– А на следующий день, двенадцатого?
– Заезжал после обеда. Велел Миччике не разбирать мостки. Он поехал, а я торчал там еще полчаса, ждал синьора Спечале.
– Вы заходили внутрь, проверяли?
– Ага. Все в порядке было.
– И в гостиной?
– И в гостиной.
– А потом?
– Потом наконец приехал синьор Спечале.
– На чем?
– На машине. Он как здесь появился, сразу взял машину напрокат.
– И пасынок был с ним?
– Ага.
– В каком часу это было?
– Часа в четыре, наверное.
– Вниз спускались?
– Все втроем.
– А что вы там видели без света?
– У меня был с собой мощный фонарик. И у Спечале тоже. Синьор Спечале проверил каждую мелочь, он старикан въедливый и дотошный, потом я у него спросил, можно ли заделывать вход и ровнять грунт, и он сказал, что можно. Потом я в последний раз глянул, и мы с синьором Спечале вышли. Попрощались, да я и поехал.
– А Ральф?
– Этот взял у отчима фонарь и остался внизу.
– Зачем?
– Да кто ж его знает? Нравилось ему под землей. Смотрел на запакованные рамы да зубы скалил. Я ж говорил, у него не все дома.
– То есть вы уехали, а Спечале и Ральф остались в Пиццо?
– Да, я их там оставил. В конце концов, у синьора Спечале были ключи от верхнего, жилого этажа.
– Не помните, во сколько приблизительно вы уехали?
– Почти пять было.
– Почему ж вы известили Миччике, что можно разбирать мостки, только в девять вечера?
– Да я ему звонил раза три как минимум! Никто трубку не брал! Только вечером дозвонился!
Сходится. Всю вторую половину дня Миччике с женой просидели в больнице Монтелузы.
– А вы что делали после того, как уехали из Пиццо?
Дипаскуале гоготнул:
– Алиби ищете?
– Если есть алиби, тем лучше.
– Есть. Я поехал в офис Спиталери. Там мы с секретаршей должны были ждать его звонка, с шести до восьми.
– Но он же еще не долетел до Бангкока! – удивился Фацио.
– Конечно, не долетел. Но у него была пересадка – не помню, как это место называется. Спиталери этот маршрут хорошо знает. Он туда часто летает.
– И как, позвонил?
– Угу.
– Это был важный звонок?
– Довольно-таки. Нам как раз должны были выдать подряд. И если бы выдали, мне пришлось бы сразу кое-чем заняться.
«В частности, разнести причитающиеся конвертики семьям Синагра и Куффаро, мэру и всем, кому следует», – подумал комиссар, но промолчал.
– И как, выдали? – полюбопытствовал Фацио.
– Двенадцатого еще не приняли решение. Только четырнадцатого решили.
– В вашу пользу? – снова спросил Фацио.
– Да.
Кто бы сомневался.
– Вы сообщили Спиталери?
– Да, на следующий день. Позвонили ему в Бангкок, в гостиницу.
– Кто позвонил?
– Мы с секретаршей. В общем, если хотите знать, что там было в Пиццо после того, как я уехал, звоните в Германию синьору Спечале.
– Вы что, не знаете? Он умер.
– Кондрашка хватила?
– Нет, свалился с лестницы у себя дома.
– Ну, спросите тогда у Ральфа.
– Так Ральф тоже умер. Мне буквально полчаса назад сообщили.
Дипаскуале оторопел:
– Ка… как это?
– Сел в поезд вместе с отчимом, но до Кельна не доехал. Наверное, выпал по дороге.
– Какой-то проклятый этот дом в Пиццо! – воскликнул пораженный прораб.
«Это ты мне говоришь!» – подумал Монтальбано.
Взял со стола распечатку с фотографией девушки и протянул Дипаскуале. Тот взял, взглянул на фотографию и залился густой краской.
– Знаете ее?
– Да. Это одна из близняшек, которые жили в последнем доме, как едешь в Пиццо.
Так вот почему заявление об исчезновении было подано во Фьякке! В то время Монтереале относился к их участку.
– Это ее убили? – спросил Дипаскуале, не выпуская из рук листка.
– Да.
– Это совершенно точно…
– Да, слушаю.
– Помните, что я в прошлый раз рассказывал? Это та самая девчушка, за которой Ральф голышом гонялся и которую Спиталери спас.
И тут же Дипаскуале понял свою оплошность. Ляпнул, не подумав, поставил под удар Спиталери. И попытался отыграть назад:
– А может, и нет. И даже без «может». Я перепутал. Это ее сестра была, однозначно.
– Вы часто видели близняшек?
– Нет, не часто. Иногда. Когда едешь в Пиццо, другой дороги нет, кроме как мимо их дома.
– Что ж тогда Миччике говорит, что ни разу ее не видел?
– Комиссар, рабочие к семи утра на стройку съезжались. В такую рань девочки еще спали. А заканчивали работу в полшестого, когда они еще на пляже были. А я все время уезжал и приезжал.
– И Спиталери тоже?
– Он пореже.
– Спасибо, можете идти, – подвел черту Монтальбано.
– И как вам алиби Дипаскуале? – спросил Фацио, когда за прорабом закрылась дверь.
– Может быть, настоящее, а может – выдумка. Тут все держится на звонке Спиталери, но как знать, был ли этот звонок на самом деле.
