– Я т-тебя! Это я одной настырной мухе, так и норовит на нос сесть. Я т-тебя!
Еле отбился.
– Ах да, я тут что подумала. Может, вызовешь меня завтра утром в отделение и устроишь допрос с пристрастием наедине, как мечтал Томмазео? – И бросила трубку, хохоча.
Какой там холодильник! Какая еда! Первым делом надо разбежаться и прыгнуть в море и плавать долго-долго, пока не прояснится в голове, пока не остынет кровь, которая близка сейчас к точке кипения. В такое-то пекло Адриана решила поддать еще жару!
И как раз тогда, когда он плыл в ночной темноте, что-то начало грызть его изнутри. Хорошо знакомое ощущение. Он лег на спину, открыл глаза и смотрел на звезды. Чувство было такое, будто какой-то буравчик с огромным трудом вгрызается в мозг. С классическим подвизгиванием на каждом обороте: цвир… цвир… цвир…
Раздражает ужасно, но в целом ничего необычного, за долгие годы Монтальбано к нему даже привык – это означало всего-навсего, что сегодня он услышал что-то очень важное, что может стать ключом к разгадке, но сразу не обратил на это внимания.
Но когда он это услышал? И кто это сказал?
Цвир… цвир… цвир…
Эта неотвязная мысль начинала уже действовать на нервы.
Он поплыл к берегу медленными размашистыми гребками.
Вошел в дом и понял, что аппетит совершенно пропал. Тогда он достал непочатую бутылку виски, стакан и пачку сигарет и прямо как был, мокрый и в мокрых плавках, уселся на веранде. Ломал голову и так и эдак, но ничего в нее так и не пришло. Через час он сдался. Глухо. Раньше, подумал он, стоило хоть чуть-чуть сосредоточиться, как в памяти тут же всплывало то, что его зацепило. «Раньше – это когда?» – спросил он себя. «Когда ты был помоложе, Монтальбано», – пришел резонный ответ.
Он решил все-таки чего-нибудь поесть. Вспомнил, что Адриана просила поставить прибор и для нее. Хотел было так и сделать, но сразу передумал, слишком нелепо.
Накрыл на одного, пошел на кухню, продолжая думать об Адриане, положил руку на дверцу холодильника, и тут его тряхнуло.
Да что ж такое? Наверное, холодильник барахлит. Пользоваться таким опасно, придется покупать новый.
Но почему тогда его рука по-прежнему на ручке холодильника, а тока он больше не чувствует?
А может быть, это не электричество? Может, это сработало что-то внутри? Короткое замыкание в мозгах?
Тряхнуло его, когда он думал об Адриане! Значит, это она сказала что-то важное!
Комиссар снова вернулся на веранду. Аппетит как рукой сняло.
И тут вдруг слова Адрианы прозвучали в его голове. Он вскочил, схватил сигареты, спустился на пляж и принялся расхаживать вдоль моря.
Через три часа пачка закончилась, а ноги ныли от долгой ходьбы. Монтальбано вернулся в дом, взглянул на часы. Три утра. Он умылся, побрился, тщательно оделся, выпил убойную дозу кофе. Без пятнадцати четыре вышел из дома, сел в машину и уехал.
В этот час доберется еще по холодку. И привычным ходом, безо всяких гонок в стиле Галло.
Его вела надежда. Такая зыбкая, такая воздушная, что могла бы полностью испариться от одного-единственного «да» или «нет». Если точнее, его вела безумная фантазия.
Когда Монтальбано добрался до Пунта-Раизи, было почти восемь. Нормальный водитель за это время обернулся бы туда и назад.
Зато дорога была спокойная, жара не донимала, с другими автомобилистами толкаться не пришлось.
Припарковался, вышел. Дышалось тут лучше, чем в Вигате.
Первым делом он направился в бар: двойной ристретто, пожалуйста.
Потом заявился в отделение полиции аэропорта:
– Я – комиссар Монтальбано. Синьор Капуано на месте?
Капуано он неизменно навещал всякий раз, как приезжал сюда встречать или провожать Ливию.
– Только что вошел. Можете зайти к нему, если хотите.
Постучал, зашел.
– Монтальбано! Даму свою встречаешь?
– Нет, приехал попросить тебя кое с чем помочь.
– Чем смогу. Слушаю.
Монтальбано рассказал.
– Какое-то время на это уйдет. Но у меня есть нужный человек. – И крикнул: – Каммарота!
Вошел мужчина лет тридцати, смуглый, как инка, в глазах искрился ум.
– Будешь в распоряжении комиссара Монтальбано, это мой друг. Можете сесть прямо здесь, за мой компьютер, все равно я сейчас иду к начальству с докладом.
В кабинете Капуано они просидели до полудня, выцедив по два кофе и по два пива на брата. Каммарота оказался мужиком дошлым и компетентным, он звонил в министерства, аэропорты, авиакомпании. В конечном счете комиссар узнал все, что хотел.
Сев в машину, он расчихался – отложенный эффект пребывания под кондиционером.
На полпути домой попалась траттория, перед которой были припаркованы три фуры – верный знак того, что кормят тут неплохо. Сделав заказ, он пошел позвонить.
– Адриана? Это Монтальбано.
– Вот здорово! Решил допросить меня с пристрастием?
– Мне надо с тобой встретиться.
– Когда?
– Сегодня вечером, в Маринелле, часов в девять. Поужинаем у меня.
– Постараюсь все уладить и выбраться. Есть новости?
Как она догадалась?
– Похоже, что да.
– Люблю тебя.
