[10], а весил целых двести пятьдесят фунтов[11].
Когда он был еще совсем мальчишкой, папа Тредгуд взял его в свой магазин и обучил на мясника. Уже в десять лет он умел разделать свинью, и Сипси ужасно им гордилась. Она не могла бы любить его сильнее, будь он даже ее собственным сыном. Часто обнимала его и говорила: «Милый, хоть ты и не родный мне, а все равно что мой».
Когда Большой Джордж угодил под суд, она каждый день ходила на судебные заседания, не важно, дождь на улице или солнце… А ведь ей тогда уже было под девяносто. Хотя по негру никогда не заметно, сколько ему лет.
Еще она все время пела. «В багажном вагоне вперед и вперед», «Утренним поездом еду я домой»… И всегда что-нибудь про поезда. Перед смертью она сказала Большому Джорджу, что ей приснился Иисус весь в белом, он был проводником поезда-призрака и приехал забрать ее на небеса.
Я вам скажу, что в восемьдесят лет она еще готовила в кафе, и готовила отменно. Большинство посетителей ходили туда только из-за ее стряпни. И уж конечно, не для того, чтобы полюбоваться нашим кафе. Когда Иджи и Руфь купили его, это была здоровенная, страхолюдная развалюха. Знаете где? Напротив железнодорожных путей, рядом с почтой, где работала Дот Уимс.
Я хорошо помню тот день, когда они перебрались в кафе. Мы все пришли помогать, Сипси подметала пол и вдруг заметила, что Руфь вешает на стену репродукцию «Тайной вечери». Она бросила веник, долго смотрела на картину, а потом спросила:
«Миз Руфь, это кто же такой сидит за столом рядом с мистером Иисусом?»
Руфь так ласково ей отвечает: «Ну как же, Сипси, это ведь мистер Иисус и его братья». А Сипси глянула на нее и говорит: «Да ну! А я чего-то думала, что у миз Марии был только один сын», — и снова взялась за веник. Мы чуть не померли со смеху. Сипси прекрасно знала, что изображает «Тайная вечеря». Просто любила пошутить.
Джулиан и Клео соорудили в зале четыре деревянные кабинки и пристроили сзади жилую комнату для Иджи и Руфи. Стены кафе обшили сосновыми досками, а пол остался прежним, из старого дерева.
Руфь сначала пыталась украсить кафе. Повесила картину с парусником в лунном свете, но Иджи сняла ее и прикрепила рисунок с собаками, которые сидели за карточным столом, дымили сигарами и играли в покер. А внизу подписала: КЛУБ «МАРИНОВАННЫЙ ОГУРЕЦ». Они потом стали так называть свой сумасшедший клуб, который Иджи устроила вместе со своим дружком Грэди Килгором. Еще она развесила рождественские украшения — их так никогда и не сняли — и прилепила старый железнодорожный календарь. Вот и все.
В кафе было только четыре стола и несколько не слишком надежных стульев. — Миссис Тредгуд засмеялась. — Вечно садишься и не знаешь, выдержит тебя стул на этот раз или развалится. Кассового аппарата у них не было. Деньги хранили в коробке из-под сигар, из нее же и сдачу давали. На стойке лежали картофельные чипсы, фотографии известных футболистов, расчески, жевательный табак, наживка для рыбы и маленькие дудочки из кукурузного початка.
Иджи открывала кафе на рассвете и не закрывала, пока, по ее словам, последняя собака не наестся. Большая сортировочная станция была всего в двух кварталах, и все железнодорожники ели в этом кафе, и цветные и белые. Только цветных обслуживали с черного хода. Конечно, многие выражали недовольство, что она продает еду неграм, и нередко из-за этого бывали стычки. Но она говорила: «Никто не смеет указывать, что мне можно делать, а чего нельзя». Клео сказал, что она в одиночку решила бороться со всем Ку-клукс-кланом, и возражать ей бесполезно. Вот так и получилось, что наша милая, добродушная Иджи обернулась храбрым рыцарем и ринулась в неравный бой.
Кафе «Полустанок»
Полустанок, штат Алабама
22 марта 1933 г.
Иджи пила кофе и болтала со своим бродячим другом Смоки. Сипси и Онзелла на кухне жарили зеленые помидоры для целой толпы, которая должна была собраться к обеду, ровно в 11.30, и слушали по радио «Евангелический час. Крылья над Иорданом», когда в дверь кухни постучал Осия Смит. Сипси вышла в зал, вытирая руки передником.
— Миз Иджи, тут черный юноша просится поговорить с вами.
Иджи подошла к москитной сетке и увидела Осию, своего приятеля из Трутвилля, который работал на сортировочной станции.
— A-а, Осия, привет. Как поживаешь?
— Осия хорошо поживает, миз Иджи.
— Тебе что-нибудь нужно?
— Миз Иджи, нас целая куча ребят вон там, во дворе. Мы вашу барбекю уже два месяца каждый день нюхаем и просто с ума сходим, вот мы и подумали, может, миз Иджи продаст нам несколько сандвичей с барбекю? У меня с собой деньги есть.
Иджи вздохнула и покачала головой.
— Осия, дружище, будь моя воля, я бы вас пригласила зайти и за стол усадила бы, но сам понимаешь, не могу я этого.
— Да, мэм.
— В городе орудует банда, которая за минуту все тут дотла спалит, а мне еще жить не надоело.
— Да, мэм.