– Можно у секретарши спросить.
– Смеешься? Секретарша скажет и сделает все, что велит Спиталери. Иначе ее мигом попрут с работы. А с работой нынче напряженка, так что рисковать она точно не будет.
– У меня такое ощущение, что мы топчемся на месте.
– И у меня тоже. Послушаем, что завтра нам скажет Адриана.
– А зачем вам понадобился Филиберто, я что-то не понял.
– Да низачем. Хотел просто посмотреть на реакцию Дипаскуале. Подозревает он, что это мы с тобой навестили их вчера ночью, или нет.
– По-моему, про нас они еще не подумали.
– Рано или поздно до них дойдет.
– И что они тогда сделают?
– Я думаю, напролом не полезут. Спиталери пойдет пожалуется своим дружкам-покровителям, а те уже что-нибудь предпримут.
– И что же именно?
– Фацио, давай сперва дождемся, пока нам дадут по башке, а потом уж станем хныкать.
– Ну ладно, – начал Фацио, – я пой…
Закончить он не успел – раздался грохот, будто рядом жахнули из пушки. Это впечаталась в стену распахнувшаяся дверь. Катарелла так и застыл на пороге с воздетым кулаком, в другой руке – конверт.
– Простите, синьор комиссар, за шум. Письмо принесли вот прямо сейчас.
– Дай сюда и исчезни, пока я тебя не пристрелил.
В большом конверте лежали две страницы факса, отправленного из Германии на номер агентства Каллары.
– Ты тоже послушай, Фацио. Тут говорится о смерти Ральфа. Мне уже Каллара сообщил.
Монтальбано принялся читать вслух.
Уважаемый синьор Каллара!
Три месяца назад я случайно прочла в газете, в разделе хроники, заметку, копию которой вместе с переводом вам высылаю.
Я сразу как почувствовала – наверное, материнское сердце подсказало, – что эти злополучные останки принадлежат моему бедному Ральфу, которого я неустанно ждала все эти долгие годы.
Я попросила, чтобы провели сравнительный анализ ДНК найденного тела и моей. Добиться этого было непросто, мне пришлось долго обивать пороги.
Наконец несколько дней назад пришел результат.
Все данные идеально совпали – останки, без тени сомнения, принадлежат моему бедному Ральфу.
Поскольку никаких следов одежды не найдено, полиция полагает, что Ральф ночью в поезде встал, чтобы выйти в туалет, но по ошибке открыл наружную дверь и выпал из вагона.
Этот дом на Сицилии принес нам одни несчастья, из-за него погибли мой сын Ральф и мой муж Анджело, который по возвращении с Сицилии переменился до неузнаваемости – так на него повлияло исчезновение Ральфа.
Вот почему я хочу, чтобы дом был продан.
В ближайшие дни я вышлю вам по факсу копии всех документов, касающихся строительства дома: проект, разрешение на строительство, сертификат земельного кадастра, все договоры с фирмой Спиталери. Они пригодятся вам как для оформления строительной амнистии, так и для дальнейшей продажи.
Гудрун Вальсер
Перевод газетной заметки выглядел так:
НАЙДЕНЫ НЕОПОЗНАННЫЕ ОСТАНКИ
Позавчера, в ходе ликвидации возгорания зарослей кустарника на откосе железнодорожных путей приблизительно в двадцати километрах от Кельна, прибывшие на борьбу с огнем пожарные обнаружили внутри полузаглубленного технического тоннеля человеческие останки. Идентифицировать их не удалось, поскольку рядом с телом не было найдено ни одежды, ни документов.
Проведенная аутопсия показала, что останки, несомненно, принадлежат молодому человеку, смерть которого наступила не менее пяти лет назад.
– Как-то не очень мне верится в падение с поезда, – заметил Фацио.
– Мне тоже. По мнению полиции, Ральф встал, чтобы выйти по нужде. Он что, голышом в туалет ходит? А если встретит кого-нибудь в коридоре?
– А вы что думаете?
– Ты знаешь, больно уж тут все зыбко, доказательств мы никогда не получим. Не исключено, что Ральф положил глаз на какую-нибудь молоденькую пассажирку и решил, по своему обыкновению, как рассказывал Дипаскуале, пойти с ней голышом пообниматься. И могло так случиться, что он наткнулся на мужа, жениха, папашу, который взял и выкинул его в окошко.
– Как-то это слегка за уши притянуто.
– Возможно и другое объяснение. Самоубийство.
– С какой стати?
– Построим гипотезу, исходя из того факта, что двенадцатого октября во второй половине дня, если верить Дипаскуале, Анджело Спечале вместе с пасынком остались в Пиццо одни. Предположим, Анджело сел на террасе любоваться закатом, а Ральф тем временем пошел прогуляться к дому Морреале. Вспомни, что рассказывал Дипаскуале: однажды Ральф уже пытался изловить Рину. И тут он случайно ее встречает и на сей раз уже не хочет упускать. Приставляет нож к горлу и тащит с собой на нижний этаж. Тут происходит трагедия. Ральф заворачивает девушку в пленку, прячет в сундук, собирает ее одежду, кидает где-нибудь в доме и идет на террасу сумерничать с Анджело. Но тот обнаруживает вещи девушки – возможно, в последний день. Не исключено, что в момент убийства на них попала кровь.