Неделю назад Хас в этой самой избушке познакомился с «лесным бегуном» Жаном Ленуаром, который ныне служил у секунд-майора Шарля Дешампа де Буаэбера де Рафто. А ныне тот самый секунд-майор с гроздью имён – а ещё, как Хасу успел рассказать Аристид дю Буа, самый настоящий аристократ и будущий наследник титула маркиза – сидел напротив Хаса, одетый не в шелка и бархат, а в примерно такую же замшевую индейскую одежду, что и сам Хас. А ещё в избушке находились Ленуар и Лёня – больше в неё попросту не помещалось.
Француз не знал ничего про события на Мононгахеле и был весьма приятно удивлён новостью о том, что армия генерала Брэддока была полностью уничтожена. А вот слухи о том, что на острове Святого Иоанна появились какие-то люди, которые якобы создавали некую «армию Акадии», до него дошли – но, пока к нему не прибыл Ленуар с новостью о том, что он познакомился с этими таинственными людьми, он в это не особенно-то и верил. По его словам, слишком много ходило различных слухов, как правило, не подтверждавшихся.
Зато известие о том, что эти люди должны вернуться к избушке в ближайшее время, заставило его действовать – и он в сопровождении Ленуара немедленно направился сюда и дождался прибытия группы Хаса.
Разговаривали они на некой смеси английского и французского – Буаэбер английский знал весьма посредственно, Ленуар получше, но именно на уровне торговца – ведь он много лет торговал с английскими и немецкими переселенцами в английской части Акадии. Зато и Хас, и Лёня успели несколько подтянуть язык Вольтера за время, проведённое в Квебеке и на острове Святого Иоанна.
Обычно французы предпочитали сначала вдоволь поговорить о погоде, о здоровье, о винах и так далее. Но Буаэбер сразу перешёл к делу. Француза, которого Хас для простоты попросил разрешения называть просто Шарлем, интересовало буквально все: что произошло на Мононгахеле и на Ниагаре, что происходит на острове Святого Иоанна, какими силами располагает Хас и, главное, каковы у него дальнейшие планы. Про события у форта Дюкень и про засаду на пути в Квебек Самум рассказал достаточно подробно, а вот про собственные силы и дальнейшие фразы отделался общими словами и туманными намеками. Доверяй, но проверяй.
Но будущий маркиз задумался, а затем неожиданно спросил:
– Мсье Хас, или я очень ошибаюсь, или вы здесь с разведывательной миссией, и в ваших планах усложнить жизнь нашим английским «друзьям», захватившим форт Босежур?
– Именно так, Шарль. Более того, мы намереваемся в ближайшее время отбить и этот форт, и форт Гаспаро у неприятеля.
– Вот, значит, как… – И он задумался.
Но вместо ожидаемых фраз о том, что это невозможно, он неожиданно спросил:
– Господа, а мои люди могут вам чем-нибудь помочь?
– Можете, Шарль. Босежур мы, надеюсь, возьмём своими силами. А вот при Гаспаро, как мне кажется, ваша помощь была бы очень кстати. Тем более, по рассказам мсье Ленуара, – он кивнул в сторону бывшего «лесного бегуна», – у вас и у самих были такие планы.
– Буду очень рад, если вы позволите мне поучаствовать в этом деле.
– Тогда слушайте…
Договорившись о дальнейших шагах и планах, офицеры пожали друг другу руки, и каждый двинулся в свою сторону – Хас и Леонид к ожидавшему их кораблю, а французы к привязанным у кромки леса лошадям. Погруженный в свои мысли, Хас шёл и мурлыкал под нос песенку «война – работа спецназа», что было явным признаком его задумчивости… А Лёня, чтобы не отвлекать Хаса, шагал молча и думал о том, как претворить в жизнь то, что только что обсуждалось в избушке.
25 октября 1755 года.
Акадия, избушка у реки Тидниш
Капитан-лейтенант, а ныне майор Леонид Зинченков, позывной «Удав»
Лёня уже в третий раз сидел в этой избушке и начинал думать, что он к ней потихоньку привыкает. Она уже стала казаться ему какой-то родной, что ли… Вторая встреча с майором Шарлем (в остальные имена и титулы Лёня даже не вникал) была уже предметной. У Хаса сложился замысел захвата Босежура, дело оставалось за малым, сиречь за реквизитом. И пока Лёня не спеша пил с Жаном принесённый с собой травяной чай, Хас с Шарлем обсуждали детали.
Хас сидел на низком стуле, лицом к двери. Давняя привычка, которая вырабатывается у офицеров соответствующего профиля годами пиратской жизни… Томагавк был прислонен к ножке столика, карабин стоял в углу, за плечом Самума. Но Лёня наметанным глазом видел, что и карабин, и топорик стоят так, что Хас при необходимости мог бы их подхватить, не слезая со стула.
Хас просил у Шарля французскую военную форму. Требовалось ни много ни мало, а около сотни комплектов.
Майор Шарль задумчиво повертел в руках стаканчик чая и сказал:
– Друг мой, в нашем распоряжении остался один склад, до которого англичане пока не добрались. И он, кстати, недалеко от этих мест. Мы думали, там будут запасы пороха или, на худой конец, провизии. Но там оказались как раз-таки запасы формы, шанцевого инструмента и ещё какой-то мелочи…
– Будьте любезны, посмотрите, пожалуйста, – настойчиво попросил Хас. – Если она там есть, вы нам очень поможете.