– Никому не говори, что едешь ко мне.
– Без проблем!
Сразу после этого он позвонил на работу, велел соединить с Фацио.
– Комиссар, вы где? Я вас сегодня утром искал, а то…
– Потом расскажешь. Я сейчас еду из Палермо, есть срочный разговор. Встретимся в отделении в пять. Все остальные дела отложи, ради бога.
Огромные лопасти вентилятора на потолке в траттории вращались, создавая приятную прохладу, – можно было хотя бы сидеть спокойно, не беспокоясь, что трусы и рубашка прилипнут к коже. Кормили хорошо, как и ожидалось.
Садясь в машину, Монтальбано подумал, что если на момент отъезда из дома надежда была тоньше волоска, то теперь, по возвращении, она разбухла до размеров полноценной веревки.
Для виселицы.
Зверски фальшивя, он затянул «О, Лола» из «Сельской чести».
Добравшись до Маринеллы, комиссар принял душ, переоделся и помчался в отделение. Его трясло от нетерпения, лихорадило, любая помеха бесила.
– Ой, синьор комиссар! Тут звонил…
– Начхать мне, кто звонил. Фацио ко мне, срочно.
Включил вентилятор. Фацио примчался бегом – видать, извелся уже от любопытства.
– Заходи, закрой дверь и садись.
Фацио послушно присел на краешек стула, жадно уставившись на комиссара, будто охотничий пес.
– Знаешь, что вчера в Пунта-Раизи была забастовка, из-за которой наотменяли кучу рейсов?
– Нет, не знал.
– По местным новостям передавали.
Брехня, конечно, но ему не хотелось признаваться, что он узнал это от Адрианы.
– Ну ладно, комиссар, была забастовка. Кто в наше время не бастует? А нам-то что?
– То что надо.
– Понял, комиссар. Вы решили издалека зайти, потомить меня на медленном огне.
– А сам сколько раз так делал?
– Ладно, считайте, что отыгрались, только не молчите.
– Так вот, услышал я про забастовку, но поначалу не придал этому значения. А потом мало-помалу в голове стала складываться некая версия. Я хорошенько над ней поразмыслил, и внезапно все встало на свои места. Ясно как день. Так что с утра пораньше я выехал в Пунта-Раизи. Надо было проверить, подтвердится ли эта изначальная версия.
– И подтвердилась?
– Целиком и полностью.
– И что?
– Это значит, что теперь я знаю, кто убил Рину.
– Спиталери, – очень спокойно сказал Фацио.
18
– Э, нет! – вспылил Монтальбано. – Ты не можешь так взять и похерить мне весь эффект! Не пойдет! Это я должен был назвать имя! Никакого уважения к начальству!
– Молчу как рыба, – заверил его Фацио.
Монтальбано подуспокоился, но Фацио так и не понял, всерьез он рассердился или в шутку.
– Как ты догадался?
– Комиссар, вы ездили за подтверждением в Пунта-Раизи. До тех пор, пока не доказано обратное, Пунта-Раизи – это аэропорт. А кто из подозреваемых улетел на самолете? Спиталери. Потому что Анджело Спечале вместе с Ральфом укатили поездом. Верно?
– Верно. В общем, когда я услышал про забастовку, то подумал, что мы всегда принимали алиби Спиталери за чистую монету. К тому же я знал, что коллеги из Фьякки, которые занимались пропавшей девушкой, в свое время взялись за Спиталери и тот от них отбрыкался, как раз сославшись на полет в Бангкок. Я думал, они это проверили. Поэтому мы даже не пытались установить, действительно ли он улетел в Бангкок в тот самый день.
– Но, комиссар, косвенное подтверждение есть: в этот день он во время пересадки звонил Дипаскуале и секретарше. Я совершенно уверен, что этот звонок был.
– Но кто сказал, что он звонил с пересадки? Если ты наберешь меня через код с телефона-автомата или с мобильного, как я определю, где ты находишься? Ты можешь заявить, что звонишь с вершины Амба-Арадом или с Северного полярного круга, и мне придется поверить тебе на слово.
– Тоже верно.
– Поэтому я и поехал в отделение Пунта-Раизи. Люди там хорошие, вошли в положение: проковырялись мы часа четыре, но я все выяснил. Двенадцатое октября пришлось на среду. Рейс «Тайских авиалиний» вылетает из аэропорта Фьюмичино в Риме в четырнадцать пятнадцать. Спиталери едет в Пунта-Раизи, чтобы сесть на самолет Палермо – Фьюмичино и попасть в Рим аккурат к нужному рейсу. Вместо этого в Пунта-Раизи выясняется, что по техническим причинам вылет самолета до Рима задерживается на два часа. Поэтому на самолет до Бангкока он уже не успевает. Так Спиталери застревает в Пунта-Раизи. Ему удается поменять билет, перенеся вылет на следующий день. В целом ничего страшного: есть рейс «Тайских авиалиний» в четверг в четырнадцать сорок пять. До этих пор все железобетонно.
– В каком смысле?
– В том смысле, что все мной сказанное можно подтвердить документально. Теперь переходим к предположениям. Представим, что Спиталери в Палермо делать было нечего, и он решил вернуться в Вигату. Думаю, он поехал через Трапани, а значит, по дороге должен был проезжать мимо Монтереале. Ему приходит в голову заодно посмотреть, закончили ли в Пиццо работы. Учти, что решение насчет того, чтобы отложить засыпку нижнего этажа на день, принял Дипаскуале, поэтому Спиталери ничего об этом не знал. Прие