинах родился еще один ребенок. Родился ли он в небольшом баррио, или в большом городе — мы не знаем, как не знаем и того, подтвердятся ли предсказания ученых, что через двадцать лет население Филиппин удвоится. Наверняка известно лишь одно: новорожденный проживет не очень долго.
Сообщения с Филиппин говорят о том, что еще очень и очень много надо сделать, чтобы вырвать филиппинскую деревню из-под власти суеверий и знахарства.
Деревенская акушерка (как себя величает она сама), принимая роды, отрезает пуповину остро обструганным бамбуком. Роженица и ребенок вскоре умирают; позже выясняется, что за час до родов этим же бамбуковым ножом она потрошила водяного буйвола.
Маленьким детям дают папиросы, потому что дым «выкуривает» увеличенные гланды. Понос у детей лечится так: им дают вареное собачье мясо.
Многие заплатили жизнью за свою веру в предрассудки.
«Если укусит бешеная собака, ее надо убить, и тогда тебе ничего не грозит». «Если укусит змея, укушенного надо закопать в землю, чтобы она вытянула яд».
От такого средства часто умирали люди, хотя их кусали неядовитые змеи. Не умер от змеи, умрешь от столбняка. Мужчине, который поранился на работе, знахарь советует обложить открытую рану навозом, чтобы остановить кровотечение. Остановилась не кровь, остановилась жизнь — начался столбняк.
Молодая женщина жалуется, что ей отказали ноги. Муж не разрешает позвать врача. Добрый знахарь советует обложить ноги толстым слоем мыла с негашеной известью, а сверху прикрыть сухими банановыми листьями и туго забинтовать: на ногах образуются нарывы, через которые и «выйдет болезнь». У больной начались конвульсии, стало прерывистым дыхание, и, когда, наконец, вызвали врача, тот обнаружил столбняк — результат такого «лечения». Женщина же была больна бери-бери, а эта болезнь лечится очень простыми средствами.
Суеверны не только жители глухих деревень. Водитель грузовика, работающий на лесоповале, сначала приносил жертву лесным духам, чтобы те не мстили ему за то, что он вывозит их собственность: он расставлял по лесу бутылки с можжевельной настойкой и клал пачки дешевых папирос. Потом разжигал костер, убивал козла и кровь животного разбрызгивал по кустам, а сваренное козлиное мясо и рис разбрасывал по лесу.
Мой собеседник — деревенский колдун с острова Лусон. Он — гордость своей деревни. Меня к нему отвезла учительница, которая сама у него лечилась. Колдун оказался весьма словоохотливым и рассказал мне, что в возрасте 11 лет, когда он работал на рисовом поле, у него случился приступ эпилепсии. Рисовое поле, как известно, залито водой. Дергающемуся в конвульсиях ребенку ничего не стоило захлебнуться, но он «увидел Божью матерь и святых» и не только не захлебнулся и не утонул, но с тех пор обладает даром исцелять. А диагноз колдун ставит по ладони. Меня он не может исцелить лишь потому, что я одет в панцирь неверия. А если бы я верил, то по моей ладони он открыл бы тайны моего организма. Колдун говорит так быстро, что переводчик еле за ним поспевает. Вокруг нас собирается все больше народу — из самой Европы прибыл человек ради того, чтобы посоветоваться с их чудотворцем. Колдун пыжится от удовольствия у всех на глазах. Теперь надо выпить с ним рисовой водки, закусить собачьим мясом и послушать его философские рассуждения — смесь фанатичного испанского католицизма и язычества. Демоны сотрудничают здесь с апостолами, каждый святой лечит свою болезнь с помощью божества, владевшего душами человека задолго до высадки сеньора Магеллана.
В Маниле над столом одного врача висит карикатура: два колдуна держат совет у изголовья больного. Один говорит другому на своем колдовском языке: «Снимем сначала чары огня, потом чары леса, потом рисового поля, а если и это не поможет, вкатим ему два миллиона единиц пенициллина…»
В общем, нынешние знахари поднаторели в медицине, с помощью ли газетных реклам или проспектов фармацевтических фирм. Случается, однако, что и они вылечивают больного.
Мой собеседник — колдун с острова Лусон — маленькая рыбешка среди акул. Его пациенты — бедные крестьяне. Но я повторяю, что суеверие и знахарство процветают не только в глухих баррио.
Люди, занимающиеся этим вопросом, говорят, что чудесное исцеление — продукт изобретательности спевшихся авантюристов и поставлено оно чуть ли не на промышленную ногу. Они подозревают, что в группы паломников, например, которые ищут исцеления, после того как им не помогла современная медицина, эти авантюристы посылают своих «агентов», т. е. людей, симулирующих различные недуги. В какой-то момент «калеки» вдруг обретают силу в ногах, хотя и были «парализованными с детства», или объявляют о своем исцелении от другого тяжкого недуга, от которого страдали всю жизнь. Такое «чудо» происходит обязательно на глазах фоторепортеров — а им только сенсации и подавай… Эти представления заранее репетируются и рассчитаны на психологию толпы.