– Могу я и мои люди принять участие в вашей кампании?
Хас откинулся на стульчике. Он очень хорошо помнил одну из основных аксиом спецназа: «Командир группы должен быть трусом. Он должен бояться идти в бой с неподготовленными людьми». А Шарль и его люди не были подготовлены к тому, что задумал Хас.
– Не в этот раз, Шарль, – мягко сказал Самум. – Операция уже спланирована, все роли уже расписаны. Менять сейчас что-либо не только не имеет смысла, но и может навредить нашему замыслу. Тем более что форт Гаспаро мы будем брать практически сразу после Босежура, и там нам очень пригодится ваша помощь, – поспешно добавил он, видя обиду в глазах майора.
Надо отдать должное французу, он совладал со своими эмоциями. Кивнул Хасу, и они продолжили разговор.
Лёня прихлебывал чай, слушал болтающего Жана и думал, что они не такие уже и чужие в этом мире. И эта сцена в избушке кажется ему уже чем-то обыденным и само собой разумеющимся. Конечно, парни скучали по семьям, у кого они были, скучали по тому миру, который остался в прошлом (или в будущем?), но все уже вписались в местные реалии, перед ними была цель, и они планомерно шли к этой цели…
2 ноября 1755 года.
Форт Кобекид, Новая Шотландия
Подполковник Роберт Монктон, командующий английскими войсками в Северной Акадии
Я сидел на крыльце нарядного красного дома – вряд ли его бывший хозяин полагал, что строит штаб-квартиру для английского командования – и наблюдал, как пленные французы возводят стену вокруг Кобекида. Домики французов я приказал превратить в казармы для регулярных войск, а колониалам строить своё жильё, если они не хотели жить в палатках. Но после того, как две недостроенные казармы рухнули, покалечив полторы дюжины этих увальней, я принял решение пригнать несколько сотен французов из ещё не очищенных поселений – если кто-нибудь из них погибнет, невелика потеря, да и людей, умеющих плотничать, среди них было немало. Их жёны готовили еду, для них и для нас, а нередко и скрашивали наш досуг. Дети постарше им помогали, а те, кто не мог это делать по возрасту, были нашими «гостями» в одном из сараев – сначала я хотел их отпустить, но потом понял, что более действенного рычага воздействия на лягушатников трудно себе представить.
В первую неделю тридцать или сорок французов – как правило, тех, у кого не было семей – смогли бежать из Кобекида, – десяток из них мои люди смогли подстрелить, но не более того. После этого я сообщил колониалам, что, если казармы не будут построены, им придётся зимовать в палатках – и что я даю им полную свободу действий по отношению к лягушатникам, которые посмеют бежать либо просто будут работать спустя рукава. И после нескольких показательных казней – а нередко нерадивых французов попросту забивали до смерти либо калечили – качество работы резко возросло, и Кобекид превратился в крепость. Через три-четыре недели всё будет закончено, после чего мы оставим пару десятков плотников, печников, кровельщиков и других ремесленников, а остальных выгоним на лёд Кобекидского залива, который к тому моменту уже должен будет сформироваться – пусть идут, куда хотят. И если кто провалится, ну что ж, сами французы говорят, à la guerre comme à la guerre – на войне как на войне.
Да, не так давно я и сам был сторонником более мягких мер. Два года назад, в первую мою командировку в эти места, немецкие поселенцы в Луненбурге устроили мятеж. Вице-губернатор Чарльз Лоуренс – в честь которого был назван недавно сожжённый форт – потребовал «самых решительных и жестоких мер» против «зарвавшихся колбасников, которым была оказана милость и разрешено было поселиться на землях его величества». Я вместо этого провёл расследование и выяснил, что новый фискальный агент того района – уже запамятовал, как его звали – требовал с них почти в три раза больше налогов, чем было положено. Разницу он, естественно, клал в свой необъятный карман, не забывая делиться с вышестоящими – почему иначе Лоуренс был столь недоволен, когда я восстановил справедливость?
Но вскоре я понял, что всё же совершил ошибку, – после этого и другие, в первую очередь французы, решили, что им теперь всё дозволено, и война отца Ле Лутра возгорелась с новой силой. Да, если бы мы не взяли Босежур и Гаспаро, она продолжалась бы до сих пор… Так что с тех пор меч правосудия в моих руках карает неотвратимо. Ведь моя задача – соблюдать интересы правительства его величества, а не проявлять неуместную заботу о его врагах. И в данной ситуации я не собираюсь ни кормить лягушатников и их семьи, ни дать кому-либо из них возможность доложить врагу о наших планах. Имеющих все шансы на успех, кстати.
Полторы недели назад я получил голубя от Пишона. Когда мы захватили Босежур, нам досталась и тамошняя голубятня с двумя дюжинами почтовых голубей. Две пары я передал лягушатнику на случай непредвиденных обстоятельств. И недавно два из них – их всегда запускают парами на случай, если один не долетит до цели – доставили мне следующее.