— Но ты пойди и скажи своим ребятам, что, если им что-нибудь понадобится, пусть не стесняются и приходят с черного хода в любое время.
Он просиял:
— Да, мэм.
— Сипси вам все подаст.
— Да, мэм, спасибо.
— Сипси, дай им барбекю и что там еще им надо, пусть скажут. И пирога не забудь.
Сипси проворчала вполголоса:
— Ох, накличете вы беду на свою голову с этими ку-клуксами, а меня убьют до смерти. И вы меня больше никогда не увидите, нет, мэм.
Но сандвичи все-таки приготовила и еще дала виноградного вина и пирога, сложив все в бумажный пакет вместе с салфетками.
Дня через три в кафе вошел запыхавшийся Грэди Килгор, огромный, как медведь, местный шериф и по совместительству железнодорожный детектив. Он когда-то дружил с Бадди, братом Иджи.
Грэди бросил шляпу на вешалку и сказал Иджи:
— Есть разговор.
Она принесла кофе и села напротив. Грэди навалился грудью на стол и приступил к своим нелегким обязанностям.
— Иджи, тебе не следует продавать еду черным, и ты это не хуже меня знаешь. В городе есть парни, которые не очень-то это дело приветствуют. Никто не желает обедать в помещении, куда заходят черные, это неправильно, и вообще, ты не должна этого делать.
Иджи немного помолчала и кивнула головой в знак согласия.
— Ты прав, Грэди, я и сама прекрасно знаю, что не должна этого делать.
Грэди откинулся на спинку стула и с облегчением вздохнул. Но она продолжала:
— Смешно получается, правда, Грэди? Вечно люди делают то, чего им не следует делать. Возьми, например, себя. По-моему, многие уверены, что в воскресенье после службы тебе не следует ходить к реке на свидания с Евой Бейтс. Глэдис наверняка считает, что тебе не надо этого делать.
Мало того, что Грэди, помимо всего прочего, отправлял службу в баптистской церкви, он еще и был женат на Глэдис, в девичестве Моутс, которая славилась на редкость вспыльчивым характером.
— Перестань, Иджи. Это совсем не смешно.
— А по-моему, смешно. Почти так же смешно, как шайка взрослых лбов, которые, накачавшись для храбрости виски, ходят с простыней на голове.
Грэди позвал Руфь, стоявшую за стойкой:
— Руфь, сделай милость, подойди сюда и одолжи ей хоть немного здравого смысла. Я пытаюсь уберечь ее от серьезных неприятностей, а она не хочет меня слушать. Я не буду называть имен, но кое-кто не желает, чтобы она продавала еду черномазым.
Иджи закурила «Кэмел» и улыбнулась.
— Вот что я тебе скажу, Грэди. В следующий раз, когда эти кое-кто заявятся сюда — Джек Баттс, например, или Уилбур Уимс, или Пит Тидуэлл, — я скажу им: если вы не хотите, чтобы весь город знал, кто прячется под этими дурацкими простынями, то почему бы вам не сменить башмаки, когда в следующий раз отправитесь на свои идиотские сборища?
— Иджи, да погоди ты…
— Черт возьми, Грэди, меня не одурачишь. Да я где угодно узнаю эти здоровенные башмаки.
Грэди взглянул на свои ботинки. Он как-то растерял весь свой пыл.
— Ну хватит, Иджи. Должен же я им что-то ответить. Так что, прекратишь ты это или нет? Руфь, да подойди же ты сюда, помоги мне сдвинуть с места эту упрямую ослицу.
Руфь подошла к столу.
— Ой, Грэди, ну какой может быть вред от нескольких сандвичей, которые мы продали с черного хода? Это же не то чтоб они зашли сюда и сели с вами за один стол.
— Ну не знаю, Руфь… Надо будет поговорить с ребятами.
— Никому они не мешают, никого не трогают…
Грэди задумался.
— Ладно, шут с вами. — Он погрозил Иджи пальцем: — Но чтобы только с черного хода, слышишь?
Грэди поднялся, надел шляпу и снова повернулся к Иджи:
— Покер-то в пятницу состоится?
— Ага, в восемь. И захвати побольше денег, я чувствую, мне повезет.
— Я скажу Джеку и остальным… Пока, Руфь.
— Пока, Грэди.
Иджи покачала головой, глядя ему вслед.
— Жаль, Руфь, что ты не видела, как этот здоровый бугай, пьяный как собака, три дня подряд ревел у реки не хуже ребенка, когда умер Джо, старый негр, который его вырастил. Клянусь, я не понимаю, почему люди перестали использовать свои мозги по назначению. Ты только подумай: этим ребятам противно сесть за стол с черным, но зато они преспокойно едят яйца, вылезшие прямо из куриной задницы.
— Фу, Иджи!
Иджи засмеялась:
— Прости, но иногда они меня просто бесят.
— Знаю, дорогая. Постарайся не принимать это близко к сердцу. Люди так устроены, и ничто в мире их не изменит. Даже ты.
Иджи улыбнулась и подумала: «Что бы со мной стало, если бы не Руфь, с которой всегда можно выпустить пар». Руфь тоже улыбнулась.
Обе понимали — надо что-то делать. И на следующий день блюда в меню, висевшем на двери черного хода, стали на пять-десять центов дешевле. Они решили, что так будет справедливо.
Еженедельник миссис Уимс
«Бюллетень Полустанка»